Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

Декла утверждал, что когда двенадцать избранных тенью Джаганнатхи соберутся на Шангайской равнине, откроется проход между мирами и на Арнемвенд сможет явиться повелитель Мелькарт, или же Ишбаал, если Самаэлю так приятнее его называть. Но существо вопроса от этого не меняется. Сам старик предлагал свои услуги в качестве проводника и советника, так как утверждал, что служил в Сонандане начальником Тайных служб и лучше других осведомлен о том, что происходит в стране; знает он, как кто станет реагировать на вторжение, и вообще может сообщить огромное количество полезной информации.

Самаэль прекрасно сознавал, насколько ценным мог оказаться подобный советчик. Его смущало другое — где эти люди, которых он должен провести, кто они?

— Я не понимаю, старик, — сказал он. — Отчего вы не можете проникнуть туда тайно?

— Урмай‑гохон, верно, шутит. Он же не думает, что сюда, в его покои, сейчас могут пробраться двенадцать человек и делать все, что им потребуется, а армия танну‑ула будет стоять на месте и молчать. Так и в Сонандане. Пока жива Интагейя Сангасойя и ее родня, пока существует армия сангасоев и империя Зу‑Л‑Карнайна, мышь не проскользнет туда. А уж тем более не дадут они вызвать повелителя Мелькарта. Без него же мир сей погибнет.

— А это еще почему? — невольно усомнился Самаэль.

— Потому, урмай‑гохон, что власть Древних и Новых богов пришла к концу; силы их иссякли, и они не могут по‑прежнему править Арнемвендом. Сам посмотри — всюду разруха, войны, интриги. Нечисти развелось… Если в тело этого мира не влить новой, горячей крови, он рухнет. И нашим детям жить будет негде. Кем ты собираешься править, Самаэль, спустя двадцать лет?

Молчаливый не мог не признать правоту старика. Его самого постоянно раздражало засилье Новых и Древних богов на Арнемвенде. К тому же у него и без того был план — начать войну с Зу‑Л‑Карнайном, потому что армия его стала наконец достаточно сильной, чтобы противостоять даже такому грозному противнику.

Надо сказать, что Молчаливый был осторожен и расчетлив. Но это вовсе не означало, что ему доставляло удовольствие сражаться со слабыми, беззащитными государствами. Превзойти Зу‑Л‑Карнайна — это была цель, достойная сына Ишбаала. А захватить Сонандан казалось еще более заманчивым. Но Самаэль не позволил себе потерять чувство реальности в свете радужных перспектив.

— Ты считаешь себя неплохим воином, Декла, — запросто обратился он к старику. — Тогда ответь мне вот на такой вопрос: я двину армию танну‑ула на Бали, а оттуда — на Урукур или Эреду…

— На Урукур, — быстро вставил Декла. — Иначе в тылу у тебя останутся враги, а это всегда опасно.

— Ты прав. Но вопрос мой заключается не в этом. Западные государи, а также твой родной Сонандан — неужели же они будут сидеть сложа руки перед лицом надвигающейся опасности? Хорошо, я склонен согласиться, что Тевер и Таор останутся в стороне. И Хадрамаут предпочтет сохранять нейтралитет. Но Аллаэлла и Мерроэ! Представь себе — объединенные войска этих двух гигантов под командованием такого полководца, как Зу‑Л‑Карнайн, при поддержке сангасоев и бессмертных. Я высоко ценю себя, но я не безумец, чтобы утверждать, что смогу одолеть такую силу.

— Если следовать твоей логике, урмай‑гохон, то спорить с тобой не приходится. Но если бы дела на самом дела обстояли таким образом, то я бы и не осмелился явиться к тебе с этим нелепым предложением. Ты великий стратег, и зачем бы я стал выставлять себя на посмешище; и — хуже того — рисковать тем, что вызову твой справедливый гнев и буду за то наказан?

— Ты разумно говоришь, — согласился Самаэль.

— Но на самом деле, урмай‑гохон, в мире все уже немного отличается от нарисованной тобой картины. И начну я с тебя. Ты великий человек, Самаэль, и я говорю это не для того, чтобы сделать тебе приятное. Мне не было смысла преодолевать огромное пространство, разделявшее нас, терпеть тяготы пути, чтобы явиться к посредственности и отвесить ей комплимент.

Огромный урмай‑гохон немного напрягся, отчего его мышцы под шелковой кожей взбугрились. Он моментально стал похож на грозного урроха, с той лишь разницей, что этот владыка лесов уступил бы дорогу человеку Самаэлю, встреться они однажды на ней. Ибо звери чувствуют, кто сильнее, а кто слабее их.

— Я сразу сказал тебе, что мне нечего бояться. Я слишком стар, чтобы желать власти, а может, просто это не в моем характере. Мне нравится сама игра, но не ее результат. И потому мне хотелось бы найти среди детей Мелькарта того, кому я хотел бы служить конкретно.

— Объясни точнее, — потребовал Самаэль.

— Двенадцать избранных должны прийти на Шангайскую равнину, и каждый из них должен быть велик, иначе он просто не снесет тяжести своего могущества. Могущество дорого стоит, Самаэль. Среди тех, кто придет открыть дорогу повелителю Мелькарту, — а я буду среди них, — все должны быть равны. Но никто впоследствии не потерпит над собой иного владыки, нежели наш общий господин. И потому неизбежно разгорится новая схватка — на сей раз между избранными. Я хочу уже сейчас определить, кто будет моим хозяином, потому что уже сказал тебе — меня верховная власть не влечет.

— Ты откровенен до последнего, — подозрительно сказал Самаэль. — Почему?

— Потому, что ты кажешься мне самым великим из тех, кто станет делить этот мир. Я не видел многих других, однако о них и не слышно ничего. А ты уже сумел войти в историю, причем с ничтожными средствами для этого. Ты взял жалкие разрозненные племена дикарей и варваров и создал из них грозный и непобедимый народ, при одном имени которого север Арнемвенда содрогается от ужаса.

— Это правда, я создал народ танну‑ула своими руками, — абсолютно спокойно согласился Молчаливый. — Я создам огромное государство, а меньшего мне не нужно.

— Это признак величия — отказываться от мелочей во имя главного, — заметил Декла.

— Мне нравится, что меня хвалит такой дальновидный и мудрый человек, как ты, старик. Я слушаю тебя…

Если бы при этом разговоре присутствовали подданные урмай‑гохона, то они бы сочли, что ослышались. Не в характере грозного их владыки было хвалить кого‑либо. Самаэль потому и был прозван Молчаливым, что свое одобрение, равно как и неудовольствие, вслух не высказывал. Он приучал людей понимать его взгляды и жесты. Декла высоко оценил оказанную ему честь — не потому, что в этой чести нуждался, а потому, что хорошо понял, с какой сильной личностью имеет дело. И похвала урмай‑гохона дорогого стоила. Значит, он действительно многого добился; достиг того, ради чего и пришел в замок Акьяб, рискуя самой своей жизнью. Но радости своей Декла ничем не выдал, а продолжил:

— Что же касается самой войны, то ты и сам подозревал, наверное, что Аллаэлла и Мерроэ не станут помогать Зу‑Л‑Карнайну, ожидая, пока вы с ним решите, кто же сильнее. Обескровленную в такой войне армию победителей они захотят одолеть сами. Но тут‑то они и ошибутся.

Самаэль и сам так считал, однако счел необходимым усомниться.

— Положим, короли не захотят вмешиваться, но ведь есть еще и бессмертные, которые могут просто приказать им сделать это. Весь мир знает, что Интагейя Сангасойя благоволит к императору — что стоит ей заставить одного из Древних или Новых богов явиться к западным правителям и огласить им свою волю — выступить против меня?

— Значит, нужно сделать так, чтобы это не произошло. И есть нужный человек, который поможет нам в этом деле.

— Кто он?

— Аджа Экапад — один из избранных. До недавнего времени он был верховным магом Мерроэ, однако столкновение с Интагейя Сангасойей на некоторое время лишило его этой должности. Думаю, сей змей хитер настолько, что уже придумал, как внушить королю Колумелле вражду к Зу‑Л‑Карнайну. В крайнем случае стравим между собой Мерроэ и Аллаэллу, подключим к этой распре Тевер и Таор, и им будет не до проблем на востоке.

— Хитер ты, Декла.

— Я стараюсь быть полезным тебе, урмай‑гохон.

— И будь уверен, что я оценю это сполна. Продолжай, мне нравится, как ты мыслишь.

— Что касается нейтралитета Хадрамаута, то теперь его нет и не будет никогда. Понтифик Дайнити Нерай — заплывший жиром тунец, в нем ровно столько же разума и жажды деятельности. Первый советник Вегонаба Лин мертв, а по этой причине не сможет помешать нам в наших планах. Главное место на политической арене этой страны сегодня занимает некий Дженнин Эльваган.

— Я слышал о нем, — сказал урмай‑гохон. — Это знаменитый флотоводец.

— И избранник Мелькарта. Он сделает все, что посчитает нужным наш повелитель и отец. А поскольку мы также можем диктовать его волю остальным, то мы и заставим Эльвагана напасть на Сонандан с юга. Суда хаанухов поднимутся вверх по Охе. Так уже было когда‑то. Но если мы тщательно все подготовим, то на сей раз ошибки не случится.

— Ты хорошо осведомлен о том, что творится в мире, — одобрительно заметил Молчаливый. — Знаешь, чем дольше я слушаю тебя, тем больше думаю, что я хочу иметь такого советчика. Будешь моим гохоном, если не сочтешь это недостаточной честью для себя.