Письма из прошлого - Олег Рой

Внезапно Полина остановилась и обернулась к нему.

— Ты действительно хочешь об этом знать? — спросила она.

— Да, — кивнул Дмитрий, не колеблясь ни минуты.

— Тогда я могу сообщить тебе только то, что Надя умерла не от травмы. — Она говорила, стараясь не смотреть в его сторону.

— Нет? А от чего же тогда?

— Мне неприятно сообщать тебе об этом, Дима, но она… она покончила с собой. Там в больнице. Об этом тогда говорили все — и пациенты, и персонал. Больница просто гудела, как потревоженный улей. Хорошо, что до тебя не дошли слухи, но ты тогда был без сознания.

— Покончила с собой?! — изумленно повторил ошарашенный Дима. — Но как? Почему?

— Она пробралась в комнату медсестер, опустошила шкафчик с лекарствами и приняла разом все таблетки, которые сумела найти. — Видно было, что и Полине, даже после стольких лет, нелегко дается этот рассказ. — А вот почему она это сделала, никто не знает. Она не оставила никакой записки. Мне кажется, это, по-видимому, была реакция на шок после аварии. Она не перенесла сообщения о смерти Кристины… Ведь это произошло за несколько дней до того, как ты очнулся.

Некоторое время Дмитрий молчал, пытаясь осмыслить услышанное.

— Но почему?.. Почему ты не сказала мне раньше? — воскликнул он, наконец.

Полина горько усмехнулась.

— Дима, ты даже представить себе не можешь, в каком ты был тогда состоянии… Тебе и так хорошо досталось. Долгое время я всерьез опасалась за твой рассудок. Эта идиотка, врачиха из той больницы, заколола тебя транквилизаторами, доведя чуть ли не до состояния овоща. Я пыталась вмешаться, но меня не стали слушать, ведь я в той больнице была никто, добровольная сиделка, которой разрешили ухаживать за пациентом. Единственное, что я могла сделать, — это поскорее забрать тебя к себе в «Лесную поляну» и постараться вернуть к жизни. Как ты думаешь, могла я сказать тебе о самоубийстве Нади во время реабилитационного курса? Ты бы сделал это на моем месте?

— Я бы сообщил пациенту позже, — начал было Дима, но, еще не договорив, понял всю нелепость своих слов.

— Когда «позже»? — возмутилась Полина, чувствовалось, что эта тема до сих пор остается болезненной для нее. — Когда ты сбежал от меня? После всего, что я для тебя сделала?

Она снова отвернулась к окну, и на миг Диме показалось, что Полина плачет. Нет, к счастью, только показалось.

— Полина… — Он подошел к ней, протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но не сделал этого, так и стоял с поднятой рукой, чувствуя себя последним идиотом. — Прости меня. Прости за все.

— Да ладно. — Полина поморщилась, видно, силилась улыбнуться, да не вышло. — Как говорится, кто старое помянет… Все это уже в прошлом.

Она машинально поправила волосы, вернулась к своему столу, опустилась в кресло.

— Так что извини, Дима, но помочь тебе с этими письмами я не смогу, — по-деловому произнесла она. — Поищи автора среди других своих брошенных пассий. Хотя я понимаю, что это непросто, учитывая их количество… Это все, о чем ты хотел со мной поговорить? А то мне нужно идти.

— Да, конечно. Извини, что отнял у тебя столько времени. Всего тебе хорошего.

Дмитрий торопливо направился к двери. Давно он не чувствовал себя так отвратительно.

Он уже взялся за ручку, когда Полина окликнула его.

— Погоди минуту! Дай-ка мне еще раз взглянуть на письма.

Она снова пересмотрела листки и пробормотала себе под нос:

— Такое чувство, что я уже видела где-то этот почерк… Нет, никак не могу вспомнить…

Глава 6

Тени прошлого

Первые несколько дней после встречи с Полиной Дмитрий все никак не мог прийти в себя от потрясения. Ее рассказ произвел на него столь сильное впечатление, что Дима напрочь забыл и о цели своего визита в реабилитационный центр, и о странных письмах. Все его мысли были только о покойной жене. Неужели Надя действительно покончила с собой? Он думал, что за прошедшее время уже нашел в себе силы смириться с гибелью жены и дочери, однако теперь убедился, что это было не больше чем заблуждением. Ему удалось лишь приглушить симптомы, загнать болезнь внутрь, но не справиться с самим недугом, который теперь постоянно давал о себе знать, прочно засев в сердце острой занозой. Впервые за почти десять лет он испытывал столь сильные чувства — но это, как легко понять, не приносило никакого удовлетворения.

Дима вспоминал Надю, какой она была в девичестве: тоненькой, изящной, с хорошей фигуркой, с легкой походкой, — будто и не деревенская девчонка вовсе. «Не иначе, барин породу улучшил», — смеялась Димина мама. Надю все находили симпатичной, и она действительно могла бы такой быть, если б умела себя подать и следила за собой. Но даже в юности она мало уделяла внимания своей внешности, а выйдя замуж, и вовсе забыла об этом. В памяти Дмитрия жена навсегда осталась одетой в домашние платья-халатики, невзрачные, в мелкий блеклый цветочек, зимой байковые, с длинным рукавом, летом ситцевые. Сколько раз Дима пытался уговорить ее сменить гардероб, вытаскивал в магазины или на рынок, заставлял мерить и покупать понравившиеся ему самому вещи. Однако потом все это мертвым грузом оседало в шкафу — ведь из дома Надя почти не выходила. Разве что в магазин или встретить-проводить Кристинку в школу или в спортивную секцию, а дома носить хорошие вещи ей было жалко. Экономная Надюшка лишний раз даже в парикма*censored*скую не хотела сходить, постоянно носила волосы одной длины — чуть ниже плеч, скалывая их какими-то заколками. Заколки плохо держали, из прически выбивались тонкие прямые русые прядки, они мешали Наде, лезли в глаза, она пыталась убрать их и делала это неловко, тыльной стороной ладони, поскольку руки всегда были то в муке, то в фарше, то в мыльной пене. Надя никогда не сидела без дела, увидеть ее отдыхающей среди дня в кресле или на кровати было практически невозможно — разве что когда очень сильно заболевала. А так, даже и с повышенной температурой, все равно суетилась целый день — то стирала, то гладила, то готовила, то убирала, то проверяла у дочки уроки. Даже во время просмотра телевизора Надюшка не расслаблялась, а всегда параллельно занималась чем-нибудь еще, вязала, штопала или шила одежду для Кристинкиных кукол. Дима считал, что таким образом Надя оправдывается сама перед собой за то, что смотрит телевизор слишком часто. Она действительно проводила у экрана не меньше пяти часов в день. Особенно любила длинные сериалы, очень сопереживала героям, помнила всех по именам и судьбам, напряженно следила за перипетиями их сложных отношений и часто порывалась пересказать ему содержание какой-нибудь серии, но он либо отмахивался, либо смеялся над ней. Только сейчас он понял, что эти дурацкие сериалы составляли всю ее жизнь, точнее, небольшую часть ее жизни, которая оставалась свободной от забот о нем и о Кристинке. Не подшучивать ему надо было над женой, а понять ее и постараться что-то изменить. Уделять ей больше времени, чаще разговаривать с ней. Может быть, попытаться как-то ее расшевелить, найти то, что могло бы ее заинтересовать…. Но теперь этого не сделать, теперь уже поздно. Надюшка мертва. И она не просто умерла в больнице от полученных в аварии травм, она покончила с собой.

Возможно, кому-то это могло бы показаться удивительным, но вопросом, почему она это сделала, Дима даже не задавался. Однажды, когда он еще работал в психиатрической клинике, один из его пациентов, пожилой дядька интеллигентного вида, которого трижды вынимали из петли соседи по коммунальной квартире, сказал ему: «Знаете, Дмитрий Сергеевич, для того чтобы захотеть умереть, причины не нужны. Причины нужны для того, чтобы хотеть жить». И Дмитрий, поразмыслив, не мог не согласиться с этими словами, несмотря на то, что они были сказаны человеком, страдавшим малопрогредиентной шизофренией. И сейчас, после рассказа Полины, ему вновь вспомнилась эта фраза. Судьба отняла у Нади по крайней мере одну из самых важных «причин жизни» — Кристину. Вполне вероятно, что вместе с дочкой Надюшка и потеряла желание жить. Наверное, со многими матерями произошло бы такое, окажись они на ее месте. Не дай бог никому, конечно.

Эти навязчивые мысли преследовали Диму постоянно, отвлекая от работы днем и не давая уснуть по ночам. И вскоре он понял, что должен обязательно сделать, чтобы хоть как-то восстановить душевное равновесие. Ему необходимо съездить на могилу жены и дочки, тем более что он не был там около десяти лет.

Сначала Дмитрий запланировал поездку на майские праздники, но потом сообразил, что в этом году на третье мая приходится Пасха, а это означает, что на кладбище будет настоящее столпотворение. Он никогда не понимал странной убежденности своих соотечественников, что поминать усопших и наводить порядок на их могилах нужно непременно в Христово Воскресенье или на Радуницу — как будто в году нет других дней. Оказаться в толпе и, скорее всего, вызвать повышенный интерес деревенских жителей к своей персоне Диме абсолютно не улыбалось. Так что он тщательно перепланировал свой рабочий график, выгадал несколько дней и взял билеты на самолет на девятнадцатое мая, прямо в годовщину ДТП.