Маркиза Бонопарта - Виктория Дьякова

Выйдя из операционной палатки и увидев своего сына, измаранного в крови, княгиня Лиз едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть… Усталое лицо ее, с воспаленными от бессонных ночей глазами, посерело. Она молча смотрела на Александра, ожидая, верно, что он вот-вот упадет замертво.

– Матушка, матушка, – юный князь Потемкин подбежал к княгине и, обняв, прижался лбом к ее груди. – Мы не пустили французов на флеши, матушка! Мы отбились. Я вел атаку. Граф Алексей Александрович спас мне жизнь…

– Мальчик мой, герой мой… – Тонкие руки Лиз с бледными дрожащими пальцами гладили плечи сына, взгляд повлажневших глаз устремился на носилки, она, вздрогнув, рванулась вперед, но остановила себя.

– Он жив, он только ранен, – успокоил ее Александр, имея в виду графа Анненкова.

– Лиз, князь Петр Иванович здесь, – отвлекла княгиню Анна Орлова. – Заносите, заносите срочно в палатку, – скомандовала она санитарам, которые несли командующего.

Но глядя на длинную солдатскую очередь, Багратион приказал остановиться.

– Я подожду, – решил он…

– Куды ж ждать, ваша светлость, – заговорили вокруг. – Мы тебя сами занесем к медикусам, коли мужики не понесут. Мы ж без тебя – куды ж? Нашего-то брата, солдата, по Руси всегда сыщется. А тебя мы побережем…

– Спасибо, спасибо, братцы, – растрогался Багратион.

– Нечего говорить долго, – торопилась княгиня Орлова. – Заносите скорее. И графа Анненкова тоже… Бурцев! Бурцев где? – воскликнула она.

– Да я вернусь, пожалуй, – откликнулся гусар, садясь на коня. – Заживет как на собаке. Эка чепуха!

– Бурцев, немедленно на перевязку! – Анна почти силком стащила его с седла.

Положив Багратиона на операционный стол, доктора вспороли ему сапог. Лиз подошла сзади и опустила руки на золотые генеральские эполеты князя. Голова ее все время поворачивалась к соседнему столу, где находился граф Анненков. Там фельдшер с засученными рукавами снимал с графа окровавленный доломан, а маркиза Анжелика помогала ему.

Расстегнув пуговицы мундира, Багратион достал пачку писем, которые хранил при себе на груди, и протянул их Лиз.

– Вот возьми, Лизавета Григорьевна, – проговорил он, переведя на нее взгляд черных горячих глаз, в которых мужество превозмогало страдание. – Юнцом стоял я в карауле в Яссах, когда батюшка твой, Григорий Александрович, заметил меня и наградил крестом со своей груди за штурм Измаила. С тех пор много воды утекло, но преданность мою и он, и ты много раз испытывали. Ты знаешь, что никого у меня на свете нет, Лиз, – один как перст, средь солдат всю жизнь. Но, если что случится со мной, я не хочу, чтобы имя единственной женщины… Ты понимаешь, о ком я говорю… Я не хочу, чтобы имя ее стало достоянием сплетен. Вот письма ее ко мне, я всегда носил их под сердцем. Если я умру, – сожги их, Лиз.

Он протянул Потемкиной письма великой княгини Екатерины Павловны, которую любил много лет. Княгиня взяла их, стараясь унять волнение.

– Я знала всегда, что ты – настоящий мужчина, Петр Иваныч, – вздохнула она. – Но я верю, что рана твоя не смертельна. Ты встанешь на ноги, обязательно, и еще поведешь нашу армию к победе… Письма я пока возьму, у меня они будут сохраннее. Потом верну. И никому не покажу, не сомневайся.

– Спасибо, Лиз, – князь Багратион с благодарностью сжал ее руку.

Она наклонилась вперед – слезинка, скатившись по щеке, упала на лицо командующего.

– Не плачь, Лиз, не плачь, – проговорил он, и голос неустрашимого Багратиона дрогнул. – Я запрещаю тебе, я – русский генерал…

– Жить будешь, батюшка, – сказал доктор, осмотрев рану. – Только поберечься надобно…

Услышав его вердикт, Багратион улыбнулся и сразу же попросил:

– Пошли кого-нибудь, Лиз, пусть узнают, как там, на левом фланге, держатся ли?

Вызвался Бурцев, его уж перевязали.

Когда гусар вернулся, лицо его выражало тревогу. Князь Багратион приподнялся на локте.

– Что? Что? Говори! – потребовал он…

– Отступили наши… – проговорил Бурцев глухо, – француз на флешах… Генерал Милорадович отступил за овраг…

– Как отступил?! – воскликнул Багратион и ударил кулаком по столу, на котором лежал. – О, дьявол, – простонал Багратион. – Они отдали левый фланг Бонапарту! Все кончено, Россия потеряна. Все – зря… – Черноволосая с проседью голова князя откинулась, он захрипел, доктора засуетились вокруг него.

Алексею Анненкову обильно прыскали водой в лицо. Ее капли, смешанные с кровью, падали и на Анжелику, которая находилась рядом с ротмистром. Низко наклонившись над раной Алексея, доктор ощупал ее и тяжело вздохнул.

– Вы бы шли отсюда, мадам, – проговорил он, взглянув на маркизу. – Не женское дело смотреть на такое…

– Нет, я останусь, – ответила Анжелика решительно, – я буду с ним..

– Ну, как знаете, – пожал плечами доктор. – Но имейте в виду, я предупредил вас. Видите, сколько раненых у нас, выхаживать вас от обморока нам некогда.

Анжелика нахмурилась и промолчала. Про себя она решила, что вытерпит что бы ей ни довелось увидеть.

Доктор подозвал санитара. Тот заслонил раненого от Анжелики спиной. Она слышала только глухой стон, вырвавшийся из груди Алексея, потом в посудину посыпались разбитые кости, отрезанные куски мяса…

* * *

Пушки продолжали греметь. Потеснив и взломав левый фланг русских, Наполеон выхватил ключи от всей бородинской позиции, и теперь ему оставалось только разгромить центр. Горы трупов громоздились на кургане Раевского. Десятки атак французской пехоты и кавалерии обрушивались на батарею: вот-вот, еще немного и – оборона лопнет.

Но русские держались самоотверженно. Раевский и части разбитого фланга Багратиона, которые присоединились к нему, казалось, не теряли силы, а только удесятеряли их. Чтобы отвлечь Наполеона от центрального редута, Кутузов бросил в тыл противника лихие казачьи части. Они пронеслись ураганом, сея смерть. Французы вынуждены были отступить, чтобы ликвидировать прорыв, – это отняло время, спасло Раевского, а вместе с ним и всю русскую армию от разгрома.

Наступал вечер, солнце заходило за тучи… Наконец, утихла и жестокая артиллерийская дуэль. Опустилась тишина, столь непривычная всем, кому довелось пережить этот страшный день. Ни русская армия, ни французская не продвинулись ни на шаг, они оставались на тех же позициях, на которых стояли утром, перед тем как все началось.

Убедившись, что опасность для графа Анненкова миновала, Анжелика поехала к кургану. Все время, пока она оставалась рядом с русским офицером, ее не покидали мысли о брате. А вдруг Александр ранен и лежит среди чужих и некому ему помочь? Она с содроганием думала, что ее старший брат мог быть и убит. Тогда кто же предаст земле его тело?