Несомненная реальность - Евгений Лотош

— Восемьдесят процентов, — педантично поправил Олега Бирон.

— Пусть, — отмахнулся тот. — Половина молока тоже производится частниками, ну, и все в таком духе – при том, что государство вбухивает огромные средства в госхозы и сельпрозы, а частники работают сами по себе! То есть один и тот же кадр полный рабочий день волынит на государственных угодьях, а потом за пару вечерних часов на собственном огороде демонстрирует чудеса производительности. Думаю, при необходимости он могли бы и увеличить производство. Но не станет – а почему? Да потому что деньги, которые мог бы выручить, ему без надобности. Куда их тратить? Ковры покупать? Чтобы соседи из зависти дом спалили вместе со всеми коврами? Или участковый заявился поинтересоваться доходами? В технику вложиться, в трактор или еще что? Нельзя частникам сельхозтехнику покупать, да и земли для обработки им никто не даст – частное предпринимательство, кулаки и все такое. Опять же, как теплицы двадцать лет назад рушили и коров резали, народ еще не забыл, как и раскулачивания. В общем, зарабатывать больше необходимого частник не станет. Да ему еще в сельпрозе нужно свои трудодни отработать хотя бы формально, а по пути – мешок комбикорма домой уволочь.

— А еще у нас половина сельхозземель в зоне рискованного земледелия, — добавил Шварцман. Он уже напряженно что-то обдумывал.

— Зато чернозема до хрена, — пожал Олег плечами. — Один вымерзший урожай можно компенсировать тремя нормальными. Да и потом, черноземы образуются там, где растениям хорошо… э-э-э, расти. Нет, беда в том, что никому ничего не нужно. Пока председатель стоит с палкой над душой – селянин работает. Отвернется – бросает. Дома, на приусадебном участке, тоже не выкладывается, а многие вообще водку хлещут. Так что повысить выход сельхозпродукции при нынешней системе не удастся.

— Я бы предположил два варианта, — Бирон вытянул и скрестил свои длинные ноги. — Первый – ты предлагаешь ликвидировать частное производство и заставить народ вкалывать в сельпрозах. Второе – ты предлагаешь ликвидировать сельпрозы и отдать все на откуп частнику. С учетом того, что ты упомянул деньги, первый путь отпадает.

— Погоди, не забегай вперед, — Олег поерзал в кресле. — Теперь – к городу. Там еще хуже. Группа «А» у нас от валового продукта восемьдесят процентов занимает. Станки, чтобы новые станки производить, и танки, чтобы на таежных полигонах складировать на случай войны. Средства омертвляются. Тот же Танкоград проще полностью остановить и зарплату людям платить, как пособие по безработице. Дешевле выйдет. По крайней мере, металл и энергию переводить перестанут. Но остановить – полбеды. Нельзя бездельников кормить просто так, иначе на шею сядут и ножки свесят. Вон, в сахарских белых гетто уже несколько поколений на пособие по безработице живут – не потому, что работу найти не могут, а просто так проще и удобнее. Нет, нужно, чтобы люди делом занялись. Каким? Да товары народного потребления производить! В столице на баммские стенки народ на пять лет вперед записывается. Вернее, записывался еще три года назад, когда я предметом активно интересовался. Сейчас, наверное, уже на все десять. Какого хрена вшивые шкафы нельзя производить на других заводах помимо Баммского мебельного? Вон у нас сколько всяких инструментальных и опытно-экспериментальных производств! Хоть бы делом занимались, а то вообще непонятно что делают. Пусть перевооружаются, ставят оборудование – и вперед.

— На всех инструментальных мебельные стенки производить? — скептически поинтересовался Шварцман. — Не многовато ли настругают?

— Не многовато, — отмахнулся Олег. — Стенки, диваны, мебель, телевизоры, в конце концов…

— Ты представляешь, о какой гигантской работе речь? — Бирон искривил уголок рта. — Я имею в виду, план переделать. Даже годовой, не говоря уж о шестилетнем. Да в Росплане асушники просто застрелятся!

— Вот к тому-то я и веду! — торжествующе поднял палец Олег. — Нафиг план, хоть годовой, хоть шестилетний. Все равно никогда ни один толком не выполнялся. Приписки, брак, вал всякой дребедени, никому реально не нужной уже через год после верстки плана… Не дети малые, в конце концов. Пусть сами думают, что и как производить и что кому нужно. Сами думают, сами производят, сами продают. А взамен мы позволим предприятиям самостоятельно распоряжаться частью выручки. Скажем, тридцать процентов – на собственные нужды.

Бегемот присвистнул.

— Ну, ты даешь, друг милый, — задумчиво произнес он. — Ты, никак, капитализм у нас внедрить хочешь? Похоже, ты всерьез несчастный Путь Справедливости сворачивать намерен…

Олег пожал плечами.

— Да Путь Справедливости давно уже сдох в тихой агонии. Кто в него верит, кроме политинформаторов, которым по должности положено? Сколько анекдотов на сей счет в народе ходит, думаю, сам знаешь. А когда над идеалами начинают смеяться в голос, считай, их больше нет. Да и потом, что было хорошо полвека назад, не обязательно правильно сегодня. И технологии новые появились, и население куда более грамотное в среднем, и политическая ситуация уже совсем не та…

— Да, материк сейчас наш полностью, — согласился Шварцман. — Только политическую ситуацию это не меняет. Пока существует Сахара с ее эксплуатацией…

— Мы не на митинге, Павел Семенович, — поморщился Олег. — Чернокожий пролетарий давно живет лучше нашего, пусть его эксплуатируют, а наш – как бы свободно трудится. Думаю, девять наших из десяти с радостью на такую «эксплуатацию» согласятся. Особенно если деньги платить станут, на которые на рынке можно барахлом затариться.

— Как только все на черный рынок устремятся, там сразу цены вырастут, — хмыкнул старый начальник Канцелярии. — И ничего на повышенную зарплату купить не удастся.

— В Сахаре весь рынок белый, — отмахнулся Народный Председатель. — На черном разве что наркоту продают да оружие. У нас так же должно стать. Давайте не станем все в кучу валить, ладно? Вот что я предлагаю, — он выдвинул ящик стола и вытащил из него толстую пачку бумаг. — Здесь, Пашка, тот список предприятий, что ты месяц назад готовил. Полистал я его на досуге, почеркался карандашиком – странная картина получается… Сейчас мы о ней поговорим, но сначала, Павел Семенович, расскажите что-нибудь интересное про то, чем вы занимались в последнее время. В свете прорабатываемого нами «Ночного танцора», разумеется.

— О, тут картина достаточно интересная получается, — Шварцман нахмурился. — За время моего отсутствия сложилось три весьма многообещающих неформальных группировки, копающих под Смитсона, Ведерникова и Шиммеля. Судя по всему, те господа не только вообразили себя феодальными баронами, которым и Нарпред не указ, но и в своих собственных вотчинах начали наступать людям на больные мозоли. К тебе, Олег, недовольные никакого особенного пиетета не питают, но с ними можно договариваться. Итак, в министерстве сельскотоварного производства можно особо отметить неких Баранова и Хуаноса…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});