Человек-амфибия (первоначальный, журнальный вариант романа) - Александр Беляев

— О результатах обыска я знаю из газет, — мягко прервал его епископ. — Какие меры вы приняли в отношении Сальватора? Он арестован?

— Да, он арестован вместе с молодым человеком, называемым Ихтиандром, — он же «морской дьявол». Поимка «дьявола» для нас была совершенной неожиданностью. «Морской дьявол» — опасный преступник; «водолаз-революционер», который доставил правительству в последнее время столько хлопот, оказался одним из чудовищ зверинца Сальватора. В настоящее время эксперты — профессора университета занимаются изучением всех этих монстров[38]… Мы не могли, конечно, весь зверинец этих живых вещественных доказательств перевезти в город. Их пришлось оставить под охраной в садах Сальватора. Но Ихтиандр привезен и содержится в тюрьме. Представьте себе, ему пришлось соорудить большой бак, так как он заявил, что не может жить без воды. И он, действительно, чувствовал себя очень плохо. Очевидно, в его организме Сальватор произвел какие-то необычайные изменения, которые и сделали из этого юноши человека-амфибию. Наши ученые разрешат этот вопрос.

Выждав паузу, епископ тем же тихим голосом сказал:

— Меня больше интересует судьба Сальватора. По какой статье он подлежит ответственности? И, — каково ваше мнение, — будет ли он осужден?

Прокурор развел руками:

— Дело Сальватора — редкий юридический казус. Признаюсь, я еще не квалифицировал преступление. Проще всего, конечно, было бы обвинить Сальватора в производстве незаконных операций и причинении увечий. Но дело в том, что Сальватор представил разрешения родителей на производство операций над их детьми. Что же касается увечий, то… гм… Как бы это сказать? Эти увечья, по мнению экспертов, представляют известную целесообразность… (епископ насторожился) …и дают оперированным даже некоторые преимущества. Все эти карманы, сделанные Сальватором в коже детей, необычайная подвижность их суставов… Если дикари сами протыкают дыры в ушных мочках, чтобы носить трубки, то почему бы им не обзавестись и карманами в боку для табачка? Ха-ха-ха! Я, конечно, не согласился бы иметь портфель на собственном теле и засовывать себе дела под кожу, но дикари…

Лицо епископа все более хмурилось:

— И вы полагаете, что во всем этом нет состава преступления?

Прокурор поднял брови:

— Есть, или будет, но какой? Чорт!.. гм… Простите, сорвалось… Мне было подано еще одно заявление от какого-то индейца Бальтазара. Он утверждает, что Ихтиандр — его сын. Доказательства слабоваты, но мы, пожалуй, сумеем использовать этого индейца как свидетеля обвинения, если эксперты установят, что Ихтиандр, действительно, его сын. Только один Бальтазар не давал разрешения на производство операции.

— Значит, в лучшем Случае Сальватор будет обвинен только в нарушении медицинского устава за производство операции над ребенком без разрешения родителя?

— И, может быть, за причинение увечья. Это уже посерьезнее… Но в этом деле есть еще одно осложняющее обстоятельство. Эксперты, — правда, это неокончательное их суждение, — полагают, что нормальному человеку не могла даже явиться мысль совершать такие необычайные операции. Сальватор может быть признан экспертами невменяемым как душевно больной, и тогда…

Епископ сидел молча, сжав свои тонкие губы и глядя на угол стола. Потом он сказал совсем тихо:

— Я не ожидал от вас этого…

— Чего? — спросил озадаченный прокурор.

— Даже вы, блюститель правосудия, как бы оправдываете действия Сальватора, находя его операции не лишенными целесообразности…

— Но что же здесь плохого? Сами родители-индейцы в восторге от своих «усовершенствованных» детей…

— …и затрудняетесь квалифицировать преступление. Суд церкви — небесный суд — смотрит на действия Сальватора иначе! Позвольте же притти вам на помощь и подать вам совет…

— Прошу вас, — смущенно произнес прокурор.

В прищуренных глазах епископа начали вспыхивать искорки возбуждения. Все более и более повышая голос, он заговорил как проповедник, как обличитель:

— Вы говорите, что операции Сальватора не лишены целесообразности, что оперируемые им дети даже получают некоторые преимущества по с сравнению с нормальными детьми. Что это значит? Что творец создал людей не вполне целесообразно? Что потребовались еще кое-какие доделки со стороны профессора Сальватора, чтобы придать человеческому телу вполне совершенный вид?

Прокурор сидел, откинувшись на спинку стула, с широко раскрытыми от удивления глазами. Пред лицом церкви он сам оказался в положении обвиняемого. Он никак не ожидал этого.

— Разве в наших священных книгах не сказано, — продолжал епископ, — что бог сотворил человека по образу и подобию своему? А Сальватор дерзает исказить этот образ и подобие, и вы, — даже вы! — находите это целесообразным.

Голос епископа уже звенел, как колокол, вылитый из бронзы.

— Не нашел ли бог свое творение прекрасным и совершенным? А Сальватор полагает, что суставам человеческого тела не хватает подвижности, что людей надо было сотворить с какими-то карманами, что люди должны быть земноводными существами, — и вы находите все это остроумным и целесообразным! Разве это не хула на бога? Не святотатство? Не кощунство? Или гражданские законы уже не карают у нас за религиозные преступления? Что будет, если вслед за вами все станут повторять; «Да, человек плохо сотворен богом. Надо отдать человека в переделку доктору Сальватору»? Разве это не чудовищный подрыв религии?..

Епископ продолжал низвергать молнии на прокурора, который сидел с посиневшим лицом, подавленный, втянув голову в плечи, как бы обороняясь от хлеставших его бичей.

Когда, наконец, епископ окончил, прокурор поднялся, подошел к епископу и сказал глухим голосом:

— Как христианин — грех мой я принесу в исповедальню, чтобы вы отпустили его. А как должностное лицо — я приношу вам благодарность за ту помощь, которую вы оказали мне. Теперь мне ясно, в чем преступление Сальватора. Сальватор будет обвинен и понесет наказание.

IV. Гениальный безумец

Доктора Сальватора не сломил судебный процесс. В тюрьме он был спокоен, как всегда, держался самоуверенно, со следователем и экспертами говорил с высокомерной снисходительностью, как взрослый с детьми.

Его деятельная натура не переносила бездействия. Он много писал, произвел несколько блестящих операций в тюремной больнице, приглашенный туда тюремным врачом. В числе его новых пациентов была жена тюремного смотрителя. Неправильные роды угрожали ей смертью. Сальватор спас жизнь матери и ребенку в тот самый момент, когда приглашенные для консультации врачи безнадежно опустили руки, заявив, что «здесь медицина бессильна».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});