История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Такая последовательная разработка универсалистской моральной позиции не могла не сопровождаться личным моральным и религиозным развитием самого Акбара, который в юные годы был довольно кровожаден; в этот процесс были вовлечены некоторые известные придворные лица. Акбар подвергся влиянию не только суфийских пиров, но и некоторых мирян, преимущественно Абуль-фазла Аллями, ученого широких взглядов; также он воспринял взгляды отца и брата. В надежде самому разобраться в противоборствующих религиозных течениях и по возможности привести их представителей к взаимному пониманию, что позволило бы примирить их, Акбар организует (с 1575 г., когда его административные реформы вошли в силу) «дом вероисповедания».

Абульфазл представляет Акбару рукопись «Акбар-наме». Могольская миниатюра

Здесь поначалу мусульманские ученые представляли различные исламские точки зрения, а затем стали собираться ученые, представляющие все религиозные традиции, чтобы рассказать о них и обсудить свои взгляды и убеждения. Представители иезуитов наиболее горячо выражали свое презрение и ненависть к заветным идеалам других собеседников, однако в подобном рвении от них не отставали представители разных мусульманских течений. Акоар терпеливо продолжал собирать заседания год от года, пока однажды неожиданно для всех не закрыл «дом вероисповедания». В своем личном поиске он продолжал исследовать, что могут предложить ему различные религиозные традиции. Индуистской принцессе раджпутов, на которой он женился из политических соображений, было позволено исполнять свои обряды прямо во дворце, и Акбар даже сам ввел некоторые ритуальные элементы в повседневную жизнь, например почитал солнце как эмблему божественного Света.

Он оставался мусульманином, исповедовавшим радикальный монотеизм исламского толка, однако со временем он почувствовал, что достиг неких глубин Истины, которой хотел поделиться. Он основал своего рода тарикат, назначив себя пиром, ориентированный на универсалистских понятиях (таухид-е иляхи, «божественный монотеизм»)[370], на моральной чистоте и личной преданности ему как лидеру и правителю. Он создал ограниченный круг приближенных, носивших его портрет на цепочке на шее и ограничивавших себя скромным минимумом нравственных потребностей, так, например, сексуальные отношения сводились только к продолжению рода. Все, кроме одного из приближенных, были мусульмане. Некоторые, но отнюдь не большинство, из высших чиновников стали последователями; таким образом, принадлежность к этому кругу ни в коем случае не давала ученикам преимуществ в продвижении по службе.

Абульфазл: суфизм и цивилизация

Наиболее полным и, конечно, самым великим литературным произведением, отразившим интеллектуальный уровень двора Акбара, была «Акбар-намэ»[371] написанная Абульфазлом Аллями из Агры (1551–1602 гг.). Как можно назвать Табари историком шариатского толка, Ибн-Хальдуна — историком фальсафы, так же мы можем сказать, что Абуль-фазл был склонен к суфийской метафизике. Как Ибн-Хальдун, он пытался применить философские принципы вневременной обобщенности к процессу исторических изменений, так и Абульфазл старался рассмотреть историю и мировую цивилизацию под углом мистического мышления. Его попытка, возможно, не является такой же удачной исторической работой, как у Табари или Ибн-Хальдуна, но в целом она стала его личным достижением в данной сфере.

И Ибн-Хальдун, и Абульфазл подробно описали исламскую культуру своего времени. При этом Ибн-Хальдун создавал свои работы в аридной зоне и в Средневековье, когда цивилизация постоянно находилась под угрозой сокращения до минимального аграрно-урбанистического симбиоза, поэтому он разрабатывал в своих трудах механизмы, по которым можно выстроить цивилизацию. Абульфазл писал свои труды в благополучном регионе в эпоху великих империй пороха и сосредотачивался на материальном и духовном потенциале развитой цивилизации. Соответственно, он рассматривал с эмоциональной точки зрения борьбу исламского сознания, и особенно сознания, столкнувшегося с эпохой империй пороха. Он искал, как можно согласовать суфийское видение жизни, в котором течение истории виделось нерелевантным, но которое доминировало в утонченной интеллектуальной и творческой жизни, с понятием исторических достижений, воплощенных в великих абсолютных империях и их рафинированной высокой культуре.

Нам следует осторожно рассматривать работы Абульфазла. Дело в том, что они выражают сугубо личное мнение, и, несмотря на то что он олицетворяет эпоху, Абульфазл все же представляет индийское мусульманство. Хотя в своих работах он привлекает обычные для персинизированного исламского мира источники и, таким образом, выделяет особенности, открытые для всего общества.

Хотя сам Абульфазл не был ярым суфием, его беспокойное сознание было открыто для любых законченных теорий, такой стала суфийская метафизика. Отец Абульфазла, Шайх Мубарак Нагаури (ум. в 1593 г.), был эксцентричным ученым суфийского толка из семьи Синдхи (впоследствии он заявит, что по мужской линии он родом из Йемена) и преследовался по обвинению в сочувствии Мухаммаду из Джаунпура, так как укрывал одного из его учеников. Своими общими независимыми убеждениями в области религии он навлек на себя еще больший гнев, в частности заявлением о том, что в каждой религиозной позиции есть как слабые стороны, так и несомненная истина. Абульфазл перенял независимый религиозный взгляд от своего отца, также он научился у него предвидеть отрицание и даже нападки за свои принципы со стороны улемов. Но при всем уважении к опыту отца он никогда не прекращал своего личного поиска решений духовных проблем. Он унаследовал от своего отца (как я полагаю) двойную убежденность в принципах внутреннего развития и справедливого общественного мнения, однако для создавшейся дилеммы он искал пути решения, отличные от махдистов.

Он и его брат, поэт Файзи, были приняты при дворе Акбара вместе с их отцом. Абульфазл стал одним из главных советников Акбара, а позже достиг самого высокого положения. Когда (из-за козней недоброжелателей, старавшихся разделить его с Акбаром) его отправили улаживать дела в недавно завоеванном Деккане, Абульфазл проявил себя как талантливый дипломат. Но его излюбленным занятием были религиозные изыскания, и он обещал себе, что как только закончит свой грандиозный труд «Акбар-намэ», то отправится на покой для духовного уединения (тем более что он не может надеяться на подобное расположение при следующем правителе). Но это ему не удалось: в последние годы жизни Акбара (и, следовательно, как раз перед тем, как летопись о деяниях Акбара подошла к концу) он был убит во время восстания старшего сына Акбара Салима (Джахангира), который давно имел на него зуб.

Произведение «Акбар-намэ» представляет собой панегирик Акбару. Автор выражает неприкрытое восхищение императором. При рождении Акбара его нянькам показалось, что младенец улыбался; Абульфазл узнает об этом рассказе и гиперболизирует улыбку ребенка в счастливый смех, в котором он видит чудесное предзнаменование судьбы Акбара. Возможно, большую часть этой книги составляют требования жанра панегирика; как, например, лестное сравнение матери Акбара с Девой Марией, которое, как считается, было предложено самим Акбаром, когда автор зачитывал ему уже готовые отрывки из книги.

Абульфазл вполне осознавал последствия работы в подобном жанре. Однажды он отмечает, что не может восхвалять имперскую знать, так как его работа посвящена Акбару и более никому. Он не желал описывать их открыто, но мог бы упомянуть об их слабых сторонах, но в подобном случае стоило раскрыть и их сильные стороны, в итоге он решает вовсе не описывать их. (Эта политика служила определенной цели: она позволяла всеобъемлющему образу Акбара без вмешательства побочных персонажей свободно проявиться на обоих уровнях, которые я рассмотрю дальше.) Более того, Абульфазл четко осознавал, что жанр панегирика требовал не только перечисления заслуг императора, но и обращения к такой крайне сомнительной области, как генеалогия. Однако (как всякий талантливый панегирист) он не берется судить, какая сторона слабая, а какая сильная. И если ему приходится восхвалять неприятные события, то он интерпретирует их в позитивной манере, так что его хвала начинает относиться к тому, что действительно достойно воспевания. Специально, чтобы компенсировать подобную искусственность в своем жанре, он в дружелюбной манере выражает мысли о своих ожиданиях и сомнениях, в итоге у нас складывается живое представление о том, как автор работал над книгой. И, конечно, он упоминает, так как это стало стандартом, что только исключительный читатель сможет по достоинству оценить такое серьезное произведение, как это, намеренно созданное с двояким смыслом.