Бунтарка - Бенуа Дютертр

И в этот момент на крыльце появляется Мари-Франсуаза. Она застывает на месте и тут же разражается криком:

– Уж не собираешься ли ты принимать здесь эту потаскушку?

За какую-то долю мгновения все тактические построения торговца ветродвигателями рассыпаются. Поставленный перед необходимостью сделать выбор, сн практически не колеблется, вырывает ладонь из руки Элианы и со страдальческим видом заверяет жену:

– Разумеется, нет, дорогая. Я даже не знаю, что ей от меня нужно.

Бунтарка застывает словно изваяние, улыбка превращается в судорогу. К серии катастроф добавилась последняя – самая ужасная. Игра любовника является ей во всей своей неприкрытой отвратительности: безмерное лицемерие, замаскированное распущенностью. Элиана делает над собой усилие, медленно поворачивается к супруге своего бывшего любовника и громким и дерзким голосом произносит:

– Да, мадам, вы правы, я потаскушка. Да, ваш муж спал со мной. Да, он уверял меня, что живет один. Сочувствую вам, мадам. Но могу вас уверить: сейчас, когда я уже не представляю для него никакого интереса, он очень скоро меня забудет.

В наступившей гнетущей тишине Сиприан пытается заделать бреши в своей обороне. Взглянув на Элиану, подурневшую от свалившихся несчастий, он обращается к жене, словно бы взывая к ее здравому смыслу:

– Ну ты же не думаешь, что я действительно спал с ней?… – И следом он тихо шепчет: – Извините меня, я не могу действовать иначе. Потом я вам все объясню. Это ужасная женщина. Уходите, немедленно уходите.

Затем он поворачивается к Мари-Франсуазе:

– Представляешь, мы с ней даже не на «ты»?

Элиана не реагирует. Какое-то мгновение она не двигается, не обращая внимания на то, что Сиприан подталкивает ее к выходу. Наконец она подчиняется, а он еле слышно шелестит:

– Я вынужден так говорить жене. Не надо сердиться на меня, это тактика выживания!

Плетясь неверной походкой под ветвистым сводом аллеи, бунтарка не отвечает. И когда она оказывается у самых ворот, ее любовник произносит:

– Извините меня, дорогая. Увидимся на этой неделе. Но… подумайте о том, чтобы жить хоть немножко для себя.

Элиана уже почти вышла. Сиприан закрывает за ней ворота, думая, что надо бы побыстрей вернуться к жене, чтобы она не подумала, будто он укатил с любовницей. Но он желает проявить галантность:

– Дать вам мой мобильник, чтобы вызвать такси?

Элиана отрицательно покачивает головой. И Сиприан запирает замок на два оборота, оставляя Элиану одну напротив тюрьмы и супермаркета «Мутант».

V. Элиана у могилы

1

Подметая кухню, Элиана любуется золотистыми рефлексами солнца на невысоких сосенках. В открытую дверь льется прохладный воздух. Перед домом небольшой садик. На этом острове все небольшое; в доме тоже: две маленькие спальни, маленькая гостиная с камином, крохотный туалет. Вполне достаточно; в этом убежище посреди моря она наконец займется сыном, который стремительно растет, она наверстает упущенное время, экономно расходуя сбережения в ожидании, когда дела пойдут на лад. Она прикинула, что с учетом пособия по безработице, пособия на оплату жилья и выплат на переобучение сможет продержаться пару лет, пока не придут лучшие дни. Все это время она посвятит интеллектуальным трудам, завершит книгу о Флоре Тристан, а затем следующую, куда более личную, где она расскажет о своей борьбе внутри ВСЕКАКО, о своих усилиях преобразовать эту корпорацию, о методическом уничтожении ее проектов, которые истреблялись в соответствии с холодной капиталистической логикой и пренебрежением, какое питают в этом мире к женщинам.

Орудуя метлой и совком, Элиана чувствует, как в ней поднимается ярость. Во-первых, потому, что этот райский уголок взят ею внаем, во-вторых, потому, что место это кажется ей жалким в сравнении с ее недавними мечтами. После обеда с Ольгой Ротенбергер она писала на листке бумаги столбики цифр, подсчитывая свои будущие расходы и доходы на десять лет вперед. Взлет карьеры во ВСЕКАКО позволил бы ей купить квартиру в Париже (семьдесят квадратных метров в пятом округе), весьма чувствительно повысив свой уровень жизни. Она потом нашла этот листок с планами и долго смотрела на него, рыдая, прежде чем выбросить в мусорный бак, а потом ей вспомнилась Перетта с ее кувшином молока.[23] Сейчас Элиана безработная. Давняя коллега сдала ей свой домишко на острове Йе на время пасхальных каникул. И вот Элиана сметает мусор и ищет удачную позицию, чтобы любоваться соснами и не видеть чудовищное строение из блоков, крытое металлической черепицей, что стоит за живой изгородью из туй по другую сторону садика. Элиана сейчас увязла в безликой жизни, и ей надо держаться, чтобы не упасть еще ниже. И когда ее уже полностью захлестнули мрачные мысли, вдруг слабая улыбка освещает ее сердце: она вспоминает, что час мести близок.

– Привет, Элиана.

Голос у Артюра стал басистей. Он входит в кухню – волосы растрепаны, глаза еще сонные. Примерно с минуту Элиана испытывает самое что ни на есть первобытное счастье, оттого что произвела на свет это красивое животное. Это юное существо – ее сын, и она вновь чувствует, как в ней ликует инстинкт, который одновременно приводит ее в восторг и вызывает отвращение: она счастлива как мать. Вот к чему сводится ее жизнь, впрочем, как и всех других женщин: к тщеславной гордости своим потомством, тем, что они произвели на свет этих здоровенных бородатых балбесов с яйцами – джи-ай,[24] талибов, интеллектуалов или футболистов, дохляков или толстяков, не важно… Они все восхищаются своими маленькими мальчиками. Они обожают этих божков, явившихся в мир из их чрев. И Элиана, пребывающая на самом дне отчаяния по личным и профессиональным причинам, сейчас ощущает точно такое же удовлетворение самки: ее якорь спасения – вот этот тощий акселерат, который подходит к ней и целует; как ей нравится ощущать, что подбородок его уже чуть царапает ей кожу, нравится слушать его голос, чуть подсевший после вчерашнего пива и сигарет.

Артюр спрашивает:

– Кофе готов?

С самого приезда на остров Йе Элиана постоянно переходит от восторга к ярости. В иные минуты она верит, что достигла душевного спокойствия, и вспоминает слова Ницше: «Все, что не убивает меня, делает меня сильней». Она отмечает, что после того, как потеряла работу, сын чувствует себя лучше, сама она стала спокойней; неприятности, свалившиеся на нее, спасли ее от очарованности властью. Но вскоре порыв этот уходит, и душа Элианы вновь погружается во мрак; накатывают приступы злобы, и она твердит себе, что ее хотели унизить; она завидует топ-менеджерам, которые в башне ВСЕКАКО продолжают манипулировать огромными суммами и процентными ставками; она ненавидит коллегу, которая сдала ей эту хибару (могла бы просто предложить пожить); она твердит себе, что не заслуживает такой серой жизни и этого дурака сына, который вопреки уговорам и запретам продолжает целыми днями сидеть перед компьютером и разговаривает с матерью с пренебрежительной вежливостью, словно желая ей сказать: «Да не пыжься ты и кончай бороться: ты всего лишь женщина и потому ничего путного в этой лавочке сделать не смогла».

Почти все время Артюр проводит в кибер-кафе. В день приплытия, как только они сошли с парома, его глаза компьютернозависимого почти тут же усмотрели на пор-жуэнвильской набережной вывеску «Интернет-курсы для подростков». Он категорически не хотел уезжать из Парижа, однако этот призыв в виртуальный мир мгновенно поднял ему настроение. Элиана пыталась бороться (она-то думала: сынок будет гулять, дышать свежим воздухом, заниматься спортом), но вскоре сдалась, подумав, что, может, хоть так он приобретет друзей. На следующее утро она настаивала, чтобы он записался на обучение, но теперь уже он сопротивлялся, предпочитая в одиночестве играть на компьютере в полутемной комнате. Элиана заставила его встать с постели. Вечером он вернулся сияющий и объявил:

– Просто классно. Инструктор – гениальная девка, круто сечет. Говорит, что взялась за это, чтобы чем-то заняться на каникулах. Она просто монстр информатики. Показала нам, как взламывать сети, правда совсем немножко…

Он расхохотался, а Элиана почувствовала легкий укол в сердце. Она вспомнила свой визит в Хакинг-клуб, свои пламенные декларации перед web-камерой, бесстрашное выступление против ВСЕКАКО. У нее остались славные воспоминания о юных пиратах, а поскольку теперь и Артюр приобщается к борьбе против коммерческого использования Интернета, у нее возникает ощущение, что он исправился, что отныне он станет достойным сыном своей матери. Может быть, часы, потраченные на сидение перед монитором, превратят его в революционера? Она, разумеется, не может этого утверждать, но тем не менее видит в нем, одетом как серфингист, но никогда не занимавшемся серфингом, обутом в кроссовки «адидас», но ни разу не бегавшем кросс, с аккуратно причесанными черными волосами, которым он старательно уделяет внимание каждое утро, да, да, видит вечно бунтующего подростка.