Рейтинговые книги
Читем онлайн Расследованием установлено… - Георгий Молотков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 92

Телефонный звонок дежурного коменданта оторвал Линяшина от невеселых дум. Комендант сообщил — пришли вызванные свидетели: участковый оперуполномоченный Макеев и техник-смотритель Ветловская. Оба они были членами комиссии по похоронам Сердобольского и приему на сохранность его квартиры и имущества.

Первой Линяшин допросил Ветловскую. Курносая миловидная молодая женщина была переполнена любопытством. Видно, слухи о краже, как обычно обросшие расхожими преувеличениями, взбудоражили уже всю округу.

— Когда нам сообщили из больницы, что он умер, мы собрали общественность, — бойко рассказывала она. — Родных у него нет — это мы знали, друзей тоже никто не видел. Решили вскрыть квартиру, ключ подобрали наши сантехники…

— А зачем вскрывали? — спросил Линяшин.

— Зачем? — Техник-смотритель уставилась на сейф и, словно посоветовавшись с ним, пояснила: — Костюм взять, чистое белье. Покойника положено переодеть… Когда брали белье из шкафа, кто-то обнаружил на столе записку…

— Рядом с запиской ничего не лежало?

Снова долгий взгляд на сейф. И ответ без обычного для свидетелей: «не припоминаю», «а мне и ни к чему», «не обратил внимания».

— Рядом шариковая ручка лежала. Блестящая, металлическая, вроде не наша — импортная. Ну еще на столе ваза с цветочками, какие-то книги.

— А дверь во вторую, нежилую комнату вы открывали?

— Нет. Там и у прежнего жильца, Труханова Якова Михайловича, была кладовка. Наверное, и у Сердобольского осталась.

На вопрос Линяшина, что она может сказать о личности Сердобольского, Ветловская покачала аккуратно убранной головкой.

— Квартплату вперед за месяц платил. Жалоб не писал. Ремонта не требовал. Одним словом, интеллигентный старикашка…

Участковый мало чего добавил к тому, что Линяшин узнал от Ветловской.

— Честно говоря, — сказал он, доверительно улыбаясь следователю как близкому по профессии человеку, — мы, участковые, тихих жильцов и не знаем. Они нас не тревожат, отчетные наши данные не портят.

— Оставленную Сердобольским записку вы читали?

— Все члены комиссии читали.

— А как вы думаете, почему последнее, рядом с подписью, слово «прилагаю» зачеркнуто?

— Деньги он приложил. В конвертике. А потом, видно, вспомнил, что и записку начал с этого: оставляю триста рублей. И не стал повторяться…

— Других бумаг на столе не видели?

— Нет, — помотал головой участковый. — Кроме стопки книг. Я их, помню, полистал, пока женщины спорили, какой костюм для покойного брать: новый или ношеный.

— И какой же взяли? — поинтересовался Линяшин.

— Победил житейский практицизм. Порешили, что сойдет и малость ношенный. Покойнику все равно, а у него наследники могут объявиться. Еще претензии предъявят, что имущество не сберегли…

Вопрос о выборе костюма, заданный Линяшиным не для протокола допроса, а, пожалуй, для более человеческого общения со свидетелем, неожиданно зацепил в его сознании какую-то важную мысль. Она еще только пробивалась, обретая плоть нужных слов, но Линяшин уже понял: вот оно, главное, ради чего стоило терять время, вести этот пустопорожний для следствия разговор.

Все эти дни мысли его были заняты судьбой ключей от квартиры Сердобольского. Конечно же, он взял их с собой в больницу. А где они были там? Кто имел к ним доступ? Что с ними стало после его смерти? Вроде бы никчемный вопрос о костюме всколыхнул эти мысли, довел до того накала, когда они уже больше не могли бродить в голове, рвались наружу. И они вырвались в слова, сказанные следователем как можно будничнее, спокойнее:

— А одежда, в которой Сердобольский попал в больницу, была возвращена?

— Наверное, нет. Помню, что женщины судачили об этом.

— О чем?

— Да о том, что в покойницкой Сердобольский лежал в больничном халате и тапочках.

— Подпишите протокол, — предложил Линяшин, облегченно вздохнув.

В больницу он наведался в тот же день. Главный врач встретил его как знакомого. Истории болезни пациентов, лечившихся в одной палате с Сердобольским, стопкой лежали на столе.

— Даже не знаю, чем еще могу вам помочь? — Валентин Степанович, как и в прошлый раз, был предупредительно вежлив.

— Хочу лечь в больницу, — без тени улыбки заявил Линяшин. — И, пользуясь знакомством с вами, сейчас же!

— Мест нет, но… для вас найдем! — настраиваясь на шутку, заверил Валентин Степанович.

— Тогда принимайте. Только прошу вас — с соблюдением всех требований больницы. От приемного покоя до выписки.

Валентин Степанович часто-часто заморгал, не зная, в каком тоне продолжать эту затянувшуюся игру. Линяшин тоже понял, что пора все объяснить.

— Мне действительно нужно… для пользы дела пройти дорогой обычного пациента вашей больницы. Но, чтобы не отнимать у вас времени, сделаем это условно, что ли. Договорились?

Озадаченному Валентину Степановичу ничего не оставалось, как вежливо предложить:

— Прошу вас… в приемный покой.

Они спустились вниз, Линяшин взял в гардеробе плащ, покорно, как примерный пациент, сказал:

— Доктор, я готов. Все вещи при мне.

— Раздевайтесь, больной, — в тон ему ответствовал Валентин Степанович.

— Мы же договорились — условно, — перешел на шепот Линяшин, заметив, что к ним с прибором для измерения давления и градусником спешит озабоченная дежурная медсестра.

Чуть дрогнув уголками губ, Валентин Степанович остановил ее.

— Больной прошел осмотр на отделении. Покажите ему, где у нас сдают вещи.

Пропитанная запахами лекарств и дорогих духов медсестра засуетилась вокруг Линяшина, осторожно поддерживая его под локоток. Как-никак, а больного привел сам главный!

Когда она открыла ключом дверь камеры хранения личных вещей больных, в лицо Линяшину ударил душно-едкий запах масляной краски и извести.

— Извините, после ремонта еще не выветрилось, — защебетала медсестра. — У нас первый этаж приводили в божеский вид, а здесь малярный склад был.

— А где больные держали вещи?

— Прямо на отделении. Выделили на каждом этаже по палате — и нам никаких забот, — простодушно объяснила она.

Заметив заминку, подошел главный врач.

— Доктор, можно сдать вещи на отделении, как это было, когда шел ремонт? — с просительными интонациями в голосе обратился Линяшин.

Валентин Степанович остро глянул на «больного», все понял и, поблагодарив дежурную, повел его на отделение. По дороге он заглянул в пустующую ординаторскую, прихватил там висевший на гвозде ключ.

— Вот здесь, — открыл он дверь угловой комнаты. — Видите, до сих пор кое-кто не унес вещи вниз.

Линяшин огляделся. На длинной стойке-вешалке забыто висело несколько одежонок. Из карманов разномастных пиджаков торчали лоскутки бумажек с нацарапанными фамилиями и номерами палат.

— В июле, когда… — начал Линяшин, но Валентин Степанович понял его с полуслова.

— Когда лежал Сердобольский, вещи всех больных были здесь.

Линяшин прошелся вдоль вешалки, читая фамилии. И замер, не веря глазам своим, у последнего, одиноко висевшего костюма, упрятанного в полиэтиленовый мешок. «Сердобольский С. Я. Палата № 12», — прочел он сквозь матовую тусклость полиэтилена.

— Как же так получилось… — растерянно бормотал Валентин Степанович. — Ремонт… Забыли…

Он потянулся к мешку, намереваясь снять его с вешалки.

— А вот это не надо делать! — твердо сказал Линяшин. — Пригласим понятых.

В присутствии понятых костюм извлекли из мешка, старательно осмотрели все карманы. Нашли там восемьдесят копеек, чистый носовой платок и пузырек валокордина.

Ключей от квартиры в кармане не было.

* * *

Раковский припарковал машину у сквера, бережно прикрыл дверцы, сделал несколько упражнений — разминку перед бегом. Упражнения особого удовольствия не доставляли. Может быть, потому, что невольно напоминали те печальные времена, когда его повышенная работа о здоровье вынужденно ограничивалась разминкой. Там бегать было негде. Да и дискомфортный режим мест заключения не позволял такую роскошь.

Зато теперь каждое утро он бегал с наслаждением. И трусцой, и в более быстром темпе. Бег давал ощущение силы, свободы, уверенности в том, что все складывается отлично, что живется ему так, как не могут позволить себе жить другие люди, вынужденные утром спешить куда-то на работу, подчиняться какому-то начальству, думать, как бы не растратить лишние десять рублей.

Этих забот у Раковского давно не было и в помине. В маленьком, зашторенном от посторонних глаз мирке людей, близких ему по духу, жили иными заботами. Здесь считалось дурным тоном даже заговорить о каких-то обязанностях перед обществом. А такие понятия, как честь, порядочность, самоуважение, были вывернуты наизнанку. Нечестно поступил — это когда играл в карты в долг и не вернул его. Непорядочно — когда без всякой выгоды для себя сбиваешь цены на «черном рынке». Имеешь право на самоуважение и на зависть других, если все на тебе, все в твоей квартире и все, что крутится-вертится вокруг тебя, базарно кричит о том, как ты умеешь жить. Когда с завистью говорят о твоей машине и немыслимом перстне с бриллиантом, о твоей привычке слетать на воскресенье позагорать в Сочи, а обедать в ресторане, о твоей «шикарной» любовнице и преданной молчаливой жене-домохозяйке, о твоих фирменных шмотках и товарах из валютного магазина.

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 92
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Расследованием установлено… - Георгий Молотков бесплатно.

Оставить комментарий