Крест и порох - Андрей Посняков

Некрупного спинокрыла хватало обычно дней на пять – мясо успевали частью съесть, а частью засушить еще до того, как начинало оно портиться. Через пять дней воины уходили на притоки за рыбой, опустошая ловы до дна, и еще три дня селение ело только рыбу. Потом наступала очередь птицы, кореньев и снова спинокрыла. И так – круг за кругом, по сложившемуся невесть когда, но очень разумному обычаю.

Время от времени в лесу портилась погода либо шаманы видели дурные знамения, а иногда на сир-тя просто нападала лень – и тогда воины никуда не ходили, занятия в воспитательных домах прекращались, женщины забрасывали огороды. Селение отдыхало, валяясь на лугу под солнцем, распевая песни, вознося молитвы богам, бегая наперегонки, слушая сказки или играя в кости. В эти дни сир-тя запаривали с травами в большой деревянной бадье сушеное мясо, лакомясь этим сытным и ароматным яством. Но когда припасы заканчивались – обыденный круговорот дней, рыбалок и охот возвращался…

Вот и сегодня охотники пригнали к полудню из березняка молодого крепыша размером с чум, забили напротив святилища, не забыв поклониться доброму Нуму за его милость, сняли шкуру, начали срезать мясо, скидывая в ивовые корзины. И тут вдруг…

На тропе от верховьев реки появились странные дикари: первым шел белолицый, в длинной темной малице из неведомой шкуры, с большим сверкающим крестом на груди и развевающимися на ветру длинными густыми волосами непривычного коричневого оттенка. Дикарь шагал широко, уверенно опираясь на копье с длинным сверкающим наконечником, раздвоенным у основания и украшенным волосяными кисточками. Рядом вышагивал плечистый бородач в еще более странной одежде, запахнутой спереди и опоясанной какой-то длинной палкой. За ними спешили люди обычного вида: мальчишка с бубном в истрепанной малице и девушка, вовсе неотличимая от сир-тя.

Следом, на приличном удалении, были видны еще дикари в изрядном множестве, однако для начала мудрый Телейбе решил остановить ближних и вскинул руки, нашептывая заклинание воли, пеленая незнакомцам руки и ноги. Но… Но ни один из них словно не заметил воздействия.

Телейбе повторил заклинание, усилив его обращением к богам, собрал воедино всю свою волю, выплеснул ее вперед. А когда не помогло – воспользовался охотничьим парализующим заклятием, простым и надежным, хотя и неудобным.

– Я принес вам истинную веру, несчастные! – Подойдя к язычнику, священник сорвал медальон с его шеи и швырнул на землю, впечатав в грязь каблуком. – Покайтесь, нехристи, и возрадуйтесь, ибо только теперь вы сможете спасти свои души!

Разумеется, старый мудрый шаман не понял ни слова. Но остолбенел от ужаса, ибо впервые на его памяти дикарь смог противостоять воле и мудрости сир-тя, не ощутил силы заклятий, коснулся священного оберега посвященных и даже не дрогнул от защитных наговоров! И что теперь? Если власть мудрости над дикостью рухнула… То и весь остальной мир тоже обречен!

Из дома обучения мальчиков выскочил молодой шаман, вскинул обе руки… Маюни громко ударил в бубен, привлекая внимание – и Матвей опустил копье, направив его в горло язычника. Остяк с видимым удовольствием подошел к колдуну сир-тя, сдернул его амулет и тоже втоптал в землю.

Воины селения, не меньше шаманов напуганные происходящим, не знали, что делать, застыв с ножами возле полуразделанной туши – а дикари все выходили и выходили из леса, с копьями в руках, с топорами и длинными ножами на поясах, в странных одеждах, с волосами невероятных цветов. И сир-тя поняли, что даже если захотят – ничего изменить не смогут. Оставалось только ждать, чем завершится нашествие, и молиться богам о милости.

Испуганные появлением незнакомцев женщины, зовя детей, кинулись к капищу, к мужчинам, и вскоре все население деревни сгрудилось возле огромной кровавой туши.

– Я принес вам слово божие, язычники! – провозгласил отец Амвросий, сняв нагрудный крест и вскинув его над головой. – Слово о том, кто принял смерть мученическую ради спасения душ ваших! Того, кто в любви своей к людям смертным не пожалел себя, искупил ваши грехи вольно и невольно жизнью своей!

Он запнулся, покосился на Митаюки. Та решительно перекрестилась и стала переводить:

– Боги бледных людей сильнее наших! Поэтому дикари снесут ваше родовое святилище и поставят идол своего бога, которому вы отныне и станете поклоняться и приносить жертвы!

– Приняв истинную веру и отринув богомерзких своих идолов, сиречь бесов и демонов диавола, отца лжи, врага рода человеческого, спасете вы души свои для жизни вечной, для блаженства посмертного, для праведности земной!

– Если вы откажетесь поклониться богу дикарей, они вас всех зарежут, – лаконично перевела юная шаманка. – А согласитесь – все останется по-прежнему.

– Готовы ли вы покаяться, несчастные заблудшие существа?! – грозно вопросил священник. – Или же намерены упорствовать в заблуждениях своих, губя души, подаренные Всевышним людям, что сотворены по образу и подобию его? Примете ли слово божие – или отринете его, дабы во мраке неверия погибнуть?

– Хотите сохранить жизнь себе и детям – встаньте на колени и вот так вот перекреститесь, – показала Митаюки.

Сир-тя захваченной деревни один за другим стали опускаться на колени и креститься, преданно глядя на священника.

– Так вы принимаете слово божие? – с некоторой растерянностью переспросил отец Амвросий.

– Они согласны принять крещение, все хорошо, – подтвердила юная шаманка.

– А верно ли они поняли учение Христово? – усомнился священник, не веря, что миссионерство состоялось столь легко и быстро.

– Кивните все, – приказала Митаюки, улыбнулась и развела руками, обращаясь к отцу Амвросию: – Да, они все поняли и готовы посвятить себя служению богу любви.

– Какие умные дикари… – восхитился священник. – Нужно немедленно истребить это богомерзкое капище и возвести на его месте поклонный крест!

Дом шаманов в это время казаки уже разоряли, стаскивая шкуры и раскидывая черепа, кости и циновки. Вскоре они нашли небольшого золотого идола и торжествующе отнесли его атаману, на хранение. Матвей выковырял из-под ног сорванные медальоны, тоже передал их в общую копилку.

– Серьга! – окликнул его священник. – Подсоби немного. Надобно крест срубить на месте идола низвергнутого.

Захлестнув своим числом дикарскую деревеньку, казаки тут же взялись за работу: валили деревья, отволакивали к берегу, корчевали корни, делали на стволах забракованных стволов длинные глубокие засечки для сбора живицы. Почти сразу появилось огромное количество дров, которые они стаскивали к кострищу. Работать топорами было для них трудом привычным, а потому дело спорилось. Монументальный крест из двух бревен в человеческую голову толщиной священник с Матвеем подняли уже через час, отец Амвросий тут же его освятил и стал объяснять, как правильно молиться распятию, какие слова и какие молитвы, какие жесты что означают. Он очень старался, и если бы переводчицей была не Митаюки – кто-то из сир-тя вполне мог бы стать искренним христианином.

Впрочем, учение пришлось скоро закончить – к поклонному кресту подошли Иван Егоров и его верный немец, оба перекрестились и поклонились новоявленной святыне, после чего атаман обратился к Матвею:

– У нас тут заковыка вышла, Серьга. Мы ведь уже не в первый раз из ратей языческих колдунов по медальонам их ярким золотым выбиваем. Как полагаешь, не может такого случиться, что они, дабы опасности избежать, носить их перестанут?

– Да я бы уж давно их в сумку прятал! – усмехнулся казак и покосился на Митаюки. Та отрицательно покачала головой. Серьга схватился за бороду, слегка дернул и продолжил: – Я бы спрятал, а язычники не станут. У нас, вспомни, князья и бояре тоже для сечи ярко одеваются, красуются. Хотя и ведают, что на таких воинов знатных в первую голову охота идет!

– Уверен ли ты в этом, казак? – переспросил Ганс Штраубе и тоже покосился на девушку.

– Знамо, уверен! – вступилась за мужа юная шаманка. – Нешто непонятно, что в амулете сем сила колдовская вождя каждого, защита от чужих заклинаний и основа своих. И захочет, а не снимет! Без амулета они простолюдинами враз становятся.

– Это славно… – переглянулись воевода с немцем и ушли.

– Зачем ты помогаешь им, несчастная?! – не выдержав, спросил престарелый Телейбе. – Ты же сир-тя! А они дикари!

– Я женщина, а не воин, – повернулась к нему Митаюки. – Я награда, а не добытчик. И раз уж воины сир-тя отдали меня дикарям, – она презрительно дернула губой, – раз они не смогли меня защитить, я останусь женой дикаря. Хорошей женой. Разве ты не знаешь, что из девушек сир-тя получаются самые лучшие в мире жены?

– А что будет с нами, скажи?! – встрепенулась одна из женщин.

– Ничего, – пожала плечами Митаюки. – Казаки любят воевать, но никогда не убивают пленных. Они их даже не охраняют!