Моя любимая дура - Андрей Дышев

Я начал замерзать. Немудрено – рубашка-то с короткими рукавами, да и слаксы не предназначены для прогулок в заснеженных горах. Сделал глубокий вдох и побежал. Восемь километров до Адиша – какая, право, чепуха. Особенно когда хочешь согреться, когда тебя преследует милиция, когда на горы опускаются сумерки, а ты понятия не имеешь, где будешь ночевать, и лишь Адиш дает слабую надежду, что не придется рыть себе снежную берлогу, и когда в карманах нет почти ни гроша, и когда желудок урчит от пустоты, и когда от тебя зависит судьба несчастной, одинокой, запутавшейся в жизни женщины; поверьте, очень, очень тогда легко пробежать восемь километров.

Я преодолевал подъемы, спуски, повороты, на бегу хватал пригоршни снега с обочины и прижимал его к разгоряченному лбу, взмахом руки отвечал на приветствие водителей авто, которые протяжно сигналили и что-то кричали мне, должно быть, принимая меня за спортсмена-экстремала. Наконец, когда я согрелся настолько, что от меня уже начал валить пар, я увидел впереди огоньки поселка, и застывшие над верхушками сосен и крышами домов тросы канатной дороги, и пустые кресла со страховочными цепочками и уловил запах жилья, овечьего помета и печного дыма. Откуда-то доносилась музыка. Сначала я слышал только низкие ритмичные удары: бум-бум-бум, но чем ближе я подходил к источнику, тем отчетливее различал вплетенные переливы гитары и синтезатора… Я опять начал замерзать. Рубашка промокла насквозь и не только не согревала меня, но даже доставляла мне больше страданий, чем если бы я был вообще голым по пояс… От дороги вправо поднимались ступени. Музыка доносилась из-за стволов сосен, по которым прыгали разноцветные блики. Бар или ночной клуб… У меня дрожал подбородок, а влажную прядь волос уже прихватило морозом. Я шел на звуки музыки, как голодный пес на запах колбасного магазина. Вот она, стеклянная коробка, наполненная тяжелыми басами рока и разноцветными вспышками. Окна наглухо закрыты шторами, и на них корчатся, выгибаются и извиваются тени. Силуэты рук, плеч, голов неправдоподобно увеличены и искажены. Пляски черных уродов!

Я стащил с себя рубашку и развесил ее на ветке сосны. Вперед, туда, где тепло! Потом я буду думать, как бы раздобыть денег и где переночевать. А сейчас надо только согреться. Я распахнул дверь. В тамбуре стояли два привратника в пятнистых комбезах. Интересно, зачем охранникам ночного клуба маскировочный камуфляж? Они что, под столами засады устраивают? Преградили мне дорогу. По тупым лицам скользят отблески красной лампы.

– Привет! – сказал я, отталкивая руку охранника, как турникет. – Мой номер еще не объявили?

Пока они переваривали этот вопрос и тужились над ответом, я смешался с толпой танцующих. Вокруг лица – красивые и не очень, смуглые и обгорелые до цвета спелой малины; уши с серьгами и без; губы накрашенные и обветренные; носы, носики и шнобели, шелушащиеся, напудренные; и улыбки – ослепительные, ироничные, удивленные: парень по пояс голый! Я оказался в кругу восторженных девушек. Они кричали, пищали и в такт музыке топали. Грохот стоял такой, что на моей голове шевелились волосы. Я тоже начал танцевать – нечто дикарское, шаманское, жуткое, извиваясь, как пламя, приседая и вытягиваясь к черному потолку, по которому в бешеном круговороте вращались звезды. Круг расширялся, вовлекая в себя все больше и больше девушек. Я сделал сальто назад, потом сел в шпагат, но толпе этого было мало, меня подзадоривали все дружней, аплодируя и вопя. Парни, стоящие позади своих девчонок, смотрели на меня недружелюбно, я запросто притянул к себе внимание их подруг, которых они, должно быть, обрабатывали уже не один час… Я кружился как белка в колесе. Встал на руки, прошелся по кругу, словно циркач, под аплодисменты, сделал еще одно сальто, прыгнул вверх. Моему примеру последовал долговязый парень с оранжевыми волосами, он стащил с себя пуловер, обнажив покрытую веснушками грудь, но украденное у меня ноу-хау в его исполнении осталось невостребованным. Девчонки заводились все сильнее, и круг, который они отвоевали для меня, занимал уже едва ли не четверть зала. Я начал выдыхаться и на остатках сил сел в шпагат, уперся ладонями в пол, локти – в живот и медленно оторвал ноги от пола. Свист, аплодисменты! Я прыжком вернулся в нормальное положение, поклонился публике и пошел по кругу с протянутой рукой. Посыпалась мелочь, кто-то сунул мне бутылку пива, кто-то угостил шоколадкой, потом легла пятидесятирублевая бумажка (ого, это уже что-то), потом… Шутка, что ли? Сто баксов!

Я поднял глаза, чтобы лицезреть столь щедрое создание и остолбенел. Она… То есть, конечно, она, но не помню, кто она есть, где и когда мы встречались. Очень знакомое, до боли знакомое лицо! Где же, где же? Актриса? Продавщица? Стоматолог? Не знаю, как ее зовут. Собственно, и не знал никогда. Вот же голова пустая! Стоит передо мной, улыбается краешком губ. Платье до колен, плотно облегающее фигуру. Покрыто блестками, словно чешуйками. Личико хитрое, чуть вытянутое вперед, что отдаленно напоминает милую собачью мордочку…

Я врезал себя по лбу свободной рукой, и мысли тотчас пришли в порядок. Ага! Девушка в красной юбке! Та самая! Конечно, конечно. И она меня узнала.

– Ты? – задал я идиотский вопрос.

Круг смыкался. Начался новый танец, и пары затоптали мою арену. Какой-то парень сильно толкнул меня плечом, взял щедрую поклонницу моего таланта за руку и потянул к себе.

– Потанцуем?

– Я не танцую! – ответила она.

Мы всем мешали. Я соображал намного медленнее, чем мне бы хотелось. Откуда она здесь? Я взял ее под локоть и стал вместе с ней протискиваться сквозь танцующую толпу к столикам, где было немного свободного места. Парень, которого моя знакомая только что отшила, оказался перед моими глазами, словно осенний лист, налипший на ветровое стекло машины. У него было такое лицо, словно ему сильно наступили на ногу, но он сдержался и не закричал.

– Эй, чувак, – сказал он мне и сложил на груди руки, чтобы испугать меня своими бицепсами. – Это моя девушка. Внял?

В этом принципиальном вопросе следовало разобраться, и я спросил:

– Ты его девушка?

Моя знакомая отрицательно покрутила головой.

– Тогда иди и закажи себе стакан кефира, – посоветовал я парню. – Я потом оплачу.

– Понял, – криво ухмыльнулся парень и плюнул мне под ноги. – Так и сделаю.

Он испарился. Мы подошли к стойке бара.

– Послушай, – сказал я, – совсем из головы вылетело, как тебя зовут?

– Лера… Ты так здорово танцевал! А я смотрю – ты или не ты?

– Это я, Лера. Я… Очень хорошо…

Я пожирал ее глазами, пытаясь постичь тайну, которую эта девушка носила в себе. Или, может быть, не было никакой тайны, я сам придумал ее?

– Ты здесь какими судьбами, Лера?

– Да вот со своим парнем на райдерский тус прикатила… Слушай, а тебе не холодно? У тебя что-нибудь есть надеть?

– А что такое райдерский тус? – спросил я и заказал джин и шампанское.

– Ну, это значит, компашка бордеров и прочих безбашенных элементов… На досках катаемся, ты что, не врубаешься?

Ее веселила моя непросвещенность.

– На каких досках, Лера? На гладильных? Или на стиральных?

Она заливисто рассмеялась, высоко подняв подбородок.

– На сноубордах!

– Теперь понял. Это такая одиночная широкая лыжа. У моего прадеда была такая. Ему в уссурийской тайге тигр ногу откусил, и с тех пор старикан на охоту на одной лыже ездил… А где твой парень?

– А он продрог сегодня на вышке, как цуцик, и в номере отогревается. А мне стало скучно, и я сюда пришла.

Мы выпили. Джин продрал мне горло так, будто я выпил сок жгучего перца. Лера долго не отрывала бокала от губ и смотрела на меня так же, как и я на нее, – вроде бы весело и в то же время напряженно, будто мы поспорили, кто кого быстрее рассмешит, причем поспорили на очень, очень большие деньги.

– Сто долларов я тебе обязательно верну, – пообещал я.

– Не беспокойся. Ты их честно заработал. А где твоя одежда?

– Понимаешь, меня сегодня ограбили, – пояснил я.

– Правда, что ли? – недоверчиво спросила Лера.

– Чистая правда.

Лера улыбнулась и снова пригубила бокал.

– Какой ты болтун… А как же голый пойдешь на улицу?

– А я не пойду. Я тут останусь. Предложу себя бармену в качестве уборщика. – Я повернулся к стойке. – Эй, бармен! Вам ночной уборщик требуется?

Бармен вытаращил на меня глаза, не зная, что ответить. Раз не отказал, значит, требуется. С ночлегом вопрос решен. Лера поставила бокал на стойку, спустила бретельку платья с плеча и ближе подошла ко мне.

– Вот посмотри, – сказала она, глазами показывая на плечо. – Как тебе это нравится?

– Хорошее плечо, – оценил я. – Плавно переходит на предплечье, а спереди перетекает в грудь и выгодно подчеркивает ее округлость, объем и упругость…

– Какая упругость! – воскликнула Лера, немедленно возвращая бретельку на место. – Я тебе синяк показываю! Это я у тебя в машине его заработала, когда под сиденье свалилась. Здорово ты меня тогда покатал!