Развод. Не жди прощения (СИ) - Роса Алиса

Под конец говорит совсем безэмоционально и уходит из моей спальни, не закрывая дверь. Да мне денег хватит на десять билетов до Питера и на столько же взяток при покупке. Но я уже не так уверена, что хочу.

В глубине души я чувствую, что это ловушка. Зачем еще Тимуру вот так облегчать мне жизнь? К тому же, сдается мне, моих документов у него нет. Охватывает лютая досада. И ради этого я поссорилась с Германом? Ради того, чтобы прочитать утку, купиться и рассердить его? Тимур — гад! Изворотливая сволочь!

Душу заполняет острое желание помириться с Германом. Ненавижу холодную войну, а если мы не закончим вечер на ровной ноте, между нами начнется именно она.

Подбираю подол идиотского платья и направляюсь к спальне Германа. Стучу.

— Уходи, Виктория, — из-за двери доносится его голос. Звучит глухо. Видать, я сильно его расстроила.

— Я пришла извиниться, Герман, — кричу через створку. — Можно войти?

— Я же сказал, уходи, — теперь Герман говорит раздраженно. — Мне не нужны твои извинения.

Злюсь. Хочется вломиться в его спальню несмотря на отказ со мной говорить. Хочется услышать, что между нами по-прежнему все в порядке. Но ведь он и так скажет, что все в порядке. Работаем в рамках контракта.

Вздыхаю и ухожу к себе. Завтра воскресенье. Я извинюсь перед ним, как только мы встретимся за завтраком.

* * *

Просыпаюсь в полдень. Вместе со мной во весь рост встает острое чувство вины.

Я поступила некрасиво, сохранив контакт Тимура. И еще более отвратительно, когда заговорила о том, чтобы с ним встретиться. После всего, что совершил Тимур, это выглядело как обесценивание сделанного для меня Германом.

Я первым делом нахожу Марту и спрашиваю, проснулся ли он. Она отвечает как всегда доброжелательно, что Герман уехал ранним утром. Даже не потребовал завтрак. Чувство вины у меня разрастается с невероятной силой и заполняет всю душу. Похоже, его сильно задело мое недоверие, я снова его разочаровала.

В начале знакомства у нас уже был разговор о доверии. Вспоминаются его слова, что одна мелочь может разрушить то, что строилось годами, и почему-то мне кажется, что он говорил именно про такую ситуацию. В его случае доверие строилось не годами, но оно определенно разрушилось.

Выпив кофе, возвращаюсь к себе в спальню и набираю Германа. Просто так я ему еще никогда не звонила, но сейчас не могу ждать производственной необходимости для созвона. Звонок не проходит. Сеть сообщает, что абонент вне зоны. Черт. Может, хоть интернет у него работает? Набираю в телеграм. Гудки идут.

Ладони потеют от нетерпения. Мне невыразимо хочется, чтобы он ответил, и я почувствовала, что все как прежде. Только в душе так и плещется тревожное ощущение, что как прежде уже не будет.

Наконец, телега соединяет нас и подбирает ключи шифрования.

— Что тебе, Виктория? — его голос звучит колюче и сурово.

Я уже слышала такой тон, когда помешала его переговорам. Но сейчас на фоне шум улицы и в динамик задувает ветер.

— Хотела тебя услышать, — у меня нет другого ответа, мой звонок с работой не связан. — Ты все еще сердишься?

— Какие-то проблемы с салоном? — с тем же напором переспрашивает Герман.

— Нет, все в порядке, — не понимаю, при чем тут салон.

— Тогда мне не на что сердиться, Виктория, — тон нарочито деловой. — Сработай на пять, чтобы мне и дальше не пришлось на тебя сердиться. Еще есть вопросы?

А он умеет быть холодно-отстраненным. Этаким боссом, строго спрашивающим исключительно по рабочим делам.

— Герман, — слова застревают в горле от волнения. — Я была не права. Прости меня, пожалуйста.

— Я не понял, с мебелью что-то не так? — он демонстративно делает вид, что не понимает о чем я!

— С мебелью все так! — вспыхиваю. — Я про то, что произошло вчера…

Герман не дает мне договорить.

— Ничего, кроме салона и мебели меня не интересует, Виктория, — цедит с нажимом. — Если больше у тебя ничего, у меня дела.

Приходится попрощаться. Катастрофа. Возникает ощущение, что я его потеряла. Глаза подло слезятся. Почему мне вдруг грустно? Сама же хотела просто отработать свой контракт и свалить на все четыре стороны, накопив приличную сумму на счету! Хотела. Так чего ж не радуюсь? Все будет точно так, как мы договорились. Я открою салон, год буду им заниматься, а потом просто не подпишу следующий контракт и уйду.

Ага. Можно сколько угодно пытаться себя убеждать, но внутри-то я знаю, что виновата перед Германом. И теперь мне невыразимо хочется заслужить его прощение. Хочется снова увидеть в его глазах ту мимолетную теплоту, которая, как оказалось, всегда присутствовала в его взгляде, я просто привыкла и не замечала. И теперь, лишившись, почувствовала нехватку.

Промокаю глаза и пишу Герману сообщение:

«Когда ты вернешься?»

От него через пару минут приходит ответ:

«К открытию. Сделай все по красоте».

Теперь определенно — возможность реабилитироваться у меня появится только во время открытия. Герман простит меня, когда увидит открытый и заполненный мебелью салон.

48.

После воскресного сухого разговора мне остается только взяться за работу с новой силой, чтобы как-то заглушить тревогу и чувство вины.

Утром в понедельник я еду на склад и проверяю работу реставраторов. Герман сказал сделать по красоте. И ввиду последних событий сработать максимально хорошо стало для меня архиважно.

Во второй половине дня после посещения склада заезжаю в салон. Встречаюсь с Саней, выслушиваю его доклад о продвижении работы. Мы должны все успеть. Это обнадеживает.

Ближе к вечеру от Германа приходит письмо с ценами на купленные у Паши предметы. Округляю глаза, когда вижу ценники больше пятисот тысяч за позицию. Сначала набираю Герману ответное письмо, что эта мебель столько не стоит, но стираю. Он хочет так, значит, так и будет. А я найду способ оправдать эти цены.

Вторник и среда проходят идентично — скучно и однообразно. Но я знаю, на что уходит мое время и усилия. После посещения склада и салона я трачу вечера на поиск исторической справки и описаний технологических особенностей нашей мебели, чтобы создать годные информационные материалы, которые станут обоснованием высоких цен.

Четверг начинается обычно, с завтрака, который готовит мне Марта в половине девятого утра. Яичница с помидорками черри, тост из черного хлеба, кофе с молоком. Как в гостинице. И Марта ведет себя, как горничная. В отсутствие Германа я и правда начинаю ощущать, будто живу в пансионате, а не в частном доме.

Возвращаюсь в спальню, чтобы собраться к поездке в салон, когда мой телефон, валяющийся на кровати, пиликает входящим в телеграм. Я поспешно подхожу, чтобы посмотреть, от кого сообщение и ловлю липкое дежа вю.

Такое уже однажды было, когда я спешила к гаджету, надеясь на сообщение от Германа, а получила тонну гадостей от Тимура. Смотрю на экран — и правда. Телеграм. Видеосообщение от бывшего мужа. Ситуация прям один в один!

Чувство вины снова дает о себе знать, и я отбрасываю телефон на кровать, будто обожгла пальцы. Но мой любопытный мозг выдумывает кучу причин, по которым я обязана посмотреть, что он написал. И главное оправдание — вдруг я пойму, что он задумал подлость, тогда следует предупредить Германа.

Ага! Врушка! Герман сам контролирует эти сообщения. Он уже в курсе. Первее меня.

Нет, ну какая же я слабохарактерная! Не могу удержаться. Открываю полученное сообщение. Но к моему удивлению, в кружочке не Тимур, а Маша. Слащавая блондинка с пухлыми розовыми губами. Включаю воспроизведение.

Маша снимает себя на улице, рядом с магазином Тимура на Садовой.

«Вик, ну чего ты нам гадишь-то? — Маша усовещивает меня голосом и взглядом. — Зачем кляузничаешь? Ну что мы тебе плохого-то сделали? Ты разве не понимаешь, что Тимура посадить могут? — при этих ее словах у меня на голове начинают шевелиться волосы, а спина покрывается мурашками. — Кто из антикварщиков не моет деньги? Все моют. Так чего ты Тимура-то топишь?»