Охотник на ведьм (ЛП) - Блайт Гиффорд

Он никому не сказал о ее матери.

У двери он на мгновение замер с поднятым кулаком и вспомнил, как почти две недели назад стоял ночью, под полной луной у этого дома и смотрел на ее окно. Маргрет он не видел, но все равно что-то почувствовал. Чары колдуньи, подумалось ему позже.

Только теперь он понял, что это было. Притяжение женщины.

Какое-то время — пока она, верно, подходила к окну — его стук оставался без ответа. Увидев людей у повозки она, вне всякого сомнения, догадалась, зачем они здесь.

Наконец она отворила. Волосы непокрыты — как всегда, когда она бывала одна. Александр сжал кулаки, борясь с желанием, которое вспыхнуло внутри при виде гривы непокорных золотисто-красных волос, которые ниспадали на ее плечи как у девицы, которая ни разу не была замужем.

Она мельком взглянула на его спутников.

— Вот и все, значит. — Она посмотрела ему в глаза, словно спасти ее было в его власти. — Раз уж вы ее забираете, можно мне поехать вместе с нею?

Он медлил с ответом, внезапно осознав, что именно она подумала.

— Я не сказал им о ней.

На ее лице мелькнуло облегчение. Сменившееся замешательством и, наконец, прозрением.

— Не она им нужна, — сказал он. — А вы.

***

Его слова донеслись до нее словно с огромного расстояния, и только после того, как эхо утихло, она смогла полностью постичь их значение.

Все то время, пока она пыталась защитить свою мать, она мнила, что ей самой ничего не угрожает.

Впору посмеяться над собственной глупостью. Будь она в состоянии смеяться.

Она воззрилась на него с пересохшим ртом, зная, что поверив ему, поступила как полная идиотка. Зная, что другого выхода у нее не было.

— Но про нее они не знают?

Он покачал головой.

Хоть в одном он ее не подвел.

Но какая-нибудь пара минут — и они узнают. И раз теперь они подозревают, что Маргрет — ведьма, то обнаружив в ее доме сквернословящую женщину, которая разговаривает с призраками, лишь укрепятся в своем подозрении.

— Вы точно не сказали, что…

— Я не сказал им ни слова. Ни о ее существовании, ни о том…

Ни о том, что ее судили как ведьму.

Она выдохнула, испытав мимолетную благодарность.

— Ее присутствие должно стать для меня неожиданностью, иначе они перестанут мне верить.

— Верить вам? — Лишенные смысла слова закружились на ветру. — Вы же охотник на ведьм.

— Но здесь я их не нашел.

Она смотрела на него, а изнутри рвались бранные слова, которые хотелось швырнуть ему в лицо за то, что он не сдержал своего обещания. Но потом, заглянув в себя, она поняла, что сама во всем виновата. Она сама доверилась ему, позабыв о том, какую ненависть питала к подобным людям, к своему кузену и ко всем тем, кто довел ее мать до сумасшествия.

Потом до нее дошел смысл его слов. Если он не нашел в ее доме ведьм, но за ней все равно пришли…

— Значит, они явились по собственному почину.

— Да. — Шепотом. Кивнуть он не посмел. Он неотрывно смотрел в ее глаза, и его следующие слова прозвучали тихо и мягко: — Просто случилось кое-что еще. Припадок у девушки. И она обвинила вас.

— Ну конечно. Кого обвинить, как не какую-то пришлую с чудными глазами, которую никто и защищать-то не станет. — Не надо было, наверное, говорить так резко, но время смирения вышло. И несмотря на все, ее охватило странное ликование. Не он обвинил ее. Не зря она согласилась ему довериться. — Кто она?

— Она призналась? — долетел с дороги рев графа.

Она расслышала в его голосе дрожь.

— Дочь графа, выходит.

Он кивнул.

Хуже и не придумаешь.

— Потому что я столкнулась с ней в воскресенье. — Ветка рябины да красная нить…

За его спиной священник и граф шагнули вперед. Она отступила, зашла за порог, закрывая дверь до маленькой щели, чтобы выгадать для матери несколько последних мгновений покоя.

— Как она будет без меня? — Она оглянулась. — Кто о ней позаботится?

На одну безумную секунду она подумала: а что, если выйти, закрыть за собою дверь и отдать себя в их руки? Мать останется одна, но зато о ней никто не узнает. Разве это подвергнет ее большей опасности, чем встреча с этими людьми?

Но если брошенное животное могло вспомнить, как прокормиться и заботиться о себе, то ее мать — нет.

Он стоял, терпеливо дожидаясь, когда она осознает и примет правду, и глядел на нее… С жалостью?

Нет. Рано сдаваться.

— Если они не знают о ее прошлом, то, быть может, они поймут и сжалятся…

Выражение его лица осталось суровым, убивая вспыхнувшую было надежду.

— Они скорее поверят в то, что вы наложили на нее чары. Или что ведьмы вы обе.

— И вы тоже?

Я хочу вам верить. Это по-прежнему читалось в его взгляде, но отныне доверия его одного было мало.

— Кинкейд? Вам нужна помощь?

Не оборачиваясь, Александр махнул на вопрос графа рукой. Тянуть больше нельзя.

— Она спит?

Маргрет покачала головой.

— Нет, но ничего вокруг себя не воспринимает. Вы уже видели ее в таком состоянии.

— Впустите меня. Я притворюсь, будто вижу ее впервые, и позову остальных.

— Если им хватит храбрости.

Они обменялись печальными улыбками.

Он помахал испуганным людям у повозки.

— Я зайду в дом.

Священник и граф переглянулись.

— Просто выведите ее и поехали! — крикнул граф, явно не испытывая большого желания заходить внутрь.

— Я на минуту.

Она отворила дверь, показывая тем самым, что доверилась ему полностью, что уверовала в то, что он не такой, как остальные. Жизнь ее матери была в его руках.

И ее жизнь тоже.

***

Александр ступил внутрь. Как ни странно, но он чувствовал себя словно дома в этом созданном ею мирке. Она создала его, чтобы продлить матери жизнь, но уют этого дома тронул и его тоже. А теперь, через одну-две минуты он будет вынужден уничтожить ее убежище.

И за это он чувствовал вину не меньшую, чем за то, что пришел ее увезти.

Ее мать сидела на стуле. Неподвижная, с остекленевшим взглядом — совсем как кукла, что была у нее на коленях. Будто кто-то умыкнул ее душу. Волосы у него на загривке встали дыбом. Если она наводит страх даже на него, то легко представить, что подумают остальные: происки Дьявола.

— Я дала ей Генриетту. С нею она быстрее успокаивается, когда… просыпается.

Он присел рядом с женщиной, стараясь ничем ее не потревожить.

— Мама? — спокойно обратилась к ней Маргрет. — Ты можешь проснуться? Ради меня.