Венец судьбы - Бертрис Смолл

И Груджин Агасферус отпустил детей.

Все три его внучки прибыли на закате. С каждой из них была служанка и саквояж с вещами. Дивша и Йамка болтали и смеялись вместе, Ниура снисходительно улыбалась, глядя на них. Она была совсем не такая, как они, и она это знала. Она и не хотела походить на них, потому что у них на двоих ума было меньше, чем у булыжника на мостовой. И все же она любила их, а они ее, ведь они выросли вместе и хорошо понимали друг друга.

Бабушка проследила, чтобы сразу же по прибытии им дали снотворное. Она не хотела, чтобы они смеялись и болтали всю ночь напролет. Они должны быть отдохнувшими, чтобы к утру их красота была в самом цвету.

Как и велела госпожа Камилла, служанки разбудили своих подопечных еще до рассвета. Девушки приняли ванну, им тщательно вымыли волосы и придали им тонкий аромат. Дивша выбрала благоухание розы. От Йамки исходил аромат жимолости. Ниура предпочла более тонкий запах цветущей ночью лилии. Затем девушек облачили в одинаковые, довольно строгие платья белого шелка без рукавов, с простым круглым вырезом вокруг шеи. Платье Дивши было опоясано золотой тесьмой, платье Йамки медной, а Ниуры серебряной. Их волосы были убраны в том же стиле, длинные, ничем не стесненные, они свободно струились, так, чтобы Повелитель Сумерек мог оценить их красоту.

Сам он прибыл к назначенному часу, облаченный в черно-серебристое одеяние. Глаза его засветились от удовольствия при виде трех девушек, которые стояли подле своего деда.

— Господин Груджин. — Колгрим учтиво поклонился.

— Господин Колгрим, добро пожаловать в мой дом. А вот и три драгоценных цветка, что украшают мой дом и рады сегодня приветствовать вас. Это Дивша. Она самая старшая, так как родилась в первый месяц морозного сезона. — Груджин вывел первую девушку, довольный тем, как она, соблюдая указания, потупила взор. — Это Йамка, рожденная в последний месяц морозного сезона. — Девушка сделала шаг вперед, глаза ее сверкали от радостного волнения, но и она тут же опустила их, увидев, как нахмурился дед. — И наконец, Ниура, которой исполнилось шестнадцать лишь месяц назад. — Ниура молча присела в реверансе.

— Они восхитительны, — сказал Колгрим, улыбаясь Груджину Агасферусу. — Я поговорю с каждой из них отдельно, милорд. У вас найдется комната, в которой я смогу сделать это?

— Вы так скоро хотите принять решение? — удивился Агасферус. — Я думал, вам понадобится по меньшей мере несколько дней.

— Я смогу выяснить то, что мне нужно, уже сегодня, а затем будет назначена дата свадьбы. Уже через несколько месяцев я буду под властью лихорадки сезона размножения, и именно в это время я должен буду зачать своего сына, который должен быть рожден в следующем году.

— Конечно, конечно, — ответил его новый компаньон. — Вы предпочитаете, чтобы комната была внутренней или выходила в сад? — любезно поинтересовался он.

— Пусть будет внутренняя комната, — ответил Колгрим. — Говорить с вашими внучками я буду в порядке старшинства.

Дивша самодовольно улыбнулась, бросив взгляд на кузин. Она не сомневалась, что именно ее выберет Повелитель Сумерек в качестве своей жены и королевы.

— Йамка, Ниура, отправляйтесь к бабушке, — велел Груджин Агасферус.

Он проводил свою старшую внучку и Колгрима в небольшую гостевую комнату в глубине дворца. В ней стояла обитая мягкой тканью софа со скругленными подлокотниками, и стол, на котором были графин и четыре бокала.

— Напиток черничный, — отметил Груджин, и Колгрим поблагодарил, чуть склонив голову. — Когда мне прислать остальных девушек, милорд?

— Когда я узнаю о Дивше то, что меня интересует, она выйдет и пригласит Йамку, а та, в свою очередь, позовет вслед за собой Ниуру, — тихо объяснил Повелитель Сумерек.

Груджин Агасферус вежливо поклонился.

— Все будет сделано, как вы велели, милорд, — сказал он и, пятясь, вышел из комнаты.

Как только он удалился, Колгрим направился к двери и повернул ключ в замке. Затем он повернулся к Дивше, которая улыбалась ему с наигранной скромностью.

— Вы бы хотели увидеть мои груди? — жеманно спросила она.

— Да, хотел бы, — сказал Колгрим и, лишь направив на нее палец, снял с нее платье.

Дивша вскрикнула от неожиданности.

— Я хочу видеть всю тебя, — сказал он, усаживаясь на софе. — Иди сюда и садись мне на колени, чтобы я смог осмотреть тебя более подробно.

Девушка подчинилась.

— Вы коварный человек, — сказала она.

— О да, — согласился он, и его большая ладонь скользнула по ее бедрам и сжала ягодицы.

Дивша снова вскрикнула.

— О-о-о бог мой! — воскликнула она.

Другая рука Колгрима начала обследовать ее круглые груди. Кожа была одновременно мягкой и упругой. Он сдавил ее грудь, и на светлой коже отпечатались его пальцы. Дивша была хорошо сложена. Склонившись, он поцеловал ее сосок, провел по нему кончиком языка, затем втянул ртом и, не сдержавшись, сдавил нежную плоть зубами.

— Ах, мне больно! — жалобно воскликнула Дивша.

Он поднял голову и прильнул к ее губам, ее проворный язычок тотчас проскользнул в его рот. Она отклонилась назад, опершись на его руку, которая обвила ее, и почти в то же мгновение оказалась между ее ног. Лоно уже наполнилось влагой от возбуждения, так что два его пальца с легкостью проникли в нее и стали быстро двигаться, пока девушка не оросила их соками, испытав удовлетворение. Она не была девственницей, но Колгрим не был разочарован. Он планировал предаться утехам с этой девушкой, прежде чем отправить ее обратно к бабушке. Глаза Дивши были закрыты.

Колгрим улыбнулся.

— Теперь садись на меня, Дивша, — сказал он. Он сделал так, чтобы по волшебству исчезла и его одежда, и его достоинство было уже в полной готовности. Он поднял девушку и вонзился в нее. Дивша широко распахнула глаза.

— Он слишком большой, — жалобно проговорила она.

— Сядь сверху! — резко приказал он. — Тебя наверняка уже научили, как доставить удовольствие любовнику, маленькая распутница.

Дивша повиновалась и сжала корень своими бедрами, в то время как все ее тело поднималось и опускалось в бешеном ритме их взаимной страсти. Колгрим сжал ее пышные груди так, что она, задыхаясь, запросила пощады. Но он не сжалился над ней, он лишь немного ослабил хватку, излив в нее свой сок. Дивша рухнула на него и прижалась к его груди.

— О мой господин, — прошептала она, лаская языком его ухо. — Вы так искусны. Я никогда прежде не испытывала такого.

Колгрим снял ее со своих колен и мановением руки вернул на них обоих одежду.

Он весьма приятно провел время, и девушкой она была красивой. Однако она определенно не была девственницей, а Книга Правления предсказывала, что его невеста должна быть непорочна. Его пальцы могли ошибаться, но его мужское орудие обследовало ее достаточно глубоко. Ее девственность была уже давно утрачена.