Журнал Наш Современник 2009 #1 - Журнал современник

- Добрый день!

Бунтов и Роза прошли мимо друг друга, даже не остановившись. Только обменялись взглядами, и Андрей увидел в них прежнюю любовь. "Погоди, девка, будут еще у нас сладкие минуты!"

Когда он не спеша пришел домой, то, молчком поужинав, собрался выйти на улицу, но тут Валентина выглянула из комнаты, спросила ехидно, еще более подлив масла в огонь:

- Быстро ты сегодня. А то, гляжу, Казашка на реку пошла. Ну, думаю, теперь наш Николаич так и будет вокруг нее вертеться, до ночи не дождешься!

Бунтов промолчал, не стал отвечать при зяте и дочери, хотя очень хотелось сказануть жене что-нибудь такое… Лишь мстительно глянул на Валентину, выскочил на улицу и жадно-прежадно затянулся сигаретным дымом.

Долго сидел один, пока не вышла жена, держа пакетик с семечками, и, как ни в чем не бывало, спросила:

- Завтра-то чего делать будем? Или опять на реку убежишь?

- Как ты угадала? Вы делайте, что хотите, а у меня выходной будет! Пойду учить Казашку плаванию! - неожиданно зло ответил он, подыгрывая жене.

Валентина обиженно подхватилась и ушла в дом, а Бунтов, докурив сигаретку и пройдясь по саду, не дожидаясь темноты, отправился спать.

Он уж видел десятый сон, когда все-таки услышал чье-то царапанье в дверь… И сразу сна как ни бывало, кольнула мысль: "Роза пришла!" Но, быстро открыв дверь, увидел силуэт Валентины и сердито спросил:

- Что случилось?

- К тебе иду…

Бунтов хотел укорить, даже отругать, мол: "Будней, что ли, для этого не хватает? Специально ждала, когда ребята приедут?" - но она опередила: прижалась, влепилась целовать, и он сразу забыл все обидные слова, которых наслушался от нее за день, ничего не мог поделать ни с ней, сильнее обычного пахнущей подсолнушками, ни с собой.

Хотя и намеревался Бунтов устроить себе выходной на следующий день, да разве усидишь, ничего не делая, когда о сене забота гложет. Съездил он в Перловку за тракторной телегой, собрал мужиков, и в тот же день они перевезли копны в слободу. И потная эта работа казалась в радость, когда они, усыпанные сенной трухой, подносили навильник за навильником, набивали сарай. А как все сделали, то Бунтов подмел луг перед сараем и скомандовал:

- А теперь под душ!

Конечно, искупаться в Алешне куда приятнее, но уж больно не хотелось таскаться туда-сюда; к тому же Павел с Мариной начали собираться в Рязань. Но прежде все вместе сели обедать. Хотя за два дня и устали, но все равно за столом постоянно шутили, словно своим настроением поддерживали один другого.

Проводили они Марину с зятем, и Данилка проводил, правда, в какой-то момент покуксился, но быстро успокоился, когда дед напомнил о тракторе. Внук даже согласился посидеть с дедом на лавочке, но долго не пробыл из-за дедушкиного табачного дыма, убежал в дом, а Бунтов даже обрадовался этому. Невольно пришли мысли о том, что дальше делать, чем заниматься, какую бы придумать себе работу. И тут удачно вспомнил о Долгой лощине, о том, что почти месяц назад прихватил делянку, которая давно ждала-дожидалась его. Поэтому сразу поставил в известность Валентину

- С завтрашнего дня начинаю косить в Долгой! - сказал как можно мягче, чтобы не заводить жену.

- Чего к сену-то привязался? - все-таки нахмурилась она. - Сам, что ли, есть будешь? Или спальную снасть опять готовишь? - спросила-напомнила жена, всегда напоминавшая, когда разговор заходил о Долгой лощине, где в молодости муж путался с приезжей Анжеликой.

- Нашла что вспоминать… - укорил Бунтов.

- Да ладно уж… Делай, что хочешь, - отговорилась Валентина, не желая разжигать ссору.

Она не могла не чувствовать, что муж в последнее время постоянно юлит, привирает, и все это неспроста. За многие годы совместной жизни Валентина настолько изучила его, что даже без слов могла понять, почувствовать то или иное изменение даже не в поведении, а в настроении. Знала, что он и врать горазд. Ведь и знакомство-то их началось с вранья, когда встретилась с ним на танцах в слободском клубе, приехав в Казачью на уборку вместе с учащимися ПТУ, где училась на бухгалтера. Еще тогда он затуманил ей голову, сказав, пригласив на танец, что является студентом, что, мол, как и ее, его прислали на уборку картошки из самой Рязани! А сколько Валентине в ту пору лет-то было: семнадцать едва исполнилось. По молодости всему верила. А как врал складно, паразит! Она-то, правда, проявила характер, все наскоки пылкого ухажера отбила, хотя за месяц, проведенный в сло-

боде, поняла, что за фрукт этот Бунтов, особенно когда выяснилось, что он на год младше ее и что никакой он не студент… А он поухаживал-поухаживал и, видя, что ничего не получается, перед тем как уезжать ей, предложил расписаться, думая, что после такого заманчивого предложения девка напоследок растает. Но она и тогда отказала ему, попросила подождать до весны, когда закончит обучение… Думала, это охладит его, а он лишь сильнее разогрелся, ни за что не хотел отступать. Она колебалась, не могла сразу поверить в его искренность, но со временем так привыкла к своему озорному Андрюхе, каждый выходной теперь приезжавшему в Скопин и частенько возвращавшемуся в Казачью Засеку с синяками, что уже ни на что не обращала внимания, все прощала ему. А он, почувствовав ее серьезность, поумерил расхлябанность, которую теперь проявлял где и с кем угодно, но только не с Валентиной, в которую влюбился не абы как, а по-настоящему! Еще сильнее зауважал, когда она простила его первоначальное вранье и ни в чем никогда не укорила. Расписались они почти перед самым его призывом в армию. Кое-кто из родственников Андрея отговаривал, а отец, тот категорически не разрешал жениться, но Андрей всех переборол и сделал по-своему. Свадьбу сыграли в Казачьей Засеке в светлые апрельские дни, а через три недели Бунтов загудел в строительные войска и два года работал на бульдозере. Из армии демобилизовался, и встретила его Валентина уже с сыном, который к тому времени ходил вовсю! С тех пор прошло чуть ли не сорок лет, а они, как молодые, все выясняют отношения.

Вот и сейчас, перекинувшись несколькими колкими словцами, они отстали один от другого, зная, что - ругайся не ругайся, - а никуда им друг от друга не деться. Правда, Валентина, как ни делала невозмутимый вид, все-таки осталась в душе непоколебимой в своем подозрении. А то, что часто стала попрекать мужа Казашкой, так это было первое, что могло прийти на ум. К тому же Роза из-за своей работы почти каждый день мелькала перед глазами. Скрытная, никогда лишнего слова не обронит. Идет порядком так, словно и не обычная почтальонка семенит, а заморская принцесса плывет. А на эту "принцессу" без слез не взглянешь: худющая, ноги кривые, глаза раскосые - как идет порядком, от нее даже куры разбегаются. Так что Андрей на такую и пьяным-то никогда не позарился бы, а про трезвого и говорить нечего.

Валентина в своих мыслях старалась не зря, мало-помалу успокоила себя. Когда же утром Бунтов, все-таки прихватив Данилку, отправился на покос, перестала переживать, решив, что все подозрения родились именно в ту пору, когда ездила на курсы, оставляла мужа без присмотра.

Правда, Данилкиного азарта хватило лишь на один день. На следующее утро он заупрямился, не захотел рано вставать, и Бунтов отправился косить один. Валентина сделала вид, что ничего особенного не произошло, а сама через полчаса отправилась следом за мужем и издали, прячась в лесопосадке, понаблюдала за ним. Собиралась на несколько минут, а просидела около часа - все никак не могла стронуться с места, гадкая мыслишка так и сверлила: "А вдруг сейчас уйду, а именно в эту минуту к нему какая-нибудь тля прилипнет?!" Но нет, не дождалась. Пришлось без всякого результата возвращаться домой. Это не особенно и радовало, словно ей стало бы лучше, если бы она застукала Андрея. А как домой вернулась, то Данилка из окна выглянул и спросил так, словно знал, где она прохлаждалась:

- Бабушка, у деда была? А то я проснулся, а тебя нет!

С чего ты взял? На поле ходила, хотела молодой картошки накопать. Ты любишь молодую картошку?

- Не очень, бабушка. Я чипсы уважаю.

- А они вредные, особенно для детей. А молодая картошечка в мундире да с пахучим маслом из подсолнушков - вот объедение!

Она говорила с внуком, а мысли об Андрее не выходили из головы. А когда выносила корм галдевшему около двора выводку индеек, то увидела шедшую другой стороной улицы почтальонку и сама себя отругала: "Кто она такая, если я только и думаю о ней! И с чего бы это, если она моего ногтя не стоит?"

Если бы так думал и сам Бунтов, а то у него в это утро совершенно иные мысли вились и произрастали, пока туда-сюда ползал по лугу, радуясь, что держится роса. А как она высохла, то и косьбе конец, потому что по сухой траве косу с места не сдвинешь, жилы оборвешь. Поэтому с легкой душой протер косу, потуже привязал подбрусник и, подхватив сумку с пустой банкой из-под воды, зашагал в слободу. Возвращался огородами и, проходя мимо Розиного, увидел ее саму: стоит в вишнях и на него смотрит, но никаких знаков не подает, словно говорит: вот она я, чего же ты ждешь, особого приглашения? Таинственный вид Розы, ее нарочитая неподвижность - все это заставило Бунтова замереть душой, а после почувствовать, как заколотилось было успокоившееся после косьбы сердце. И мысли совсем другие пришли, заставившие твердо решить: "Что бы ни случилось, а сегодня к Розе иду!"