Асканио - Александр Дюма

— Теперь я буду драться ради чести.

— Вот если бы дело касалось женщины, тогда вы могли бы обнажить шпагу и проучить весь этот сброд, но из-за жилища…

— Нельский замок — жилище, достойное самого короля.

— Согласен. Но как вы допустили, чтобы из-за жилища, достойного короля, вас проучили, как простолюдина!

— О, мне в голову пришла одна мысль! — воскликнул прево, вконец выведенный из терпения. — Черт возьми! Вы так мне преданы, что мне тоже хочется оказать вам дружескую услугу. И я в восторге, что выдался такой удачный случай. Любезный виконт, вы дворянин, вы секретарь короля, однако вам плохо живется на улице Гюшет. Между тем я недавно просил герцогиню д’Этамп — а она ни в чем мне не отказывает, вы это знаете — за одного своего друга: ему очень хотелось поселиться в каком-нибудь королевском дворце. Мне это удалось, хоть и не без труда; но оказалось, что мой подопечный отозван по неотложным делам в Испанию. Итак, у меня осталась грамота короля — она дает право занять любой дворец. Я не могу ею воспользоваться. Не хотите ли вы воспользоваться грамотой? Я буду счастлив, что таким образом отплачу вам за вашу любезность, за услуги и искреннюю дружбу.

— Милейший д’Эстурвиль, какую же услугу вы мне оказываете! Вы правы, у меня отвратительное жилище, и я двадцать раз жаловался на это королю.

— Но я ставлю одно условие.

— Какое?

— А вот какое: раз вы можете выбрать любой из королевских дворцов, выберите…

— Договаривайте, я жду.

— …Нельский замок.

— Ах, так это ловушка!

— Полно, что вы! Вот вам и доказательство — королевская грамота за собственноручной подписью его величества. Остается только вписать имя и фамилию просителя и название дворца. Так вот, я пишу — Большой Нельский замок, а вы вольны вписать имя и фамилию, какие вам угодно.

— Ну а проклятый Бенвенуто?

— Он ровно ничего не подозревает — его успокоил договор, заключенный между нами. Тот, кто захочет войны, найдет двери открытыми, а если придет в воскресенье, то пустыми будут и все залы. Кроме того, дело ведь не в том, чтобы выгнать Бенвенуто, а чтобы поделить с ним Большой Нельский замок. Ведь места там довольно для трех-четырех семейств. Бенвенуто внемлет доводам рассудка… Но что вы делаете?

— Вписываю свое имя и титул. Видите?

— Однако берегитесь, ибо Бенвенуто может оказаться страшнее, чем вы думаете.

— Хорошо! Я оставлю у себя наемников, и как-нибудь в воскресенье мы захватим его врасплох.

— Как? Вы свяжетесь с грубияном ради низкой корысти?

— Победителей не судят, да и к тому же я мщу за друга.

— В таком случае, желаю успеха! Я вас предупредил, де Мармань.

— В таком случае, вдвойне благодарю: во-первых, за подарок, во-вторых, за предупреждение.

И де Мармань, вне себя от радости, положил грамоту в карман и поспешил уйти, чтобы не упустить наемных убийц.

— Отлично! — потирая руки и провожая его взглядом, произнес мессир д’Эстурвиль. — Ступай, виконт. Одно из двух: или ты отомстишь за меня, победив Бенвенуто, или Бенвенуто отомстит тебе за насмешки надо мной. И в том и в другом случае я в выигрыше. Я всегда натравливаю друг на друга своих врагов: пусть себе дерутся, пусть убивают друг друга, а я стану рукоплескать любому их удару, ибо любой удар доставит мне удовольствие.

А сейчас, когда прево, горя ненавистью, задумал отомстить обитателям Большого Нельского замка, перейдем Сену и взглянем, как им живется.

Мы уже сказали, что Бенвенуто со спокойной уверенностью сильного человека отдался работе, не тревожась и не подозревая о злопамятстве мессира д’Эстурвиля. Вот как ваятель проводил дни: поднимаясь с рассветом, он отправлялся в уединенную комнатку над линейной мастерской, окно которой выходило в сад Малого Нельского замка. Там он лепил модель статуи Гебы. После обеда, то есть в час пополудни, он входил в мастерскую, где трудился над Юпитером; вечером для отдыха играл в мяч или прогуливался.

А вот как проводила день Катрин: она вертелась вьюном, шила, веселилась, пела, и ей гораздо лучше было в Большом Нельском замке, чем во дворце кардинала Феррарского.

Рана еще не позволяла Асканио работать, но он не скучал — он мечтал.

Теперь, если мы воспользуемся излюбленным приемом воров и, перебравшись через стену, войдем в Малый Нельский замок, вот что мы там увидим: сначала Коломбу, как и Асканио, мечтающую у себя в комнате, — и да будет нам позволено до поры до времени ничего к этому не прибавлять. Скажем только, что если мечты Асканио розовы, то мысли бедняжки Коломбы черны, как ночь.

А вот и Перрина; она отправилась за провизией, и мы тоже, если вам угодно, последуем за ней. Мы совсем потеряли из виду достойную дуэнью. Откровенно говоря, смелость не являлась основной добродетелью этой дамы; она умышленно держалась в тени, в стороне от опасных событий, о которых мы рассказали, но теперь, когда мир восстановлен, розы на ее щеках снова зацвели, и в ту пору, когда к Бенвенуто вернулось вдохновение и он отдался творчеству, к ней вернулись веселое расположение духа, словоохотливость, любопытство, свойственное каждой кумушке, — словом, все добродетели домоправительницы.

Когда Перрина отправлялась за провизией, ей приходилось пересекать общий двор обоих владений, так как новые ворота в ограде Малого Нельского замка еще не были пробиты. И вот случилось так, что Руперта, старая служанка Бенвенуто, именно в ту минуту вышла за провизией для обеда. Обе эти уважаемые и достойные особы были слишком высокого мнения друг о друге, чтобы разделять неприязнь своих хозяев.

Вот почему они отравились в путь вместе в самом трогательном согласии; ну, а так как дорога кажется наполовину короче, когда с кем-нибудь болтаешь, они и болтали. Перрина начала с того, что познакомила Руперту с ценами на съестные припасы и с именами лавочников здешнего квартала, затем разговор у них стал задушевнее и интереснее.

— Стало быть, у вашего хозяина свирепый нрав, а? — спросила Перрина.

— Что вы! Если его не обижаешь, он кроток, просто как Христос; вот если не выполнишь его воли, тогда держись! Уж очень он любит, чтобы все делали, как он хочет. Такой у него нрав. А если он что заберет в голову, то тут всем чертям ада с ним не справиться. Зато будет послушен, как ребенок, если ему покажется, что ты ему подчиняешься. И уж до того обходителен! Послушайте только, как он со мной беседует: «Госпожа Руперти — он меня зовет «Руперти» на свой иностранный лад; по-настоящему я зовусь Рупертой, — госпожа Руперти, баранья ножка превосходно зажарена, в самый раз, да и бобы приправлены на славу; право, госпожа Руперти, право, вы королева стряпух!» Да так любезно скажет все это, что сердце у меня просто тает.