Блеск - Анна Годберзен

— Генри… — Отец заметил сына, прежде чем тот успел заговорить, и в голосе старшего Шунмейкера прозвучала неуверенность: стоит ли изобразить радость при виде почетного гостя или же разъяриться от того, что молодой солдат не потрудился к началу приема подобающе одеться и расчесать волосы. — Сигару?

— Нет, папа, мне нужно кое-что тебе сказать, а затем я уйду. Но не думаю, что смогу остаться на твоем приеме.

Присутствующие повернули к ним головы, изумленно округлив глаза. Они заложили сигары во рты в ожидании ответа непревзойденного Уильяма Сакхауза Шунмейкера. Влиятельный же человек расправил плечи, не отрывая глаз от сына. Спустя несколько секунд его лицо расплылось в улыбке:

— Что… Разве сегодня тебе необходимо участвовать в бою?

Гости расхохотались. Генри уставился в пол и сунул руку в карман брюк.

Он дождался, пока утихнет смех, и посмотрел отцу в глаза:

— Я не такой уж и солдат, верно?

— Ладно тебе, Генри, я лишь…

Но Генри не желал слышать ободрений и перебил отца прежде, чем тот успел извиниться:

— Я не могу остаться, потому что завтра уезжаю из Нью-Йорка. Корабль в Париж отплывает в полдень. И я буду там, вместе с Дианой Холланд. Видишь ли, я люблю её, а не Пенелопу. Я женился на мисс Хейз, потому что думал, что у меня получится жить спокойно под фальшивым фасадом респектабельности, но больше не могу этого выносить. — Лицо старшего Шунмейкера побелело — предположительно, от ярости — и он медленно опустил руку с сигарой. — Я больше не могу лгать о своем браке и службе на благо страны. Не хочу притворяться героем Тихого океана, когда вы все знаете, что на самом деле я поехал на Кубу уже после того, как испанцы потерпели поражение, и не сделал ни единого выстрела. Если Пенелопа захочет, она вправе развестись со мной или же продолжать этот фарс, называя себя миссис Генри Шунмейкер. — Генри презрительно махнул рукой и понял, что рад показать себя мужчиной на глазах у друзей отца. Он постепенно повышал голос, объявляя о своих намерениях и переживая минуту славы, давая старику понять, что тот больше ничего не сможет сделать, и его насмешки и угрозы лишить сына наследства отныне мало что значат для Генри. В эту минуту молодой человек упивался свободой, выше которой была, возможно, лишь та, что он чувствовал в объятиях Дианы. Радуясь произведенному впечатлению, о котором будет жалеть до конца своих дней, он выхватил из опущенной руки отца наполовину выкуренную сигару и взял её в зубы. — Мне все равно, — закончил он, — тем более что, как бы там ни вышло, я не стану этому свидетелем.

В комнате воцарилась тишина. Стена мужчин в смокингах маячила за спиной Уильяма Шунмейкера. У того от удивления отвисла челюсть. На секунду в лице старика мелькнули те же самые черты, которыми покорял дебютанток его сын, но уже изничтоженные годами гнева, соперничества, чревоугодия и употребления крепких напитков. Лицо осталось непроницаемым, но какие бы тайны оно ни скрывало, это не ослабляло его суровости. Уильям Шунмейкер неуверенно шагнул вперед, и на секунду Генри подумал, что сейчас отец сразится с ним за остаток сигары.

Но затем на плечо Генри обрушилась колоссальная масса, и в следующую секунду он понял, что отец не смог удержаться на ногах. Он попытался поднять старика, и несколько секунд мужчины действительно боролись: тяжелое тело Уильяма стремилось к земле, а молодой и стройный Генри пытался преодолеть силу тяжести и удержать отца в вертикальном положении. Старик хрипел и хватал ртом воздух. Шли секунды, и Генри больше не смог поддерживать отца — тот рухнул на пол, и сын тут же опустился рядом с ним.

— На помощь! — закричал Генри, обращаясь ко всем элегантно одетым мужчинам, чьи карманные часы мерцали в льстивом приглушенном свете. — Кто-нибудь, позовите врача!

Послышался шорох, перешептывания, и наконец кто-то отправился за доктором. Выкрашенные в черный цвет волосы Уильяма Шунмейкера растрепались, лицо раскраснелось от нехватки воздуха.

В его глазах плескались страх и ярость, но при взгляде на сына эти чувства сменились чем-то иным. Генри, как ребенок, захлопал ресницами и положил руку на сердце старика, словно это чем-то могло помочь. Из толпы вышел человек и подошел к лежащему на полу патриарху.

Генри поднял глаза и увидел высокую фигуру Иеремии Лоуренса, поверенного Уильяма Шунмейкера.

— Он умер, — объявил Лоуренс, и ещё до того, как снова взглянуть на отца, Генри понял, что это правда.

Глава 23

Сочетание европейского титула и американских денег уже настолько проверенный способ заключения удачных союзов, что вряд ли стоит об этом говорить, хотя следует помнить, что в Европе другие нравы и матери должны быть осторожны во время ухаживания, чтобы юные леди не поддались пришедшему с Континента упадку нравственности.

Миссис Гамильтон В. Бридфельт, избранные главы из «Воспитания молодых леди», издание 1899 года

— Так кто из этих парней мой соперник? — спросил принц, с заговорщическим видом склонившись к Пенелопе и ненадолго задержав взгляд на гладкой белой коже её декольте, прежде чем рассмотреть остальных гостей. Белая газовая юбка ниспадала до пят молодой миссис Шунмейкер, а свет люстры играл на унизывающих руки кольцах и браслетах.

— Сегодня мистер Шунмейкер ведет себя странно, — ответила она, наслаждаясь звучанием слова «соперник». От этого комплимента она чувствовала себя будто покрытой золотом. — Поэтому не думаю, что вы встретитесь.

— А. — В глазах принца плясали искорки, когда он вновь перевел взгляд на Пенелопу, и хотя она не была уверена, но ей показалось, что он провел рукой по задней поверхности её бедра. В синем военном кителе принц выглядел особенно жестким и сильным. — Значит, тем больше достанется мне? — продолжил он уже более тихим и плотоядным голосом.

Гости Шунмейкеров перешли ко вторым бокалам шампанского, и обстановка постепенно становилась праздничной. В разгар лета все хотели показать себя и насмотреться на общество, прежде чем отправиться в круизы по Ривьере и загородные особняки в Ньюпорте пережидать август. Спрятавшись за веером, Изабелла что-то шепотом рассказывала Брэдли, и Пенелопа поняла, что если мачеха завела любовника, то ей не стоит доверять. Уже сейчас она, вероятно, дословно пересказывала слова Пенелопы о принце Баварии человеку, которому не было нужды беречь свою репутацию.

— Знаете, все смотрят на нас, — помолчав, сказала Пенелопа, подчеркивая каждое слово и тем самым давая принцу понять, что думает, будто они на самом деле занимаются таким, на что стоит посмотреть.