Дом духов - Исабель Альенде

Клара почувствовала, что земля трясется, и не в силах удержаться на ногах, упала на камни. Плитки черепицы сорвались с крыши и посыпались с оглушительным грохотом. Клара увидела, что стена из необожженного кирпича разломилась, словно от удара огромного топора, земля раздвинулась так, как она это уже видела в своих снах, огромная трещина, поглотив курятники, корыта для стирки белья и часть скотного двора, открылась перед нею. Резервуар с водой закачался и рухнул на землю, тысяча литров воды пролилась на уцелевших кур, в отчаянии захлопавших крыльями. Вулкан выбросил огонь и дым, подобно разъяренному дракону. Собаки сорвались с цепи и умчались, обезумев; лошади, которые избежали гибели в конюшне, нюхали воздух и ржали от ужаса, боясь выбежать в открытое поле, тополя качались как пьяные, а некоторые упали корнями вверх, раздавив воробьиные гнезда. Самым чудовищным был грохот в глубинах земли — одышка великана, которая долго слышалась, наполняя воздух ужасом. Клара попыталась дотащиться до дома, звала Бланку, но хрипы земли заглушали ее крики. Она увидела, как крестьяне в страхе выбегали из своих домов, взывая к небу, обнимая друг друга, тащили за собой детей, ногами подгоняли собак, подталкивали стариков, пытались спасти свой жалкий скарб среди обваливавшихся кирпичей и крыш, в нескончаемом гуле конца света, идущем из недр земли.

Эстебан Труэба появился на пороге дома в тот момент, когда дом раскололся, как яичная скорлупа, и в облаке пыли рухнул, расплющив его под грудой обломков. Клара поползла туда, зовя его, но никто не ответил.

Первый толчок длился почти минуту и был самым сильным из тех, что случались прежде в этой стране катастроф. Он стер с лица земли почти все, что на ней находилось, остальное разрушили меньшие толчки, которые сотрясали страну до рассвета. В Лас Трес Мариас ждали восхода солнца, чтобы сосчитать мертвых и отрыть погребенных, еще стонавших под обломками, среди них и Эстебана Труэбу, о котором знали, где он находится, но которого не надеялись откопать живым. Понадобилось четверо мужчин — ими командовал Педро Сегундо, — чтобы разрыть холм пыли, черепицы и кирпичей, заваливший хозяина. Клару оставила ее ангельская рассеянность, и она помогала оттаскивать камни поистине с мужской силой.

— Нужно отрыть его! Он жив, он слышит нас! — уверяла Клара, и это придавало им силы продолжать работу.

С первыми лучами солнца появились невредимые Бланка и Педро Терсеро. Клара накинулась на дочь и надавала ей пощечин, но тут же обняла ее, плача, радуясь, что она жива и стоит рядом с ней.

— Твой отец там! — показала Клара. Молодые люди принялись за работу наравне со всеми остальными и на исходе часа, когда в этом мире тоски взошло солнце, вытащили хозяина из его могилы. Столько костей у него было переломано, что невозможно было сосчитать, но он остался жив, и глаза были открыты.

— Нужно отвезти его в поселок, чтобы осмотрели врачи, — сказал Педро Сегундо.

Стали думать, как везти его, чтобы кости не вылезли из тела Эстебана Труэбы, словно из разорванного мешка, но тут пришел Педро Гарсиа, старик, — из-за слепоты и старости он перенес землетрясение без волнений. Он присел рядом с раненым, с большой осторожностью ощупал руками, как бы рассматривая своими старыми пальцами, его тело, пока ни один кусочек кожи, ни один перелом не оказался запечатленным в его памяти.

— Если вы его тронете, он умрет, — высказал он свое мнение.

Эстебан Труэба был в сознании, слышал его, и, вспомнив о термитной напасти, понял: старик — его единственная надежда.

— Слушайтесь старика, он знает, что делает, — пробормотал хозяин.

Педро Гарсиа попросил принести одеяло, сын и внук положили на него хозяина, осторожно подняли и переместили на стол, который соорудили в центре того, что прежде было патио, а теперь стало не более чем маленьким пространством среди щебня, трупов животных, плачущих детей, воющих собак и бормочущих молитвы женщин. Из-под руин вызволили бурдюк вина, который Педро Гарсиа разделил на три части: одну для того, чтобы обмыть тело раненого, другую для того, чтобы дать ему выпить, а третью он предусмотрительно выпил сам, прежде чем начал соединять кости, одну за другой, терпеливо и спокойно, то вытягивая здесь, то прилаживая там, вставляя каждую на свое место, накладывая лубки, заворачивая их в куски простыней, бормоча заклинания святых целителей, взывая к счастливой судьбе и Святой Деве Марии, — при этом он слушал крики и проклятия Эстебана Труэбы, не меняя покойного выражения своего лица. На ощупь он воссоздал тело так хорошо, что врачи, осмотревшие Эстебана Труэбу потом, не смогли поверить, что это было возможно.

— Я бы даже и не пытался его лечить, — признавался доктор.

Землетрясение повергло страну в траур. Мало было земле содрогаться — море отступило на несколько миль и вернулось гигантской волной, бросив корабли на холмы далеко от берега, и унесло деревушки и животных, размыло дороги и залило более чем на метр острова на юге. Некоторые здания упали, как раненые динозавры, другие рассыпались, как карточные домики, мертвых считали тысячами, и не было ни одной семьи, где не оплакивали бы близких. Соленая морская вода погубила урожай, пожары вспыхнули во многих городах и поселках и, наконец, потекла лава, и в близлежащих к вулкану деревнях все покрыл пепел — словно венец кары. Люди уже не спали в домах, боясь повторения катастрофы, сооружали палатки в пустынных местах, на площадях и улицах. Солдаты вынуждены были взять на себя ответственность за наведение порядка, мародеров расстреливали на месте, потому что пока христиане в церквях взывали о прощении за свои грехи и молили Бога смягчить свой гнев, воры рыскали в руинах и, если видели торчащее ухо с серьгой или палец с перстнем, отсекали их ударом ножа, невзирая на то, мертва ли жертва или только находится в плену развалин. Зерно сгнило, и это вызвало тяжелые заболевания по всей стране. Остальной мир, слишком озабоченный войной, едва ли узнал о том, что природа обезумела в этом далеком уголке планеты, но, тем не менее, стали поступать медикаменты, одеяла, продукты и строительные материалы — все это терялось в таинственных лабиринтах общественного управления, и годы спустя в дорогих магазинах еще можно было купить североамериканские консервы и сухое молоко из Европы по цене самых изысканных товаров.

Эстебан Труэба, снедаемый нетерпением, провел четыре месяца в бинтах, гипсе, лубках и пластырях, в пытке жжения и неподвижности. Характер его ухудшился настолько, что уже никто не мог переносить его капризов. Клара осталась в деревне ухаживать за ним, и, когда восстановили связь и порядок, Бланку отправили в интернат ее коллежа, потому что мать не могла заботиться о ней.

Землетрясение застало Нянюшку в кровати и, несмотря на то что в столице оно чувствовалось меньше, чем на юге, Нянюшку убил страх. «Великолепный дом на углу» трещал как орех, в стенах возникли щели, в столовой дивная люстра с хрустальными подвесками упала и с погребальным звоном тысячи колоколов разбилась вдребезги. Кроме этого, единственно серьезным событием стала смерть Нянюшки. Когда прошел ужас первых минут, слуги осознали, что старушка не выбежала на улицу со всеми остальными. Пошли искать ее и увидели на убогой постели, с расширенными глазами и с редкими уже волосами, вставшими дыбом от страха. В хаосе тех дней они не смогли проводить ее достойным образом, как она хотела, а вынуждены были похоронить поспешно, без речей и слез. Никто из многочисленных чужих детей, которых она с такой любовью воспитывала, на ее похоронах не присутствовал. В общем, землетрясением были отмечены такие важные перемены в семье Труэба, что начиная с этого времени все события поделили на те, что происходили до землетрясения, и на те, что случились потом. В Лас Трес Мариас, поскольку хозяин совершенно не мог вставать с постели, Педро Сегундо Гарсиа снова принял на себя обязанности управляющего. На его долю выпала задача собрать работников, успокоить их и восстановить разрушенное после катастрофы имение. Начали с похорон погибших на кладбище у вулкана, которое чудом уцелело от потока лавы, сползавшей по склонам проклятой горы. Новые могилы придали праздничный вид скромному погосту, посадили аллеи берез, чтобы они давали тень посетителям. Один за другим восстановили кирпичные домики, точно такими, какие они были раньше, скотные дворы, животноводческую ферму и амбар и снова стали готовить землю для сева, благодаря Бога за то, что лава и пепел пришлись на другую сторону горы. Педро Терсеро пришлось отказаться от своих регулярных походов в поселок, — отцу он был нужен постоянно. Сын помогал отцу нехотя, говорил: они гнут свой хребет, чтобы восстановить богатство хозяина, а сами останутся такими же бедными, как раньше.

— Так было всегда, сын. Ты не можешь изменить Божеский закон, — отвечал ему отец.