Площадь Магнолий - Маргарет Пембертон

— Сидеть, шалун! — прикрикнула она на уэльского терьера, положившего лапы ей на колени. — Ступай на кухню, твоя корзина там. И не вздумай забраться на диван! Карлу не нравится, когда ты устраиваешься на нем по-хозяйски. А где Макбет и Кориоланус? Они не обиделись на меня за то, что я отнесла их корзины на второй этаж?

Терьер по кличке Хотспер тявкнул, требуя прогулки. Эллен притворилась, что не поняла намека. Возможно, именно ее собаки мешают Карлу сделать предложение? До того как Кейт взяла в дом Гектора, у Фойтов никогда не было собак. И хотя Карл никак не проявлял своего раздражения в отношении этих животных, полной уверенности в его любви к ним у нее не было.

Как узнаешь, что у него на уме? Карл был чрезвычайно замкнутым, спокойным, самодостаточным человеком, его внутренний мир и мысли оставались для нее тайной. И это также ее беспокоило. Разве могла она расслабиться и наслаждаться его обществом, не понимая, что он думает об их отношениях? Он был ее преданным другом, но любовниками в общепринятом смысле этого слова они так и не стали. То есть до сих пор ни разу не легли вместе в кровать. Впрочем, от Карла и нельзя было этого ожидать, он придерживался твердых принципов. Она и представить не могла, чтобы ему в голову пришла мысль переспать с кем-либо, кроме жены. Да и сама она отнюдь не была опытна в амурных делах. Эллен уже исполнилось сорок, но она все еще оставалась девственницей.

В комнату вбежала огромная дворняга на редкость отталкивающей внешности и вспрыгнула на диван. Занятая своими мыслями Эллен не заметила этого. А может быть, именно ее девственность мешает нормальному течению их отношений? Или Карл считает ее недостаточно развитой интеллектуально? Разве умная женщина поселит в своей квартире трех бездомных собак?

Кориоланус глубже зарылся в подушки.

Эллен снова взглянула в зеркало, ощущая смутное беспокойство. Недавно она сделала перманентную завивку, но теперь сожалела об этом. Лучше бы она продолжала закалывать свои русые, точнее, мышиного оттенка волосы в пучок, как это делает Гарриетта. Но и пучок у нее никогда не выглядел таким изящным, как у подруги, что, собственно говоря, и побудило Эллен изменить прическу. Ей хотелось стать более элегантной, но из этого ничего не вышло, она по-прежнему смотрелась серенькой простушкой средних лет.

Раздался знакомый стук во входную дверь, и у Эллен екнуло сердце. Это он! Остаток дня они проведут вместе, а больше ей ничего и не нужно. Она была бесконечно признательна Карлу за то, что он предпочел ее общество компании любой другой незамужней женщины ее возраста, а таких в округе было немало. Если бы только она знала наверняка, что он и впредь будет общаться лишь с ней, то считала бы себя самой счастливой женщиной на свете! Эллен побежала отворять дверь, одновременно беспокоясь, не накрасила ли она губы чересчур толстым слоем и понравится ли ему бисквитный пирог, который она испекла к чаю. Возможно, он покажется Карлу безвкусным по сравнению с теми пирогами, которые пекла для него покойная жена? Интересно, а станут ли они обсуждать минувшие торжества по случаю победы над Японией или же ему захочется просто насладиться тишиной и покоем после буйных празднеств?

В свою очередь, Карл, пребывавший в счастливом неведении о том, что стал причиной столь мучительных сомнений, сам задавался вопросом, не слишком ли он торопится сделать Эллен предложение. Ведь дом ее невелик, учитывая, что в нем обитают три собаки. И даже будь он вдвое больше, все равно мужчина обязан обеспечить гнездышко для счастливой супружеской жизни. По сути, перебираться в дом жены — это то же самое, что существовать за ее счет.

Заслышав приближающиеся шаги Эллен, Карл подумал, что эту проблему надо все-таки как-то решить. Его дом был достаточно просторным и добротным, каким и надлежало быть строению в стиле эпохи короля Эдуарда, предназначенному для большой семьи, но и в нем не было места еще для трех собак. При всей его бесконечной любви к дочери и ее детям Карл по своему складу характера не был предназначен для шумной семейной жизни. Ему нравилось читать и слушать классическую музыку, а эти занятия требовали тишины. Его избранница тоже привыкла к покою насколько он возможен при наличии в доме трех дворняг. Начинать супружескую жизнь с Эллен и ее четвероногими друзьями под одной крышей с Кейт, Леоном, тремя детьми и Гектором означало обречь свою семью на скорый распад. А раз денег на покупку другого дома у него не было, ему оставалось только переехать к своей будущей жене.

Дверь открылась, и мимо Карла пулей промчался Хотспер. Хозяйка попыталась было его остановить, но пес без оглядки унесся в направлении дороги.

— Скверная собака! Негодник! — укоризненно крикнула Эллен, позабыв, что Карл терпеливо ждет на пороге. Наконец Хотспер внял ее доводам и остановился на углу улицы. Он не относился к числу вышколенных псов. Стоило только ей отстегнуть поводок, как он срывался с места и мчался прочь со всех ног, словно призывая поиграть с ним в догонялки. Сейчас Эллен вынуждена была подойти к шалуну и, взяв его за ошейник, потащить обратно в дом.

Карл терпеливо ждал. Он знал, как Эллен любит своих питомцев, подобранных в развалинах разбомбленных домов. Ради них она была готова пожертвовать собственной жизнью. Может быть, именно это редкое качество ее натуры и притягивало Карла. В ее обществе ему всегда было хорошо и спокойно. Любящая и преданная, абсолютно неспособная на грубость или дерзость, Эллен внесла в жизнь Карла забытую романтическую струю как раз в тот тяжелый для него период, когда он лишился всякого общения с окружающим миром. Воспоминания о пребывании в лагере для интернированных лиц внезапно нахлынули на него с новой силой. Но он не поддался: те дни канули в Лету, да и война закончилась. Соседи, среди которых Карл жил довоенные двадцать лет, уже извинились перед ним за то, что подвергли его, поддавшись общей истерии, бойкоту. И лишь одно воспоминание мозг Карла не желал отторгать — о том, как незнакомая ему дама средних лет завязала с ним переписку и избавила его этим от ощущения одиночества и неприкаянности. Для христианки Эллен, чье доброе сердце переполняла любовь к людям, это был нормальный поступок. Порой Карл спрашивал себя: понимает ли она сама, как много значили для него ее письма, какое живительное воздействие оказали они? Ведь только благодаря им он вновь поверил в изначальную доброту человеческой натуры.

— Хотспер не всегда такой непослушный, — виновато проговорила она, с трудом затаскивая собаку в палисадник. — Просто он обожает прогулки.

Карл затворил калитку, перекрыв псу путь к бегству, и дружелюбно предложил: