Ванька-ротный - Александр Шумилин

Этот прикрыл лицо ладонями и растопыренными пальцами. У него обгорели руки, а на лице отпечатались все десять пальцев. У этого, как у испанского гранда, стоячий воротник из водяной колбасы, обвитой вокруг шеи.

Из блиндажа они карабкались и безжалостно давили друг друга. Двое солдат, которых я оторвал от двери, ходили за мной как жалкие псы. У них на лице были настоящие слезы счастья. Они как бы по очереди нагибались, пытаясь целовать мне руки.

Некоторые пострадавшие, очумев от пережитого и от страха, ходили и мотали головами. Потерявшие зрение стояли на дне оврага, беспомощно растопырив вперед руки. Обгоревшие и пострадавшие были отправлены в тыл, в медсанбат.

Некоторые из несчастных попали по дороге под мины, которые бросал немец. Картина была кровавая, потрясающая и ужасная.

После, потом я встретил одного офицера из обгоревших. Это был начальник артиллерии полка Славка Левин. Обожженные руки его не выдерживали холода, и на морозе быстро наступало обморожение.

Что же произошло? Немцы на пол насыпали толстый слой пороха, опростав снарядные гильзы. Под столом они слой этот увеличили в несколько раз.

— Ну, что, Федь? А ты был не доволен, когда узнал что майор и тыловая братия заняли этот блиндаж. Нас в блиндаж не пустили. Нам повезло, что мы лежали в овраге под минометным обстрелом.

Майор мне крикнул тогда: ты, капитан, их не трогай! Из прохода не вытаскивай! Ты там, у входа подожди.

— Теперь можно подумать, что он хотел их всех забрать с собой в могилу.

Через некоторое время за мной прислали связного и меня вызвали к командиру полка.

Я взял с собой двух разведчиков и отправился за шоссе. Командир полка боялся, что немцы могут по шоссе пустить танки и отрезать его вместе со свитой.

С той стороны шоссе, в канаве на обратном скате была отрыта землянка. В ней помещался командир полка и еще кое-кто из тыловых.

— Возьмешь с собой разведчиков, пойдешь на перекресток. Вернее, с разведкой позади пехоты организуешь заслон. Они расположены вот здесь — и он ткнул в карту пальцем, а ты — метров пятьдесят позади них.

Твоя задача — задержать людей, если они побегут во время немецкой атаки. Это единственный выход. Рубеж надо во что бы то ни стало удержать. Если немцам удастся захватить перекресток и выйти на шоссе, то мы поставим под удар других и стрелковую дивизию Безуглова.

Нам категорически приказано держать этот рубеж. Связь со мной будешь держать через посыльных. На телефонную связь не рассчитывай. Третий раз меняют провод, сплошные обрывы. По шоссе немец бьет почти беглым огнем. Всё понял?

— Всё! — отвечаю я, и возвращаюсь на передовую.

От шоссе в сторону опущенного в землю дома идет не высокая гряда. Артдивизиону противотанковых пушек, приданному полку, приказано окопаться вдоль дороги на гряде. Шесть пушек 85 мм зарывают в землю, располагая в один ряд. Стволы пушек почти касаются земли, над землей щиты выступают сантиметров на десять.

День проходит быстро, как в галопе. Ночью резко холодает. К утру выпадает первый снег. Все вокруг покрывается белой порошей. Что вчера было черно, сегодня бело режет глаза. Что вчера было видно по темному контуру, теперь засверкало ослепительной белизной. Слой снега не большой. Следы на земле остаются черными. Утро проходит в томительном ожидании.

Я с ребятами располагаюсь на опушке леса около густого ельника. В глубине леса куча пустых проверенных нами ящиков. Среди пустых ящиков нашелся один с бутылками шнапса, другой, с открытой крышкой, до половины заполненный банками мясных консервов.

Что это? Случайно нашими ребятами забыто или принесено и оставлено как отрава, или это предметы, доставленные для обитателей дома? Сейчас важно, что это попало в наши руки. Рязанцев ходит гоголем, потирает руки, причмокивает языком, поглядывает на меня.

— Без разрешения ничего не трогать! — подчеркивает он строго, поглаживая ладошкой круглые бутылки. Разведчики таскают пустые ящики на опушку леса и укладывают их рядом друг к другу дном вверх в один слой на земле.

Они выкладывают из ящиков как бы помост. На нем мы будем посменно спать. Лежачее место кругом огораживается срубленным ельником. За ельником не видно, что на ящиках делается — когда тут спят, а когда тут пьют.

Важно, чтобы посторонние славяне, стрелки и артиллеристы о шнапсе не узнали. Дойдет до командира полка, вызовет и прикажет всё до последней бутылки своему денщику по счету сдать. Рязанцева с досады понос пробьет.

Место в полста метрах от передовой и в полсотни шагах от противотанковых пушек. Разведчики попарно сидят на постах. Остальные на ящиках в загоне справляют праздник седьмое ноября. Белые сухие ящики. Кругом зеленые елочки, как под новый год на елочном базаре. Тут тебе и выпить, и закусить! Красота!

Ночь проходит тихо, без тревог, в приятном забытье. Мы заслуженно организовали на передовой себе отдых, хотя на этот счет от командира полка согласия не имели. Он там с бабой в землянке спит. К нему на ночь ППЖ из медсанбата является.

Язык, пойманный нами на дороге, был сразу отправлен на допрос в дивизию. А мы, хоть и торчим сейчас на передовой, но ведем скрытный образ жизни и никому не подчиняемся. Нам положено было бы сейчас находиться в тылу.

За оборону и позиции пехоты мы не отвечаем. Куда и когда наши будут бить из пушек, это тоже не наше дело. Мы своим присутствием показываем, что драпать славянам будет некуда, дорога в тыл перекрыта.

В общем, мы были наблюдателями, и потому нам выпить и закусить было и можно, и положено. Такие у нас в разведке были традиции, после взятия языка нам положен был отдых.

Мы же не сукины дети, чтобы ходить по позициям и будить часовых. Пусть спят, пока немец не стреляет. Наше дело петушиное — пропел, а там хоть и не рассветай. Мы в чужие дела свой нос не суем. Мы должны во время встать на ноги, когда немец подымет стрельбу.

А до тех пор можно лежать на боку. Выдержит пехота или побежит? Мы их автоматами не обязаны загонять назад в окопы. Мы не способны на такое подлое дело. Наше дело командиру полка доложить, что линия обороны немцами прорвана, что пехота сбежала, и что немецкие танки идут на шоссе. Славяне, стрелки перебегут через шоссе, там их сам командир полка может встретить, если раньше всех не даст тягу. Пусть разбираются сами.

Отсюда, лёжа на ящиках, если раздвинуть ветки, всё отлично видно. Торопиться не следует. Немец с танками в лес не пойдет. Даже из танков он будет бить по дороге и по бегущим. А мы вроде в стороне.

Со страха обычно бегут прямой дорогой. Со страха не сворачивают в сторону и в обход. Немец будет бить по драпкомпании. А мы останемся в лесу, у него в тылу незамеченными. Наше дело выждать и поймать айн (один) момент.