История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Помимо чистого панегирика в этой книге мы можем выделить еще два уровня рассуждений. Первый уровень, на котором описывается идеальный правитель, действительно создан в восторженной манере, перед нами царь-философ в традиции фальсафы. На втором уровне он описывает суфийского «идеального человека».

Уже на первом уровне автор настаивает на том, что истинное царствование — это особая благодать Господа, он иллюстрирует свое убеждение древним иранским представлением о королевском блеске, который освещал правителя до тех пор, пока он был достоин своего статуса. И этой благодати особо был достоин Акбар, так как являлся истинным «философом», осознававшим значение человеческого существования, и в то же время знал, как на основе «философских» принципов правильно направить человечество.

«Акбар-намэ» делится на две части: в первой части представлены анналы о самом Акбаре и его предках, в частности Бабуре и Хумаюне. Вторая часть посвящена описаниям институтов управления, установленных Акбаром в империи (эта последняя часть называется Айин-е Акбари, «Институты Акбара»). Благодаря двум частям Абульфазл старался достичь своей цели двумя разными способами. В анналах все деяния Акбара (по крайней мере, все упомянутые) представляются так, словно им в любом случае было суждено произойти, и не важно, так ли это на самом деле. Все это представляет собой живое, со множеством подробностей и даже правдоподобное «зерцало для принцев», практический пример того, как должен править монарх. Однако в отличие от большинства работ этого жанра образ сформирован с философским подтекстом и продиктован скорее потенциальными высокими чаяниями правителя, а не просто благоразумием. (Мы должны, конечно, признать, что у Абульфазла была на самом деле необычайно правильная модель для создания образа.) Затем во второй части, Айин, перед нами предстает не просто картина царского правления, а цивилизация как таковая, выпестованная самим идеальным правителем.

Цивилизация задумана как абсолютное поощрение всех естественных возможностей, данных человеку в жизни. Акбар не раз предстает в качестве создателя новых средств, призванных облегчить жизнь (действительно, по тому, как эти средства представлялись многим мусульманам того периода, он, без сомнения, был покровителем изобретений). Он содействовал культивированию в Индии тех видов северных фруктов, которых так не хватало Бабуру. Наряду с поддержкой естественных возможностей пришло и смягчение отношений между людьми, что получило среди суфиев название сульх-е кулль, «вселенский мир», или «умиротворение». Для Абульфазла это означало не устранение конфликта, так как он признавал, что зло должно быть наказано, а культивирование благородства и прощения во всем, тогда распрям не будет места. Огромной ошибкой считался фанатизм: отрицание человеческих достижений только потому, что их создатель исповедует другую веру, противоречило правильным понятиям цивилизованного человека, и в первую очередь понятию сульх-е кулль. Следовательно, тут Абульфазл ссылается на индуистские традиции. При дворе Акбара переводы на персидский (дипломатический язык исламского мира) являлись важным видом деятельности, труды переводились с турецкого и арабского, а также с индийских языков, главным образом с санскрита, независимо от религиозной принадлежности текста. Считается, что и сам Абульфазл перевел несколько частей Библии, хотя в его летописи нет следов знакомства с этой книгой.

Вся эта культивация жизни, конечно, виделась с позиции аграрного привилегированного общества: усовершенствования приносили пользу только тем, кто получал доход; прекрасные фрукты, которыми хвастает Абульфазл, являлись только предметом роскоши; хотя все еще существовала надежда, что в ответ элитарная часть общества почувствует свою ответственность за благосостояние простого крестьянства. На самом деле культивирование жизни также виделось с позиции военного государства-покровителя и не столько из-за того, что книга являлась панегириком правителю, сколько из-за того, что общество было устроено таким образом, что сравнительная картина цивилизации, описанная Абульфазлом, выстраивается от монаршей особы и ее двора и далее постепенно распространяется на более широкие круги.

Однако в пределах, ограниченных привилегированным обществом, перспектива виделась вполне натуралистичной и гуманистической. В особом внимании к человеческой личности Абульфазл следует за суфиями и даже дальше. На протяжении всей истории Абульфазл действительно принимает возможность существования паранормальных явлений, которые могут расцениваться как предзнаменования. Адам, а впоследствии и другие персонажи, появился на свет без родителей (в уже приспособленном для него мире); но эти чудеса приемлемы только до тех пор, пока не оказывается затронутым человеческий аспект существования, пока они не вторгаются в сферу, чуждую простому человеческому восприятию. Абульфазл деликатно высказывает возражение идее, что до Адама не было людей или что Енох (Идрис) физически вознесся на небеса, не умерев, он ссылается на свидетельства древних китайцев и индийских записей.

Он с готовностью пользуется принципами ученых фальсафы, включая их символичный порядок элементов в мире. Темы, затронутые в начале книги, раскрывают это мировоззрение: сначала идет хвалебная речь как самовыражение сразу на обоих уровнях, человеческом и божественном; затем объяснение, что лучший способ восхвалить Бога — это восхвалить Его великие творения, хорошего правителя, и, в-третьих, идет исследование научным методом, включающее гороскоп Акбара, в котором перечисляются его предки. Следует признать, что естественные науки не были сильной стороной Абульфазла; он свободно рассуждает в рамках традиции фальсафы только из-за того, что в то время данное учение составляло существенную часть общего образования, в особенности среди суфийских метафизиков. Однако мировоззрению фальсафы уделяется ключевая роль. Так, он с готовностью приводит примеры совершенствования человека во времени: например, как накапливались знания в астрономии, начиная с рассказов о патриархах (предках Акбара), которые совершали полезные для человечества открытия, и заканчивая сравнительно недавними усовершенствованиями в этой области. Хотя Абульфазл почитал доисламских представителей, он все же видит в их мудрости только человеческий аспект, в отличие от Газали или Ибн-аль-Араби. Таким образом, он изменяет мировоззрение суфийских метафизиков на гуманистическое направление: он полагает, что все люди могут совершенствоваться по сравнению с древними. И сама религия может возникать в аспекте человеческих достижений.

В частности, идеальный правитель, как блюститель мирской культуры в целом, находится вне всяких сообществ. И хотя он может быть по вероисповеданию мусульманином, он не должен благосклонно относиться лишь к мусульманам и их достижениям в ущерб другим сообществам и их особому вкладу. (Впоследствии Абульфазл называет ислам «религией Мухаммада», одной из многих других; вероятно, термин «ислам» он употребляет в его первоначальном значении как покорность Богу и не исключает, что он может использоваться в других традициях, но не в одной из них не выражается в полном смысле.) Монарх во всем должен представлять образец личных и культурных достоинств. В подтверждение этой точки зрения Абульфазл приводит монгольское наследие. Монгольская (языческая) прародительница зачала своих сыновей от чистого света (в монгольской легенде от солнца), который, по мнению Абульфазла, через поколения передался Акбару в виде первоначального Мухаммадова Света. Уважение к монгольскому наследию было настолько велико, что даже подобное высказывание не подвергалось прямой критике двора; в итоге с легкой руки Абульфазла принятие ислама одним из предков монгольской династии выглядело как излишнее, дополнительное действие, новая вера просто прибавила ему величия.

Рембрандт ван Рейн. Акбар со своим сыном Джахангиром

По сравнению с данной дискуссионной темой экскурс в индуистскую философию в Айине довольно поверхностный и в дальнейшем повествовании не углубляется. Абульфазл сохранил стереотипы исламского мышления (это мировоззрение, как поясняет автор, прослеживается еще от греков), а санскритские понятия были ему чужды. (Он даже позволяет себе при случае посмеяться над народными индуистскими святыми.) Данный экскурс предназначен для того, чтобы просто оправдать свое утверждение, что индуисты являются монотеистами и имеют право на соответствующие льготы и что среди них есть немало культурных мудрецов. Но этот подход менее научен, чем у аль-Бируни, на которого ссылается Абульфазл.

На втором уровне Абульфазл описывает не просто идеального мирового правителя, но монарха как символ Бога. Нечто подобное встречалось в поэзии, но здесь приобрело более систематический вид: в основе этой работы лежат суфийские предпосылки. Второй уровень проходит красной нитью через весь труд, начиная со вступительной хвалебной речи человеку и божеству, хотя это не всегда четко проявляется. Он не подлежит сравнению (по мнению Абульфазла) с первым уровнем, ни с его натурализмом, ни гуманизмом; но он дает то, что является дальнейшим мерилом человека. Акбар является типом-символом Бога, будучи земным владыкой, как солнце является Его символом в природе. Хвала Акбару — это хвала Господу на доступном человеку уровне.