Обитель - Дмитрий Леонтьев

ГЛАВА 7

Не спасешься от доли кровавой,Что земным предназначила твердь.Но молчи: несравненное правоСамому выбирать свою смерть.

Н. Гумилев

...Но тот, кто мыслил Девой,Войдет в корабль звезды...

С. Есенин

Я проснулся рано — солнце еще только поднималось и над монастырем стояла непривычная тишина. Не то что колокольного звона или людских голосов — даже птиц не было слышно. Несмотря на то что лег я поздно, торопясь дочитать рукопись, тело наполняла необычай­ная бодрость — наверное, морозный воздух, наполнен­ный запахом хвои, освежал лучше чашки крепкого кофе.

Постель Плаудиса была уже пуста. Накинув на плечи куртку, я вышел во двор. Раздетый по пояс латыш пры­гал посреди сугробов, упражняясь в фехтовании с саб­лей. Его мускулистое, поджарое тело блестело от пота — видимо, проснулся он куда раньше меня. Рас­красневшийся, он воткнул саблю в сугроб, фыркая, рас­терся колючим снегом, и, полагая, что никем не видим, неожиданно совершил несколько презабавнейших тан­цевальных па...

Не удержавшись, я фыркнул со смеху. Латыш стре­мительно обернулся, смущенно откашлялся и пояснил:

— От-чень холот-тно...

— Не смущайтесь,— махнул я рукой.— Такой день солнечный... Я бы сам станцевал. Вы хоть спали?

— Почт-ти... Немного...

— Понятно... Комиссар уже встал? Где мне его найти?

Лицо Плаудиса как-то странно переменилось, и он закусил губу, глядя в сторону и о чем-то напряженно размышляя.

— Что? — насторожился я.— Что такое?

— Вы меня вчера спрашивали: помню ли я, кто вы и зачем приехали... Я сегодня спрашиваю об этом вас. У вас есть задание. Приказ.

— Вы о чем?

— Товарищ комиссар приказал... Ночью служителей культа судили и привели приговор в исполнение...

— Не понял?.. Вы о чем?

— Монахов больше нет,— четко сказал он, глядя мне в глаза.— Только не делайте глупостей, господин Блейз. У вас есть приказ.

Я постоял с минуту, осознавая услышанное, и вернул­ся в комнату. Оделся, спрятал дневник под половицами, прихватил сумку с рукописью и вернулся к латышу.

— Вот это — дороже моей жизни,— сказал я, переда­вая ему бумаги.— Сохраните, что бы ни случилось.

— Я не могу вам позволить...

— А я еще ничего не делал,— оборвал я его.— Насчет бумаг — ясно?

— Да.

— Где монахи... Где тела?

— Я был с вами,— напомнил он.— Утром услышал немногое... В проруби.

— Почему я не слышал выстрелов?

— Выстрелов не было...

— Даже так... И где теперь товарищ комиссар?

— Позвать?

— Сделайте одолжение.

За минуту он оделся и быстро ушел. Видимо, и Звездин ждал моего пробуждения, потому что не заставил себя дол­го ждать, явившись в сопровождении четверых бойцов. Вид у него был нарочито веселый, бодрый, подчеркнуто-дружелюбный... А вот глаза — красные, больные...

— Уже встали? — спросил он, останавливаясь в двух шагах от меня.— Доброе утро, господин Блейз. Как спали?

— Спал крепко. Спасибо. А вы?

Он несколько растерялся. Наверное, он ждал от меня крика, угроз и возмущения, но... Я помню ваши слова, сэр: «Если вы решили убить человека, ничего не стоит быть с ним вежливым».

— И я хорошо,— сказал он.— Я рад, что вы бодры, здоровы и даже выспались. Сегодня мы выступаем в об­ратный путь.

— Да, но перед этим нам с вами надо решить один незаконченный личный вопрос.

— Послушайте, Блейз...

— Господин Блейз!

— Хорошо, хорошо: господин Блейз,— поморщился он.— Оставьте вы это дело. К вам оно никакого отноше­ния не имеет.

— А я не об этом. Вы кое-что забыли, а я, как джент­льмен и офицер, не напоминал вам до тех пор, пока наша общая миссия находилась под угрозой. Теперь отряд прибыл, и мы можем вернуться к этому инци­денту.

— О чем вы?

— Во время вашей отвратительной попойки вы имели наглость смертельно оскорбить меня,— пояснил я.

— Что?!

— Вы обозвали меня свиньей.

— Да нет же... Это невозможно... Что за бред?! — растерялся он.— Я ведь даже пил и то по вашей просьбе. Я, конечно, был пьян, но...

— А также вы оскорбили моего короля,— спокойно продолжил я.— Вы сказали, что ваш Троцкий — «Мессия» и вы вырежете всю коронованную сволочь в мире. И перешли на личности. Свое оскорбление я еще мог бы вам простить, но оскорбление Его Величества — ни­когда.

— Да быть этого не может! — завопил он.— Что вы несете, господин Блейз?! Я ничего такого не говорил!

— Мы, англичане, выдержанный народ,— сказал я.— Сперва я закончил дело, дождавшись отряд и пере­дав предназначенную для господина Троцкого рукопись в руки господина Плаудиса...

Бесстрастный латыш кивнул, подтверждая.

— ... И даже дал вам время отдохнуть и набраться сил,— продолжил я.— К тому же я хотел, чтобы мои действия были правильно истолкованы в присутствии свидетелей. Теперь, когда ваши товарищи знают истин­ную причину моих действий, я позволю себе перейти к самим действиям.

Сделав шаг вперед, я со всей силы залепил ему по­щечину. Он отшатнулся, прикрывая рукой разбитые губы, глаза сузились, но выдержка у него была все же отменная. А может, все проще, и подобные ситуации были для него не в диковинку? Сплюнув кровь, комис­сар понимающе покачал головой:

— Вот так вы решили... Правду знаем мы двое. А что дальше? Вы же не рискнете вызвать меня?

— А чем я, по-вашему, занимаюсь? Или мне еще одну оплеуху вам отвесить в знак серьезности моих на­мерений?

— Да нет, ни к чему,— с притворным сожалением вздохнул он.— Этого я и боялся. Вы сошли здесь с ума, господин англичанин. Россия вообще опасная в этом от­ношении для молодых идеалистов страна... Как вызыва­емый, я могу выбрать оружие?

— Разумеется.

— Угу... Вы — самоубийца? Или вчерашний день вас ничему не научил?.. Если вы извинитесь, я могу про­явить снисхождение и дать вам шанс...

— Неужели без второй пощечины не обойтись?

— Ну, воля ваша... Товарищи! — обратился он к красноармейцам.— Вы видели, с чего началась ссора, и слышали, как господин иностранец сформулировал ее причину. Это — ложь и бред, но я вынужден при­нять вызов. В противном случае пострадает не только моя честь, но и честь всей советской власти, которую в моем лице оскорбил этот господин. Он не оставил мне выхода. Вы видели, что я делал шаги к примире­нию... Вы зря думаете, что незаменимы, господин Блейз. Посылку мы передадим, а ваши руководители пришлют нам нового «блейза». Только больше уже не будем посылать за вами отряды в такую даль. Чести много. Не баре — сами до Петрограда доберетесь. Но не бойтесь: я убью вас быстро. Мы и так слишком здесь задержались.

— Вы закончили? Какое оружие выбираете? Полагаю — сабли?

— Разумеется,— широко улыбнулся он мне.

— Господин Плаудис, вы не одолжите мне вашу саблю?

Латыш посмотрел на комиссара. Тот снисходитель­но кивнул. Вытащив клинок, Плаудис протянул его мне:

— Это от-чень хорошая сталь. Сам выбирал.

— Я так и подумал,— кивнул я.— Благодарю. Куда прикажете, господин Звездин?

Комиссар оглядел истоптанный снег:

— Разве в этом хлеву место для благородной схватки найдешь? Хотя... Посмотрите: как вам?

Он указал на колокольню. Высотой метров пять, она была достаточно длинной и достаточно широкой для поединка, а уж для «демонстративного наказания геро­ическим комиссаром неразумного юнца» в память и вра­зумление всем прочим, так вообще являлась образцово-показательным «лобным местом».

— Колокола надо было еще вчера сбросить, да уста­ли с дороги,— вздохнул Звездин.— Ничего, чуть позже исправим... Вы же ждать не хотите?

— Мне они не помешают.

— Небольшая дорожка там есть, нам и ее хватит... Начнем?

Раздевшись до рубашек, мы поднялись на колоколь­ню. Внизу постепенно стал подтягиваться на зрелище народ. Когда гордо вскинувший голову комиссар шагал впереди меня, со стороны, наверное, казалось (да, скорее всего, он и сам так себя чувствовал), что неразумного теленка ведут на убой. Видимо, у господина комиссара все же было изрядное количество комплексов, иначе от­куда бы в нем таилось столько дешевой театральщины? Да и вообще, насколько я могу судить, у господ «комму­нистов» явный перебор с «кино и цирком». Но на души впечатлительные это действовало: бабки внизу начали охать и причитать...

Я могу догадываться, сэр, с какой улыбкой вы сейчас читаете эти строки. Сколько раз вы журили меня за излишне фанатичное пристрастие к фехтованию, указывая на современное вооружение офицера и на отошедшие в прошлое дуэли... Забавно, но вновь хочется вслед за отцом Иосифом вспомнить о том, что «случайности — не случайны». То, чему ты посвятил всю жизнь, иногда и при­годится-то может всего на несколько минут. Зато эти минуты могут однажды или спасти тебе жизнь, или стать «минутами славы»... А иногда и то и другое вме­сте... Лучшие фехтовальщики Британии настойчиво предлагали мне попробовать реализовать свои таланты в профессиональном спорте, пророча блистательную ка­рьеру, а вот теперь я играю всего лишь скромную роль статиста в позерском спектакле самовлюбленного пала­ча. Если б я выпячивал свои скромные достижения так же, как он, вряд ли удалось бы с такой легкостью зама­нить его в эту ловушку. Иногда скромность не только украшает, но и спасает...