Король драконов и Принцесса-Апельсин - Ната Лакомка

– из крашеной кожи, с золотыми бляшками.

От её украшений, и правда, так и пыхало жаром, и Рихард чуть ли не принюхивался, пытаясь уловить девственницу под этими золотыми доспехами. Но если Тюнвиль сказал – то вряд ли ошибся. Ещё бы посмотреть на её шею…

– Вам не надо бояться нас, – сказал Тюнвиль с самой очаровательной улыбкой, и принцесса Хильдерика сразу уставилась на него, как заворожённая. – Ваш муж очень враждебно к нам относится, но можете поверить, мы прибыли с самыми добрыми намерениями.

– Да, – прошептала она, глядя на него во все глаза, а потом спохватилась: – Нет-нет, вы не правы… Его высочество принц Альбиокко относится к вам со всем почтением…

– Ну что вы, принцесса, – засмеялся Тюнвиль, – мы же не лесные пеньки, в самом деле. Видим, что принц Альбиокко нам не рад.

Рихард только стиснул зубы, когда его братишка засмеялся, показав ямочки на щеках. Паршивец знал, как это действует на женщин. Ну и физиономия у него была без шрамов – это всегда выигрышнее смотрится. Но уступать Рихард не собирался, поэтому тут же оттёр Тюнвиля плечом в сторону и постарался улыбнуться как можно нежнее:

– Ваш муж саданул мне ковшиком по зубам, вряд ли это называется почтением, – сказал он, сделав ещё одну попытку взять принцессу за руку.

Принцесса чуть не шарахнулась от него и спрятала руки за спину, отступая маленькими шажками.

– Это… это была досадная случайность, – забормотала она. – Прошу простить, ваше величество…

– Ну конечно, случайность, – снова вмешался Тюнвиль, незаметно дав брату хорошего тычка локтем в рёбра. – Пора забыть об этом.

– Я уже забыл, – сказал Рихард лживым добрым голосом. – Тем более, скоро нам предстоит породниться, а на родственников грех обижаться.

Трусишка-малышка, только что дрожавшая, как осиновый лист, вдруг посмотрела на него в упор, и Рихард не мог ошибиться – в её взгляде он прочитал жалость и насмешку. Она жалела и смеялась над ним. Стерпеть это было невозможно, но Тюнвиль предостерегающе присвистнул, и король, помедлив, снова изобразил улыбку.

– Похоже, вы не верите, что я понравлюсь принцессе Аранчии? – сказал он мягко.

Она сразу опустила глаза и ответила чинно, как монашка:

– Я не так близка её высочеству, чтобы знать её вкусы и предпочтения, но мой муж знает принцессу Аранчию лучше всех. Он говорит, что вы… не придётесь ей по душе.

– Она влюблена в кого-то другого? – встрял Тюнвиль.

Хильдерика посмотрела на него с изумлением, а потом сказала, запинаясь:

– Нет… конечно, нет…

– Почему вы так думаете? – Тюнвиль заиграл ямочками. – Вы ведь сказали, что не слишком близки со своей золовкой.

– А… я… да, – признала она. – Разумеется, об этом известно лишь самой принцессе и небесам…

– А не могли бы вы спросить принцессу об этом? – Тюнвиль просто превзошёл самого себя по части любезности.

Рихард никогда ещё не видел, чтобы его брат расточал столько улыбок. И это бесило больше, чем вся эта странная семейка из Солерно, вместе взятая.

– Правда, дорогуша, – сказал он вальяжно, снова отодвигая Тюнвиля в сторону, – спросите у принцессы Аранчии, кто у неё на сердце. Вдруг там роковая страсть всей жизни, и я зря страдаю от любви.

Хилдерика, только что смотревшая на Тюнвиля, как на небожителя, вздрогнула, стоило ей перевести взгляд на Рихарда.

– Хорошо, спрошу, – еле слышно произнесла она. – То есть… принцессы ведь нет во дворце… Она уехала…

– В монастырь, – закончил Рихард. – Это мы знаем. Вы спросите, когда она вернётся.

– Д-да, – сказала она с запинкой. – Мне пора, прошу простить…

– Ну куда же вы, – протянул Рихард, преграждая ей путь с террасы. – А как же посмотреть на закатное солнце? Вдруг нам повезёт, и блеснёт зелёный луч? Кстати, у вас чудесное ожерелье. Давно мне не попадались такие красивые изумруды. И такой величины… Правда, Тюн?

– Лично я никогда не видел такой красоты, – понял и подхватил его игру Тюнвиль, но смотрел при этом почему-то на принцессу, а не на ожерелье.

– Вот уж никогда не поверю, – малютка, наконец-то, оттаяла, и губы её дрогнули в улыбке. – Наверняка, вы видели такие драгоценности, по сравнению с которыми моё ожерелье – просто безделушка…

– Вовсе нет, – живо возразил Тюнвиль. – Эти камни такие чистые и прозрачные – как морские волны. Цвет их тёплый, будто подсвечен солнцем, и в золотой оправе они смотрятся особенно лучисто. Тот, кто подарил вам это украшение, знает толк в красоте, и знает, как заставить женскую красоту сиять.

– О-о… – она не нашлась с ответом, глядя на младшего дракона, как зачарованная.

Рихард наблюдал за этим с досадой и раздражением. Вот почему женщины так падки на витиеватые слова? Разве в словах правда?

А паршивца Тюнвиля несло, как чайку по волнам. Или как кое-что другое, что невозможно утопить.

– Такая тонкая работа, – продолжал он напевать соловьём, – такая изящная ковка... Да и выбор изумрудов – это не случайно. Ведь изумруды помогают замужним женщинам избегать очарования. Вы это знали?

– Да, – кивнула она. – Это камни-талисманы…

– А ещё они очищают кожу и придают блеск глазам, – выдал Тюнвиль несусветную чушь. – Потому что изумруды приносят радость. Вы же замечаете, как становится легко на сердце, стоит лишь взглянуть на что-то зелёное?

– Да… – согласилась она и невольно коснулась изумрудов.

– А можно рассмотреть ваше ожерелье получше? – вмешался Рихард.

– Только чтобы оценить искусство ковки, – подхватил Тюнвиль.

– Только посмотрим, – Рихард постарался незаметно зайти принцессе за спину, – вам всего лишь нужно немного приподнять волосы…

– Уважьте просьбу, ваше высочество, – подпевал ему в тон Тюнвиль, – драконы очень чувствительны к красоте, позвольте нам насладиться…

– Да, пожалуйста… – Хильдерика наклонила голову, убирая распущенные волосы на грудь.

Точно так же зачарованные змеями птицы забывают, что умеют летать, и покорно идут в змеиную пасть. Рихард потёр ладони, дрожа от нетерпения. Сейчас он увидит эту нежную шейку, и если там обнаружится след от поцелуя…

Увидеть шейку не получилось, потому что в следующую секунду кто-то схватил дракона за плечо, развернул, а потом Рихард ослеп от боли и зашипел, схватившись за разбитый в кровь нос.

Но даже