Междуглушь - Нил Шустерман

Мэри и Мопси стояли бок о бок на подиуме — Мопси пришлось подставить ящик, чтобы он казался одного роста с Мэри.

— Я счастлив сообщить, что между мною и Мэри Хайтауэр, правительницей Востока, заключён союз, — провозгласил Мопси. — Таким образом, в Междумире начинается новая эпоха.

И он приказал всем праздновать.

Был устроен пир на весь Чикаго, угощением на котором служила еда, перешедшая в Междумир. Правда, её было совсем немного, но ведь дело же не в этом! Так что сегодня среди послесветов не было никого, кто был бы не в духе — даже среди чикагских послесветов: в кои-то веки им выпал случай порадоваться, вместо того чтобы предаваться унынию.

Мэри разрешила своим детям смешаться с толпой обитателей Чикаго, зная, что после празднования они всё равно вернутся к спокойному рутинному существованию в уюте «Гинденбурга». Три «мушкетёра» Мопси обращались теперь с Мэри с невиданным почтением, всё время порываясь встать у неё за спиной и поддерживать под локотки, как они поступали с Мопси. Мэри отказывалась. В телохранителях она не нуждалась.

— Шли бы вы лучше упражняться в запугивании куда-нибудь в другое место, — говорила она.

— Конечно, мисс Мэри, — подобострастно лепетали те, как будто их назойливая вежливость могла обеспечить им её благоволение.

А вот девица-скинджекер — это было совсем другое дело. Она принадлежала к самому близкому кругу придворных Мопси, но всеобщие правила, казалось, на неё не распространялись. Фактически, Мэри отметила, что Мопси приказывал ей что-либо очень редко — наверно, боялся, что та откажется выполнять. А девица, словно кошка, гуляла сама по себе и делала что вздумается, зная, что ей за это ничего не будет.

Когда празднование подходило к концу, она бочком придвинулась к Мэри, и впервые за всё время между ними завязалось что-то вроде беседы.

— Надо же — и двух оборотов колеса не потребовалось, чтобы Мопси оказался у тебя в кармане! — сказала она. — Должно быть, ты и вправду ведьма.

— А я могла бы то же самое сказать о тебе, — парировала Мэри. — Вид у тебя, во всяком случае, подходящий.

Девушка-скинджекер взбила свои спутанные космы, но из них не выпала ни одна травинка.

— А разве это не ты писала: «Заведомо неправильно возлагать на послесвета ответственность за обстоятельства, в которых он скончался; никогда не стоит неудачную одежду или странные аксессуары делать предметом злых шуток»?

Мэри не очень-то понравилось, когда её ткнули носом в собственные слова, но что правда, то правда: Мэри сама нарушила ею же установленное правило этикета. Понадобилась секунда, чтобы она овладела собой.

— Прошу прощения, я не хотела тебя обидеть, — промолвила она. — Ты, конечно, знаешь, кто я такая, но, боюсь, нас так и не представили друг другу подобающим образом. Могу ли я узнать, как тебя зовут?

— Джил, — ответила её собеседница. — Друзья называют меня Оторва Джил.

— Ну что же, Джил, я полагаю, что скоро здесь произойдут большие перемены. Искренне надеюсь, что уж чем-чем, а переменами тебя не удивишь.

Джил кивнула, но ничего не ответила. И всё же Мэри нащупала теперь в их отношениях более твёрдую почву. Конечно, её мнение о скинджекерах не изменилось, но если уж речь идёт о создании нового мирового порядка, достойное применение найдётся дарованиям каждого.

* * *

Итак, Мэри могла свободно передвигаться по всей территории Выставки: ходить куда угодно, разговаривать с кем угодно, но в одно место ей вход был закрыт — в увенчанный стеклянным куполом павильон достижений сельского хозяйства. Все входы в здание были под постоянной надёжной охраной. Когда Мэри стала расспрашивать Мопси, тот отвечал лишь, что это его личное дело, и если она сунет в него свой нос, то ей не поздоровится.

На третий вечер после своего освобождения Мэри решила, что пришла пора раскрыть тайны чикагского двора. Она в одиночку отправилась к зданию со стеклянным куполом, обошла его со всех сторон и посчитала входы-выходы — их оказалось пять — в поисках стражника с самой глупой и самой недовольной физиономией. Таковой нашёлся у северо-восточного входа.

— Добрый вечер, — поприветствовала она и попыталась пройти мимо него в дверь, не замедляя шага. Однако страж выставил руку, и Мэри совершенно сознательно наткнулась прямо на неё. Это произвело нужный эффект — мальчишка смутился: ведь он коснулся самой мисс Мэри!

— Что ты себе позволяешь? — возмутилась она, стараясь вложить в свои интонации как можно больше негодования.

— Извините, мисс Мэри, — ответил страж, — но сюда нельзя!

— Ты что, не слышал? У нас с твоим хозяином равноправный союз, из чего следует, что у меня нет тайн от него, а у него — от меня. А теперь не был ли бы ты так любезен открыть дверь и разрешить мне пройти?

На лице стража нарисовалось сомнение. Ещё бы, вопросик не из лёгких.

— Извините, но без прямого указания от Владыки Смерти…

— Ну вот, нашему соглашению всего пара дней от роду, а оно уже нарушено, — с преувеличенным сокрушением промолвила Мэри. — Придётся обсудить этот вопрос с мистером Капоне. Как твоё имя?

Если поначалу ситуация была просто неловкой, теперь она переросла в нечто очень серьёзное. У стражника поджилки затряслись от страха.

— Зачем вам моё имя?

— Ладно, неважно, — сказала она, смерив его взглядом с ног до головы. — Думаю, я вполне смогу описать тебя мистеру Капоне.

— Но… нам запрещено пускать сюда без специального разрешения… — умолял бедняга, едва не плача.

Всего-то и нужно было, что гневный молчаливый взгляд — и страж сдался, отступил, и не только помог Мэри пройти, но и с поклоном открыл перед нею дверь, а потом закрыл её за спиной гостьи.

* * *

Мэри не знала, чего ей ожидать от этого места, но поскольку она навидалась всякого, её редко можно было чем-то удивить.

Однако это оказался один из таких случаев.

Под хрустальным куполом, там, где когда-то размещалась огромная коллекция самых разных растений, лежали и спали в позе зародыша дети — сотни детей! Мёртвые, но всё же не мёртвые. И ореол послесвечения вокруг них не сиял…

— Куда же это я попала?.. — поразилась Мэри, даже не поняв, что произнесла эти слова вслух.

— Мы называем это место инкубатором.

Мэри резко обернулась — к ней медленно приближалась Оторва Джил.

— Так и знала, что ты в конце концов найдёшь сюда дорогу, — сказала Джил и кивнула на спящих детей, аккуратно уложенных ровными рядами. — Это всё дети, которые не добрались до света.

У Мэри отнялся язык. Здесь спали послесветы, ещё не завершившие переход. Это были междусветы.

— Чтобы перейти из живого мира в Междумир, нужно девять месяцев, — сказала Джил. — Я думала, ты об этом знаешь.

— Конечно, знаю, — ответила Мэри, когда наконец обрела дар речи, — но я никогда не видела… то есть, никогда не находила кого-либо в этом состоянии…

— Вот как? — На лице Оторвы Джил появилась кривая усмешка. — А я вот нахожу их всё время. — Она принялась расхаживать между рядами мёртво-немёртвых междусветов, Мэри следовала за ней. — Нахожу и приношу сюда. Откуда, по твоему мнению, у Мопси такая куча верноподданных?

При этом откровении Мэри, обычно соображающая довольно быстро, почувствовала, что течение её мыслей замедлилось до черепашьего шага. Мопси не расставлял ловушек — он прибирал умерших детей к рукам ещё до того, как те просыпались в Междумире!

Мэри опустилась на колени около одного из ребятишек, мальчика не старше десяти, лежащего в состоянии совершенного покоя. На полу около него мелом значились какие-то цифры. Дата. Собственно, около каждого междусвета была написана дата.

— Это даты их смерти? — спросила Мэри.

— Какие ещё даты смерти, если все они — в будущем? — фыркнула Джил.

Мэри присмотрелась к некоторым из чисел, но они не имели для неё смысла: она не следила за течением времени в живом мире.

— Здесь обозначено, когда они дозреют, — разъяснила Джил.

Мэри сообразила, что под этим неделикатным выражением её собеседница подразумевает дату, когда каждый из этих детей очнётся и станет послесветом.

— Как же это получается, что ты нашла стольких спящих, тогда как я за всё время не наткнулась ни на одного?

— Должно быть, не там искала.

Мэри обожгла её холодным взором.

— Если ты собираешься со мной шутки шутить, тогда нам не о чем больше разговаривать.

С этими словами она повернулась к Джил спиной и пошла прочь между строгими рядами спящих мёртвым сном детей.

Джил пошла на попятную.

— Ну ладно, это всё амулет, — призналась она. — Он начинает светиться, когда назревает какое-нибудь крупное несчастье.

Мэри вновь повернулась к своей собеседнице и взглянула на голубой кулон, висящий на её шее. На вид это была ни дать ни взять дешёвая карнавальная побрякушка, но Мэри решила не судить поспешно. Она давно уже пришла к выводу, что несчастья, катастрофы и безвременные смерти, конечно же, должны создавать некую рябь — и не только на поверхности живого мира, но во всех слоях сущего. И вполне возможно, что есть предметы, которые откликаются на такие происшествия. Но вот вопрос: откуда Джил знает, какое именно происшествие приведёт к тому, что ребёнок покинет мир живых и перейдёт в Междумир?