Хроники Заводной Птицы - Харуки Мураками

После этого нас, раздетых догола, крепко связали тонкими и прочными веревками. От монгольских солдат несло, как с долго не чищенного скотного двора. Форма на них обносилась и была вся в грязи, пыли и пятнах от еды — нельзя было даже установить ее первоначальный цвет. Ботинки рваные, в дырах, казалось, того и гляди развалятся. Понятно, что они позарились на нашу обувь. Лица почти у всех были грубые, какие-то неотесанные и заросшие, зубы черные. На вид они больше походили на бандитов с большой дороги, чем на солдат, но советское оружие и знаки отличия в виде звездочек говорили, что это регулярная армия Монгольской Народной Республики. На мой взгляд, организация и боевой дух в их отряде были не на очень высоком уровне. Вообще из монголов выходят выносливые и стойкие солдаты, но для современной войны, в которой действуют боевыми группами, они не сильно подходят.

Ночной холод пронизывал до костей. Я смотрел на монголов, на то, как в полумраке появляются и исчезают облачка пара от их дыхания, и казалось, что меня по ошибке забросило в какой-то кошмарный сон. Я никак не мог поверить, что все происходящее — реальность. Это действительно был страшный сон, но, как я потом понял, кошмар только начинался.

Тем временем из темноты возник солдат, что-то волочивший по земле. Ухмыляясь, он с глухим звуком опустил рядом с нами свою ношу — труп Хамано. Убитый капрал был бос — кто-то уже успел снять с него ботинки. Монголы стянули с него одежду, предварительно обшарив карманы. Взяли наручные часы, бумажник и сигареты, которые тут же поделили и задымили, роясь в бумажнике. Там оказалось несколько банкнот Маньчжоу-го и фотокарточка женщины — наверное, матери Хамано. Сержант что-то сказал и забрал деньги себе. Фотография упала на землю.

По-видимому, кто-то из монгольских солдат подкрался сзади к Хамано, когда тот стоял на часах, и перерезал ему горло. Они опередили нас: сделали то, что мы хотели сделать с ними. Из зияющей раны растекалась ярко-красная кровь. Ее было не так много для раны такого размера — наверное, уже почти вся вытекла. Один из солдат вытащил нож с изогнутым лезвием сантиметров в пятнадцать длиной и помахал им передо мною. Ножей такой необычной формы мне раньше видеть не приходилось. Этот был какой-то особый. Солдат взмахнул им, будто собираясь чиркнуть мне по горлу, и свистнул. Несколько человек захохотали. Нож явно не из армейского снаряжения: видно, эта штука была его собственностью. У всех на поясе закреплены длинные штыки, и только у этого солдата — кривой нож. Им он, похоже, и перерезал горло Хамано. Ловко повертев нож в руке, солдат запихал его обратно в ножны.

Ямамото, не говоря ни слова, чуть повел глазами в мою сторону. Движение было мимолетным, но я сразу же понял, чту он пытался сказать мне этим взглядом: «Смог ли бежать Хонда?» Охваченный смятением и страхом, я думал о том же: «Куда подевался капрал Хонда?» Если ему действительно удалось скрыться во время внезапного налета монгольских солдат, тогда у нас еще остается надежда, пусть и призрачная. «Что Хонда может сделать в одиночку?» От этой мысли поневоле становилось тошно. Но лучше хоть какой-то шанс, чем вообще никакого.

Мы пролежали связанными на песке до рассвета. Сторожить нас оставили двух солдат: одного с ручным пулеметом, другого — с винтовкой, а остальные собрались в стороне: курили, разговаривали, смеялись — расслаблялись после того, как поймали нас. Мы с Ямамото молчали. Хотя стоял май, температура в рассветные часы опускалась ниже нуля, и я боялся, что раздетыми мы замерзнем до смерти. Но что такое холод по сравнению с ужасом, сковавшим меня? Что с нами будет? Эти монголы — обычная дозорная группа, и наверняка они не могли сами решать нашу судьбу. Для этого нужен приказ сверху. Так что какое-то время нас, наверное, убивать не будут. Но что потом? Полная неизвестность. Ямамото, ясное дело, — шпион, меня поймали вместе с ним, значит, я его сообщник. В любом случае так просто нам из этой передряги не выбраться.

Рассвело, и откуда-то с неба донесся звук, напоминавший гул моторов. Скоро показался серебристый контур советского самолета-разведчика с опознавательными знаками Монголии, который стал кружить над нами. Солдаты замахали руками, аэроплан в ответ несколько раз покачал крыльями и сел поблизости, подняв тучи песка. Почва вокруг была твердая и ровная, поэтому и без специальной полосы там можно взлетать и приземляться довольно легко. А может, они уже несколько раз использовали это место под аэродром. Один солдат вскочил на коня и поскакал к самолету, держа на поводу еще двух лошадей.

Обратно с ним вместе подъехали двое — по виду офицеры в высоком звании. Один — русский, другой — монгол. Скорее всего сержант сообщил в штаб по радио о нашей поимке, и офицеры специально прилетели из Улан-Батора, чтобы допросить нас. Конечно, они были из разведки. Я слышал, что за прошлогодними массовыми арестами и чистками антиправительственных элементов стояло ГПУ.

Оба офицера были одеты с иголочки и чисто выбриты. На русском была теплая шинель с портупеей, из-под нее виднелись до блеска начищенные, без единого пятнышка сапоги. Для русского он был невысок ростом, худощав, лет тридцати — тридцати пяти. Высокий лоб, тонкий нос, бледно-розовая кожа, очки в металлической оправе. В общем, лицо как лицо, ничего особенного. Монгольский офицер — коренастый чернявый коротышка — рядом с русским казался медвежонком.

Монгол подозвал сержанта, и, стоя поодаль, они втроем о чем-то заговорили. «Наверное, подробно докладывает о том, что произошло», — гадал я. Сержант показал мешок с отобранным у нас имуществом. Русский внимательно осмотрел каждую вещь и сложил все обратно. Сказал что-то монголу, а тот обратился к сержанту. Потом русский достал из нагрудного кармана портсигар и протянул офицеру и сержанту. Затягиваясь сигаретами, они продолжали разговаривать.

Русский несколько раз ударил кулаком правой руки по левой ладони — было видно, что он немного раздражен. Монгольский офицер стоял с хмурым видом, скрестив на груди руки, а сержант все кивал.

Наконец, русский офицер не торопясь направился к месту, где лежали мы, и остановился рядом.

— Закурить не желаете? — обратился он к нам по-русски. Я учил русский в университете и уже упоминал, что разговорную речь разбирал вполне прилично, но во избежание лишних проблем сделал вид, что ничего не понимаю.

— Спасибо, не надо, — ответил Ямамото на вполне приличном русском языке.

— Замечательно, — сказал советский офицер. — Будем говорить по-русски. Значит, разговор много времени не займет.

Он снял перчатки, сунул их в карман шинели. На безымянном пальце левой руки сверкнуло небольшое золотое кольцо.

— Думаю, вы в курсе дела. Мы тут кое-что разыскиваем. Прямо с ног сбились. И знаем, что эта вещица у вас. Обойдемся без лишних вопросов: откуда, мол, вам это известно. Просто известно, и все. Однако при вас этой вещицы не оказалось. А раз так, значит, рассуждая логически, до того как вас поймали, вы ее куда-то спрятали. Туда, — он указал в сторону Халхин-Гола, — вы это не переправили. Реку никто перейти не успел. Так что письмо спрятано где-то на этом берегу. Я понятно говорю?

Ямамото кивнул:

— Понятно. Но мы ничего не знаем ни о каком письме.

— Хорошо, — бесстрастно проговорил русский. — В таком случае у меня есть один маленький вопрос. Чем вы здесь занимаетесь? Ведь вам хорошо известно, что это территория Монгольской Народной Республики. Зачем же вы проникли на чужую землю? Не могли бы рассказать?

Ямамото объяснил, что мы занимались составлением карт:

— Я штатский, работаю в картографической фирме. Вот этот человек и тот, кого убили… их мне выделили для охраны. Этот берег ваш, мы знаем и просим извинения за то, что перешли границу. Но вторгаться на чужую территорию мы не собирались. Просто хотели осмотреть рельеф местности отсюда, с возвышенности.

Русский офицер скривил тонкие губы в усмешке, как будто ему рассказывали что-то малоинтересное.

— Просите извинения, — с расстановкой повторил он слова Ямамото. — Так-так. Хотели с возвышенности осмотреть рельеф местности? Понятно. С высоты всегда лучше видно, правильно. Вполне резонно.

Он умолк и некоторое время молча рассматривал облака на небе. Потом снова перевел взгляд на Ямамото и, спокойно покачав головой, вздохнул:

— Как бы я хотел тебе поверить! Это было бы замечательно! Похлопал бы тебя по плечу и сказал: «Хорошо, хорошо! Ну, теперь давайте на тот берег и домой. В следующий раз смотрите, будьте осторожней». И всем будет хорошо. Честное слово, я хотел бы так поступить. Но, к сожалению, не могу. А все потому, что знаю, кто ты такой на самом деле. И знаю, что ты здесь делаешь. У нас есть кое-какие друзья в Хайларе, так же как у вас в Улан-Баторе.

Русский достал из кармана перчатки, сложил их по-другому и засунул обратно.