Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III - Кондратий Биркин

16 июня 1654 года в присутствии Христины, ее преемника, сената и выборных от государственной думы были прочитаны и подписаны акты отречения. После того Христина в короне, со скипетром и державою в руках отправилась в упсальский дворец и заняла место на серебряном троне, имея по правую руку принца Карла Густава. Сенатор Розенгане прочел акт отречения и разрешил шведский народ от присяги, принесенной им Христине. Королева тотчас же сложила на близ стоявший стол державу и скипетр; корону должен был снять с нее граф Браге, но он со слезами умолил ее, чтобы это сделала она сама… Порфиру на куски изорвали присутствовавшие придворные, с тем чтобы как святыню сохранить малейший ее клочок. В простом белом платье Христина обратилась к присутствовавшим с трогательною речью, в которой не могла не упомянуть, что жертвует собою для блага подданных…

Неужели она не предпочла в эту минуту не покривить душой и, сходя со сцены, как она сама говорила, избежать глупого театрального эффекта? Не правильнее ли было бы сказать, что собственному своему спокойствию она жертвует короною и народом?

В тот же день короновался Карл Густав; венец королевский буквально перешел с больной головы на здоровую. Медаль, выбитая им по сему случаю, носила на себе подпись: A deo et Christina, намекавшую на то, что властию своею он обязан Богу и Христине, что крайне огорчило государственные штаты и сенат. Со своей стороны развенчанная королева на прощание приказала вычеканить два жетона, едва ли кем-нибудь в Швеции принятые за чистую монету. На первом изображен был Олимп с Пегасом на вершине и надписью: Sedes haec solis potior (это жилище привлекает ее более престола); на втором жетоне, с одной стороны, был изображен портрет Христины с надписью: Christina regina (Христина королева); а с другой — корона, окаймленная словами: Et sine te (и без тебя)… Какое исполинское самолюбие, разменянное на мелочь!

В исходе июня 1654 года Христина навсегда покинула свою родину и начала новую, скитальческую жизнь, играя весьма неблаговидную роль женщины-паразита при иностранных дворах. В письме своем к Шаню она сравнивала себя с актрисою, сходящею со сцены; сравнение верное, но не за кулисы удалилась она, а сменила театр на площадный балаган и из актрисы первоклассной сделалась чем-то вроде странствующего ярмарочного гаера, начав это новое поприще смешным и жалким переодеванием в мужское платье. Мы проследим за нею в ее скитаниях и увидим, до чего довели ее странное сумасбродство и эксцентрические выходки.

— Наконец-то я на свободе и вне той страны, в которую, надеюсь, никогда не возвращусь!

Этими словами Христина прощалась со своей родиной, въезжая в датские владения. Здесь переоделась она в мужское платье, приняв имя графа Дона. Прибыв 10 мая 1654 года в Гамбург, она заняла квартиру в доме богатого банкира, еврея Тепсейры, которого назначила своим резидентом. Бургомистры города приветствовали ее, а пастор Миллер, говоривший проповедь, сравнивал ее с царицею Савскою, путешествующею для изучения мудрости царя Соломона. Из Гамбурга королева отправилась в Голландию, где надела опять женское платье и была встречена с великим почетом императором-наместником эрцгерцогом Леопольдом. В Антверпене с нею виделись шведский посланник граф Тотт, вручивший ей рекомендательные письма от короля Карла Густава к королям французскому и испанскому.

— Поблагодарите короля за внимание, — ответила она, — но в его рекомендациях я не нуждаюсь, в той надежде, что собственная моя слава лучшая мне рекомендация!

Замечательно, что Христина после своего отречения выказывала необыкновенное тщеславие, доходившее до ребячества. Въезжая в чужие владения, она требовала себе триумфальных встреч и страшно обижалась на малейшее нарушение этикета. Она как бы хотела оправдывать надпись на медали: Христина и без короны королева. Триумфальная встреча, оказанная ей в Брюсселе 24 декабря 1654 года, должна была пресытить ее самолюбие. На другой день во дворце эрцгерцога Леопольда в присутствии его, Пимантеля, графов Фуэнсальданьи, Монтекукули и дона Наварры она пред католическим священником, отцом Гомесом отреклась от лютеранизма и подписала акт, немедленно отосланный в Рим. Есть предположение, будто мысль о переходе в католицизм была внушена Христине Декартом и Пимантелем. Иезуит Годфрид Франкен, духовник графа Робелледа, беседовал с нею о делах веры еще в бытность ее на престоле шведском. По другим сказаниям наставниками Христины были иезуиты Мацедо, Малин и Кавати. Какая именно была у нее побудительная причина к отступничеству от родного вероисповедания — это одна из неразгаданных исторических тайн. В бытность свою в Риме Христина по прочтении книги, в которой описано было ее обращение, написала на заглавном листе: «Кто писал книгу, ничего не знает; та, которая знает, ничего не писала» (Chi l'ha scritto поп lo sal chi lo sa non l'ha mai scritto). Обращение королевы, до времени сохраняемое в тайне, не замедлило сделаться гласным; католический мир ликовал, протестанты негодовали. Самый беспристрастный судья этого поступка не мог извинить Христины или найти хоть одно слово в ее оправдание. Тягчайшего оскорбления памяти своего отца, конечно, не могла нанести эта недостойная дочь Густава Адольфа! Хотела ли она этим сродниться с югом, на который ее влекла какая-то таинственная сила? Но неужели Христина, при своем обширном уме, не могла понять, что она католическому миру и Италии всегда будет так же чужда, как чужда итальянской почве угрюмая ель холодного Севера.

С полгода провела она в Брюсселе в чаду праздников, балов, спектаклей, сменявшихся обеднями, проповедями и религиозными процессиями. Женщина жизни строгой и воздержанной в бытность свою лютеранкою, Христина по обращении в католицизм сделалась ревностной последовательницей учения Эпикура; она писала любимице своей девице Спарра: «Не слушаю проповедей, презираю проповедников. Прав Соломон: все суета сует; ешь, пей, веселись и живи в полное свое удовольствие».

После кратковременного пребывания в Тироле Христина с огромною свитою шведов, фламандцев, итальянцев и испанцев отправилась в Рим по совершении над ней в Инсбруке обряда миропомазания, по чину церкви католической папским нунцием Лукою Гольстениксом. В папские владения она прибыла 21 ноября 1655 года. На границе она была встречена четырьмя нунциями, сопровождавшими ее в Ферарру, Болонью, Римини, Пезаро и Анкону. В Лоретто она пожертвовала тамошней иконе Богоматери золотые венец и скипетр, украшенные бриллиантами и жемчугами; в Ольджиетте ее ожидали два кардинала с огромной свитой, и 19 декабря 1655 года она въехала в Рим чрез ворота Фортуны. Город был иллюминован, улицы были наводнены народом. При представлении своем папе Александру VII Христина пре- клонила пред ним колено и поцеловала у него руку и туфлю. Через несколько дней королева совершила торжественный въезд в вечный город, до того времени пребывая в нем будто инкогнито; слушала обедню в соборе св. Петра, приобщалась св. тайн по обряду католической церкви, причем к ее имени, Христина, папою было присоединено имя Александры.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});