Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным - Василий Песков

Они приехали в валенках. В Ахунах лежали сугробы, и только один-единственный грач хозяйничал на старой березе. В ветках свистел холодный ветер, раздувал перья и забивал старое гнездо колючим снегом. Грачу повернуть бы назад, переждать холод, но это был упрямый грач.

Он знал, что весна уже тронулась в путь. Он улетал на проталины, ковырял озябшими лапами землю и усердно чинил гнездо на березе. Люди поднимали глаза кверху и улыбались: прилетел… Значит, весна…

Девушкам и одному парню раздали синие, как мартовское небо, тетрадки. Первый урок провела Люба Перегудова, землячка, о которой сам Хрущев сказал: «Молодец, Люба!», о которой писали газеты и говорили по радио.

На этом первом уроке тетрадок не открывали. Запоминалось без записей, потому что это и не урок был, а так просто — девичий разговор.

Сто двадцать девушек и один парень увидели Любины озорные глаза, ситцевую в цветочках косынку, обветренные руки.

— Ростом ниже меня, — шепнула подружке самая маленькая из ста двадцати — Маруся Алябина.

«Да совсем обычная, такая же, как и мы», — подумали сто двадцать девушек и один парень. Это было самое главное, что надо было усвоить на первом уроке.

Говорили на этом уроке о тощей и жирной земле, о тракторе «Беларусь», о кукурузных квадратах, нормах высева и прочих премудростях кукурузного дела. Сто двадцать девушек и один парень поняли, что «Любина кукуруза» может расти по всей области, а трактор «Беларусь» будет слушаться девичьих рук. Но надо, конечно, учиться… В день первого урока ярко светило солнце. Когда провожали Любу, грач на березе чистил перья и совсем по-весеннему пел нехитрую грачиную песню. Из-под осевших сугробов на дорогу текли первые робкие ручейки.

Сколько новых непонятных и пугающих слов: «карбюратор», «картер», форсунка»… Испугалась этой премудрости Тая Дуранова. Тихонько собрала чемодан — и ночью на вокзал.

Через три дня вернулась: «Застыдили в совхозе»…

Пишут сто двадцать девушек трудные слова в тетрадку. Парню легче. Парням техника легче дается. Оттого к парню за консультацией нет отбоя. Сообща промасленными руками разбирают и собирают карбюраторы, картеры и форсунки.

Приходят из института студенты, тоже закатывают рукава. Показывают, объясняют.

Появились в журнале отметки. У парня, конечно, пятерки. У девушек — разные цифры в журнальных клетках. Пятерки у Вали Сукмановой, у Гали Власовой, у Нины Бибаевой. У Раи Жуковой тоже пятерки. Рая Жукова — уважаемый человек. Год назад ее выбрали в Верховный Совет республики. Ее кукуруза с перегудовской спорила. Рая хорошо поняла: на кукурузном поле нужна машина. И надо уметь управляться с этой машиной. Вместе с подружками депутат республики копается в промасленных «железках», которые, если собрать правильно, прекратятся в послушную и легкую «Беларусь».

Девушки уже знают, какая это машина. Уже две недели по три часа ежедневно сидят они за рулем. Рядом, правда, инструктор — опытный тракторист сельскохозяйственного института.

Но девушки и без инструктора уже аккуратно проезжают узкие «ворота» из колышков, оставляют ровный, как по линейке, след на снегу. Это очень важно, чтобы след — как линейка. Это значит — хорошие получатся квадраты на кукурузном поле.

После трактора подойдет очередь сеялки, разных навесных механизмов, потом краткий курс агротехники. А когда высохнет луг за Акунами, сто двадцать девушек и один парень начнут учебный сев. Будут у девушек и Сашки Королева экзамены по всем правилам. И уже этой весной посеют они на родной пашне первые семена.

Поселок Ахуны стоит на горке. Глянешь сверху — тают в весеннем тумане синие зубцы леса. Оттуда, из-за синих зубцов приходят в Ахуны голубые конверты. Матери просят не утомляться и вовремя ложиться спать. Председатели из колхозов пишут: «…сто гектаров отвели для звена. Возим удобрения. Ждем…» Ждут девушек хлопцы в пензенских селах. Конверты от них узнают по почерку, и письма читаются моментально. Я не спрашивал, что пишут девушкам хлопцы. Я подумал: не худо бы и хлопцев послать в Ахуны учиться. Механизированные звенья… Почему же сто двадцать девушек и один парень! Парню легче понять премудрости техники. Ему, как говорят, и карты в руки. Очень хорошо, если девушки сядут за руль. Но и парню в механизированном звене самое место.

…Растаяли сугробы в Ахунах. На площадке за тополями с утра до вечера снуют красные и голубые «Беларуси». Ровные, как по линейке, следы от колес. Сто двадцать девушек и один парень прокладывают след по талону снегу.

На берегу возле площадки набухли почки. Шапками висят на ветках грачиные гнезда. Возле каждого гнезда появился хозяин. Солнечными днями с утра до вечера стоит над Ахунами грачиный грай. Поди найди среди весенней стаи того разведчика, которому холодный вечер ерошил перья. Не узнать теперь смельчака среди веселой и хлопотливой стаи…

Ахуны, Пензенская область. 1 апреля 1961 г.

Люба, Любушка…

О Любе уже писали. Снимали ее для кино и газет. Немного избаловали. Я сказал ей об этом. Она не обиделась. Она сказала, что в двадцать пять лет у человека должно хватить ума не задирать носа. А если и заметили что, то сами и виноваты.

Один то прибавит, другой — еще что-нибудь. Поневоле… — И рассмеялась. И весь ее озорной, веселый характер проглянул в улыбке, в привычке глядеть собеседнику прямо в глаза. Вот она перед вами, Люба Перегудова. Девушка из деревни Ново-Студеновка.

В Ново-Студеновку я приехал в самое растополье. В лесу, у дороги, лежал снег, а на буграх грачи уже делали ревизию пашням.

В ложбине, за Любиным домом, первые чибисы радостно спрашивали: «Чьи вы? Чьи вы?..»

В новом со смолистым запахом доме живут трое: Люба, Любина мать и на правах брата — Любин племянник Колька, мальчишка с пионерским галстуком. Видимо, по вкусу жильцов и портреты на бревенчатых стенках: темная икона в углу, портрет Фиделя Кастро возле окошка и большая, в рамке, фотография немолодой женщины с полным и добрым лицом.

— Долинюк?

— Долинюк…

Запиваем молоком сладкие кукурузные зерна и по косточкам перебираем несложную Любину биографию. В разговор изредка вставляет слово Любина тетка, Ксенья Фроловна Горина.

Для Любы тетка — не только родственница.

Ксенье Фроловне было столько же, сколько Любе сейчас, когда по пыльной дороге между стенами ржи провожала брата. Печальные были проводы.

Солдат обнял жену, по очереди обнял пятерых ребятишек. С сестрой солдат долго шел рядом:

— Матрена у меня слабая… Не дай пропасть ребятишкам. Надо, чтобы от земли не ушли. Может, на комбайн заместо меня?

Много солдат не вернулось с войны. Но не пропали без них ребятишки. Не пропали, не отошли от земли дети Матвея Горина. Выросли, построили дома в Ново-Студеновке. Поженились и вышли замуж. Племянники могли и забыть тот день и ту дорогу во ржи. Но она-то хорошо помнит. Она проплакала всю ночь после дорог. А утром приколотила кресты из досок на окошках маленькой своей хаты и принесла тощие узелки в дом к ребятишкам. В тот же день она робко постучалась к директору МТС:

— На комбайн… Вместо Матвея… Можно?

Никто не знает, никому не рассказывала, сколько слез упало вместе с каплями масла на шестеренки старого «Коммунара». Один класс грамоты… Еле-еле выводила фамилию печатными буквами: Горина. Какая уж там учеба! Все ощупью. Но старенький «Коммунар» сдался. Послушался. Пошел по полю. А следом бежали шестеро ребятишек и кричали: «Поехал, поехал!»

Шестой была Люба. Она тоже без отца осталась и тоже тянулась к ласковой и доброй тетке.

Старенький «Коммунар» оказался вдруг самым надежным работником. Он не останавливался, он работал с утра до вечера.

Деньги, хлеб, награды и подарки Ксенья приносила в дом, где жили племянники, где вслед за матерью ребятишки звали ее ласково и уважительно: кормилица. В горячую пору ребятишки несли ей в поле узелок с харчами.

Ксенья ужинала, расстелив платок на стерне.

Ребятишки просились ночевать в поле. Иногда Ксенья разрешала. Племянники укладывались рядком на соломе. Августовские звезды падали в рожь.

— Ксень, а звезды подожгут поле?

У Ксеньи хватало сил только провести огрубевшей ладонью по волосам девочки. Однажды на полевой стан вернулся из другого района гостивший у тещи тракторист. Он высыпал возле костра что-то похожее на круглые желтые поленья и сказал:

— Кукурузные початки. Налетай!

Повариха, беженка с Украины, покидала початки в соленую воду. Пока разгорался огонь, она расхваливала диковинную еду, диковинное растение — кукурузу.

Любе не понравилось угощение. Ей было девять лет. Даже опытный кудесник не мог бы предсказать тогда, что именно за эти початки получит Люба орден, что о ней будут писать в газетах и самый уважаемый человек в государстве скажет о ней: «Молодец, Люба!»