Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным - Василий Песков

С этим вопросом, прилетев из Азова, я обратился в Министерство юстиции. Ответ министерства надо набрать особым шрифтом: «Выступления газет, голос нашей общественности очень помогли юристам при составлении нового Кодекса наших законов. В старом своде законов наказание за браконьерство было действительно очень мягким — незначительный штраф. Новый Кодекс, вступившей в силу с января этого года, не балует браконьера. Узнав сумму штрафа, он подумает: стоит ли пускаться в разбойничий промысел? Пойманный на реке вторично, браконьер рискует получить строгую меру взыскания — четыре года тюрьмы и конфискация всего имущества… Нелегко будет жить при новом законе и сухопутным грабителям…»

Со всей строгостью закона надо судить любителей поживиться из кладовой нашей природы. И, конечно, все мы должны быть признательны и благодарны смелым людям, хватающим грабителей за руку. Мы должны помогать им, должны уважать их нелегкий и беспокойный труд. Еще раз хочется назвать смелую четверку ростовской рыбоохраны: Владимир Худяков, Михаил Солдатов, Павленко Юрий, Третьяков Анатолий.

Двое из эти парней представлены к награде за храбрость. Газета поддерживает ходатайство. Смелые защитники народного добра достойны награды.

Фото автора. Азов. 28 января 1961 г.

Утренний разговор

Галя Макеичева, Логунова Галя и Саша Верещако. Они только что встретились. Много хочется сказать друг другу этим молодым людям с очень похожей судьбою…

* * *

У всех троих была бессонная ночь. На самолете и в поездах они спешили в Москву. Первый раз в Москву. Первый раз в жизни по большому делу в столицу ехали трое этих друзей. В гостинице толчея. Хлопают двери. Новые и новые делегаты.

— Галя Макеичева! — окликает дежурная.

К столу с маленьким чемоданом подходит девушка.

Целую ночь я дежурил в гостинице. Ждал ее. Но если бы не окликнули, не узнал бы. Я видел ее в полушубке, в здоровенных валенках и мужских рукавицах. Теперь она в нарядном платье, с черной сумочкой. Увидела — улыбнулась… Читатели нашей газеты, наверное, помнят улыбку Гали Макеичевой. Об этой костромской девушке я рассказывал в очерке «Дочь коммуниста».

Письмо Гали Макеичевой в Центральный Комитет партии читали с трибуны недавнего партийного Пленума. Теперь костромская свинарка вместе с сотней других сельских парней и девушек приехала на комсомольский пленум.

— Одну минуточку! — вместе с дежурной Галя листает длинные списки, ищет фамилию и вдруг, забыв смущение, хлопает в ладоши: — Приехали, приехали!

Бежим по этажам, ищем нужные номера на дверях. Ищем Галю Логунову и Сашу Верещако…

И вот все трое вместе. Раннее утро. Первые троллейбусы под окнами. Первые звуки на улице. Как будто не было бессонной ночи.

— Ну, расскажи!

— Ты расскажи!..

После газетного очерка Гале Макеичевой пришло более тысячи писем. Писали солдаты, рабочие, девушки из Молдавии и Сахалина, писали отцы и матери. Одно письмо было из Витебской области: «Меня тоже зовут Галею. Мы очень похожи с тобой, подружка…» И еще одно письмо из Белоруссии, от парня: «Ты молодец, Галка!..»

В письмах, кроме хороших слов, шел разговор о делах в белорусском селе и совхозе. И вот две свинарки и белорусский парень-строитель встретились. Как много общего в судьбе этих недавних школьников! Галя Макеичева, как помните, аттестат зрелости получала вместе с квитанцией за первые тонны сданной свинины.

1200 голов откормила за год Галина Макеичева. А вот результат витебской Гали — 1241!

Почти в ногу шли две эти Галки. Почти ровесницы. Почти одинаковые трудности у обеих. Были и слезы, и первые радости, и поздравления, и снова трудности.

— И у тебя руки обветренные… — говорит Галка витебская.

Костромская Галя не отвечает, только кивает головой и улыбается. Подружка и без слов понимает, сколько забот у этих рук.

— За зиму мотор освою, — говорит костромская, — косою махать не придется. Оседлаю косилку — за десять минут на день клевера. Кормушки по моим планам уже сейчас перестраивают. Легче будет…

И витебская Галя говорит о планах. Новый свинарник строят. Механизация предусмотрена. Больше времени для песен останется. Витебская Галя — певунья. И десять ее подружек на ферме тоже певуньи. Во все отделения Полотского колхоза ездит Галя со своей певчей бригадой. Она и тут, в гостинице, не прочь бы спеть.

— «Чередочек» знаете!.. Есть такая веселая песня… А на пленуме можно? — озорно поднимает Галка глаза в мою сторону.

Я отвечаю, что не был на пленумах, а на съезде пели.

— Ну, ладно. Увидим.

— Мне выступать поручили, — говорит костромская. — Волнуюсь, ужас!.. Ты сколько в этом году берешь?

— Две тысячи.

— А я полтора. Подумала — не смогу больше. Сдаю в институт документы. Надо по силам…

— Я тоже в техникум поступила.

Подружки разглядывают платья друг друга, подписывают друг другу карточки. Потом костромская Галя на обрывке листка показывает, как думают перестроить откормочный лагерь в совхозе, как будут подвозить воду, где будет храниться силос…

В разговор вступает третий участник встречи — Александр Верещако. По строительству он может дать лучшие рекомендации — техник-строитель, секретарь комсомольский в колхозе!

Саша солидно рассказывает, сколько коровников, сколько птичников, сколько домов построено и будет построено.

— Года три назад моя профессия в колхозе была без надобности. А теперь в штат взяли…

Без нашего брата-строителя теперь ни шагу…

— Выступать будешь?

— Погляжу. О строительных делах стоит сказать…

Вот так протекал утренний разговор, записанный на десятом этаже московской гостиницы. Трое друзей, трое молодых деревенских хозяев знакомились, готовились к большому разговору на комсомольском пленуме.

9 февраля 1961 г.

В трех шагах от берлоги

Первый раз я услышал о нем в Иркутске. За столом у охотника ели медвежатину, говорили о медведях, о медвежьей охоте.

— А Мельникова знаете? — спросил немолодой соболятник с отметкой звериной лапы на голове. — Ну-у!.. Это же бог по медведю…

Вернувшись в Москву, я стал разыскивать «бога». Это оказалось нетрудным делом: Мельникова в Москве знает каждый охотник. Но «бог» несговорчив:

— На охоту? А вы знаете, это совсем не плюшевый мишка, — рычал в телефонную трубку насмешливый голос. — Нет. Никого не беру… Раз десять звонил, уговаривал. Ни в какую! Я готов был уже плюнуть, как вдруг он сам позвонил, в полночь:

— Вы, как медведь, упрямый… Ладно, беру. Приезжайте…

Зовут его Павлом Григорьевичем. Небольшого роста, коренастый, с густым хриплым голосом, спокойный и добродушный. Здороваясь с ним, я улыбнулся:

— Вы ведь и сами на медведя похожи…

— Ладно, ладно, держи мешок…

Укладываем банки с консервами, ветчину, патроны с пулями «дум-дум». Веревка, буханки хлеба, ножик, порошки от кашля (чтобы не спугнуть при подходе), кассеты с пленкой, сахар, спички, иголка с ниткой… В боковой карман Мельников аккуратно кладет бинты и склянку с йодом.

— Необходимо?

— Все может быть… Вот почитайте…

Расправляю у лампы измятый листок, доставленный почтой из валдайских лесов от старого охотника Семена Леонтьева: «…Очень зол. Ростом — годор пять-шесть, не больше. Но лютый!.. Летом трем коровам хребты сломал, в казенную лошадь вцепился — почти до самой сторожки висел на гриве. Бабы за клюквой с опаской стали ходить: того и гляди насядет… На овсах стрелял его дважды, но, видно, глаз начал шалить. Ушел. Верст за двадцать ушел. К осени опять объявился. Двух лосей порешил и телушку у кума Митрохи…

По первому снегу я его выследил. Хитер зверина! По своему следу задом шел, потом — прыг в сторону шагов на семь… В поваленной осине берлога! Середина сопрела, так он в дупле. Приезжайте. Будет охота!»

— Да, совсем не плюшевый мишка, — подумал я вслух, сворачивая письмо.

— Совсем не плюшевый, не плюшевый, — подтвердил помогавший нам снаряжаться старик с большим носом и бороденкой, как у Христа. — Вот, извольте полюбопытствовать, — старик закатал рукав и показал шрам выше локтя, — при старом еще режиме зубов отведал. Князь Оболенский струсил, ружье уронил, я, как егерь, выручать кинулся. Ну, и встретились… Слава богу, ножик хороший случился…

Сборы закончились под самое утро. Перед дорогой легли вздремнуть. «Медвежий бог» сладко храпел, а я считал цветы на обоях и силился представить себе берлогу… Мы спим, и он спит. Толстый от лосиного мяса… Как это он может забраться в дупло? Правда ли, что лапу сосет?.. На севере медведя умкой зовут. И правда ведь умный — задом по своему следу вернулся…

Наконец засыпаю. Снится валдайский лес, снится охота. Подкрались будто к берлоге — пустая! В берлоге… медвежья записка: «Дураки. Ни пуха вам, ни пера»…