Вангелия - Владимир Сотников

– Ничего, – выдохнула она. – Ничего мне уже не надо. Умираю. И не знаю даже, живой ли мой сын…

– Живой, – сказала Ванга.

– Точно знаешь?

– Точно.

– Смотри…

– Что?

– Смотри, сына моего не оставляй. Никогда.

Голос Магдалены был уже едва слышен. Жизнь выходила из нее вместе с каждым словом. Тяжелая, без радости прожитая жизнь…

Ванга взяла ее за руку. И Магдалена почувствовала: то, что мгновение назад казалось тяжким и тягостным – смерть, – вдруг сделалось легким и счастливым.

– Не оставлю, – сказала Ванга. – Никогда его не оставлю.

Магдалена закрыла глаза сама. Ванга только погладила ее холодеющие руки и сложила их у нее на груди.

В ту самую минуту Митко шел через болота. Не один шел, конечно, а вместе с другими такими же измученными зноем и жаждой солдатами, которых война забросила в Грецию, в какую-то непроходимую глушь, неведомо для чего. Фляжка давно была пуста, а пить хотелось нестерпимо. Он не выдержал – опустился на колени и жадно припал к болотной луже.

– Не пей, Митко, – вяло посоветовал шедший рядом с ним солдат. – Вода тут гнилая. Малярию подхватишь.

Но Митко уже не в силах был оторваться от лужи. Пусть гнилая, пусть вонючая – вода!..

Он пил торопливо, жадно, забыв обо всем. Вода колыхалась у самого его лица. Вода…

– Отмучилась Магдалена, – сказала Любка. Они с Вангой возвращались с похорон. – Царство Небесное… Так сына и не дождалась, не узнала даже, живой ли он. Ну да про это и мы не знаем.

– Живой, – сказала Ванга.

Любка недоверчиво посмотрела на нее.

– Так ведь писем давно уже нет. Откуда ты знаешь?

– Живой, – повторила Ванга.

– Разве что ты его на белом свете держишь, – вздохнула Любка.

– Не я, – покачала головой Ванга. – Кому судьба погибнуть, тот погибнет, и никто ему не поможет.

– Думаешь, нельзя судьбу изменить?

– Нельзя. Потому человеку и не дано ее знать.

– Страшно… – поежилась Любка. – Лучше про это совсем не думать!

– И не думай, – кивнула Ванга. – Толку в таких мыслях все равно нет. Живи по совести, а там как Бог даст.

«Сама-то ведь думает, – мелькнуло в голове у Любки. – Или не думает?.. Да, не мыслями это называется – то, что у Ванги в голове».

Глава 12

– Живем, как будто и войны нет! – сердито сказала Любка. – Дом строим…

– А что тебе плохо? – пожала плечами Ванга.

– А то, что есть она, война! Что с того, что из Петрича немцы ушли? Кругом-то они лютуют! Почуяли, что скоро их погонят, – как с цепи сорвались. Люди воюют, а мы тут стройку развели!

Любка расстроенно махнула рукой.

Сейчас-то как раз стройка приостановилась. Из-за Митко – на него снова напал приступ. С тех пор как его списали из армии из-за малярии и он вернулся домой, его по несколько раз в день валила с ног малярийная лихорадка.

Но дом он все-таки взялся строить: обещание есть обещание. Да и мечтал ведь об этом всю жизнь… Ванга и Любка как могли помогали ему. Еще они насколько могли уговаривали его не торопиться – видимо, из-за малярии Митко казалось, что жить ему осталось недолго, и он боялся не успеть со строительством. Так было до тех пор, пока Ванга не сказала мужу, что дом он построит обязательно – это, мол, она знает точно. А после того как Митко побывал в суде, где судили наконец-то пойманных убийц его старшего брата – в точности как предсказала когда-то Ванга, – он доверял предвидениям своей жены безоговорочно.

Но как бы там ни было, а сейчас пришлось сделать перерыв: изнуренный приступом Митко лег отдохнуть.

– Пойду гвоздей из сарая принесу, – сказала Ванга. – Митко проснется – сразу работать начнем.

Она ушла со двора, а Любка села на бревна возле строящегося дома.

– Привет, сестричка! – вдруг донесся с улицы веселый голос.

– Васил! – радостно воскликнула она.

Брат уже заводил коня во двор. С проясневшим от радости лицом Любка бросилась ему навстречу. Васил обладал особенным свойством: радость являлась повсюду вместе с ним.

Но сегодня во всем его облике была не только эта привычная радость, но и что-то еще – непонятное.

– А что это у тебя? – насторожилась Любка. – На войну собрался, что ли?

Она кивнула на притороченный к седлу вещевой мешок.

– На войну, – кивнул Васил. – А куда еще сейчас идти? В Струмице партизанская бригада собирается, – понизив голос, сообщил он. – Вся молодежь туда подалась.

– И я с тобой! – тут же воскликнула Любка. – Мы с Вангой только что про это говорили! И ты…

Словно в ответ на ее слова из-за угла дома показалась Ванга. В руках у нее был ящик с гвоздями. Она шла с задумчивым видом, и понятно было, что разговора Любки с Василом не слышала. И вдруг…

Ванга остановилась так резко, словно наткнулась на препятствие.

– Васил! – воскликнула она.

– Я, сестричка, – отозвался тот. – Здравствуй.

– Васил, не ходи! – в голосе Ванги была не просто тревога, а настоящий ужас. – Нельзя тебе! Нельзя!

Любка и Васил переглянулись.

– Куда мне нельзя? – спросил он, подходя к Ванге.

– На войну нельзя! Не ходи, братик, милый, прошу тебя…

Ванга дрожала так, что гвозди бренчали в ящике.

– Да чего ты вдруг? – Васил обнял ее. – За Любку и то не переживаешь, а за меня…

– Тебе – нельзя! – твердо сказала Ванга. – Любке можно на войну идти, с ней там ничего плохого не сделается. А тебе – нет.

– Да хватит нам немцев бояться! – возмущенно воскликнул Васил. – Их Красная Армия скоро прогонит. А мы поможем.

С каждым его словом из Ванги словно выходила жизнь. Выпал из ее рук ящик. Со звоном разлетелись гвозди.

– Ничего я не могу сделать. Ничего, – чуть слышно проговорила она.

И повернувшись, медленно ушла в дом.

Когда Любка вошла в комнату и принялась торопливо собирать свои вещи, Ванга сидела на табуретке и по щекам ее текли слезы.

– Ну что ты его хоронишь раньше времени! – сердито сказала Любка. И вдруг спросила: – Ванга… Вот ты говоришь, не надо Василу в партизаны идти – погибнет. А если не пойдет? То будет жить?

– Да, – ни на секунду не задумавшись, ответила та.

– Но он же все равно пойдет! – воскликнула Любка. – Ты же его знаешь: что решил, то сделает.

– Да лучше б он ногу сломал! – в сердцах сказала Ванга.

– Любка! – донесся со двора голос Васила. – Быстрей давай!

– Ну все. – Любка быстро поцеловала сестру. – Не бойся за нас.

Когда Любка вышла из дома, Васил, стоя на крыльце, прощался с бледным, только что отошедшим от приступа зятем.

– Ну, Митко, бывай, – сказал он, увидев младшую сестру, показавшуюся на пороге с мешком в руках.

Васил широко шагнул по ступенькам вниз – и вдруг нога его подвернулась, и он кубарем покатился с крыльца.

– Ах ты!.. – закричал он, катаясь по земле от боли.

– О господи… – с ужасом выговорила Любка. – Ногу сломал?!

Васил сел на нижнюю ступеньку, ощупал лодыжку.

– Да вроде нет… – морщась, сказал он. – Подвернул только. Да, точно не сломал. Поехали, Любка!

Чуть заметно прихрамывая, он пошел к плетню. Помог Любке забраться на коня перед собою, сам вскочил в седло…

Ванга вышла из дому, когда конский топот уже раздавался с улицы. Вскоре конь, несущий двух всадников, показался на равнине перед горами.

Ванга остановилась рядом с Митко. Тот обернулся к жене, увидел слезы на ее щеках и, обняв, сказал успокаивающе:

– Ну чего ты плачешь? Васил молодец. И Любка наша молодец. Что ж сидеть, смотреть, как другие немцев погонят? Я и сам бы пошел, если б не малярия проклятая. Скоро война кончится, Ванга, не плачь. Вернутся они скоро!

– Васил не вернется, – чуть слышно сказала Ванга. – Погибнет в двадцать три года.

И слезы, которые она все-таки пыталась сдержать, хлынули из ее слепых глаз потоком.

Ясный осенний свет лился сверху, из-под купола. В церкви было почти тихо, только всхлипывали изредка дети. Но вообще-то и они были охвачены таким страхом, который не позволял нарушать зловещую тишину.

– Какой сегодня день? – спросил Васил у пожилого сельчанина, сидящего рядом с ним на полу.

– Хуже не бывает, – невесело усмехнулся тот. – Черный день сегодня.

– Нет, число, число какое? – переспросил Васил.

– Восьмое октября.

– Надо же! – хмыкнул Васил.