Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Но к концу 1950-х звезда Сары начала угасать, а брак с Этони Бошамом распадаться. Он окончательно распался в июле 1957 года, когда Бошам покончил жизнь самоубийством, приняв горсть снотворных таблеток. Смерть Бошама наступила почти ровно через десять лет после того, как безнадежно влюбленный в Сару Гил Уайнант вернулся домой в Америку и покончил с собой выстрелом в голову. Сара, у которой всегда были проблемы с алкоголем, начала постепенно скатываться в алкогольную пропасть. На следующий год в Малибу ее арестовали и оштрафовали на 50 долларов за появление в пьяном виде в общественном месте. Ее отец прожил достаточно долго, чтобы прочитать в газетах о еще трех ее арестах за пьянство в Британии и о десятидневном тюремном заключении за нарушение испытательного срока. В 1959 году в письме Клементине, отправленном с Ривьеры, он объяснил падение Сары «трудностями, которые испытывают многие женщины, когда в их жизни происходят перемены». Наконец в 1962 году Сара, казалось, обрела счастье, когда встретила Генри Туше-Джессона, 23-го барона Одли, и вышла за него замуж. Спустя пятнадцать месяцев Одли умер от инфаркта. Театральная и телевизионная карьера Сары подошла к концу. В 1967 году она написала короткое лирическое посвящение отцу Thread in the Tapestry («Нить гобелена»). В 1981 году она опубликовала свою автобиографию Keep on Dancing («Продолжая танцевать»), в которой откровенно рассказала о своей борьбе с алкоголизмом. Она умерла, так и не излечившись от алкоголизма, в 1982 году, в шестидесятисемилетнем возрасте[2442].

Диана страдала от приступов депрессии, усталости и нервного напряжения, как ее мать, но Клементина, вместо того чтобы найти общий язык с дочерью, всегда сохраняла эмоциональную дистанцию. В 1953 году у Дианы случился нервный срыв, и она была в очередной раз на грани нервного срыва примерно в то время, когда ее отец ушел в отставку. В отличие от Рэндольфа и Сары она не находила утешения в бутылке. Именно Диана успокаивала Рэндольфа и Сару во время их жизненных кризисов; Диана была единственной, кто пришел на похороны Генри Одли. Она была верной дочерью и женой. В 1935 году она вышла замуж за Дункана Сэндиса, который в 1957 стал министром обороны, а в 1960 году Государственным секретарем по делам Содружества. В 1956 году они разъехались. В 1960 году Сэндис развелся с Дианой и вскоре вступил в новый брак. Диана, сочувствуя людям в тяжелом эмоциональном состоянии, в 1962 году вступила в организацию «Самаритяне», которая оказывала круглосуточную помощь тем, кто задумывался о самоубийстве.

В ночь с 19 на 20 октября 1963 года Диана умерла от передозировки снотворного. Ее сестра Мэри сообщила об этом Клементине, которая, находясь на грани нервного срыва, недавно была госпитализирована и проходила курс лечения седативными препаратами. Мэри пришлось сообщить эту новость отцу, который уже плохо соображал от старости. Он долго пытался осознать услышанное, а затем «погрузился в отчужденное молчание». Отец и мать были слишком слабы, чтобы присутствовать на похоронах Дианы; ее похоронили на маленьком церковном кладбище в Блейдоне, где покоились родители Черчилля[2443].

Последняя часть мемуаров лорда Морана «Черчилль: Борьба за выживание, 1940–1965» в основном посвящена приступам депрессии, «черной собаке» Черчилля, после выхода в отставку. Это рассказ – страдающий преувеличениями и неполный – о пути Черчилля к старческой немощи и медленном угасании физических и умственных сил. В книге есть главы «Лебединая песня», «Депрессия», «Немощь плоти», «Умирающий гладиатор». Моран описывает в хронологическом порядке борьбу с карбункулами в 1955 году (которые Черчилль считал «злокачественными»), с пневмонией в 1958 году и последствиями двух малых инсультов в 1959 году. Черчилль не боялся смерти, но болезни вызывали у него приступы беспокойства. Позже Монтегю-Браун написал, что Моран был всегда готов прийти на помощь своему самому важному – единственному – пациенту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Хотя Моран утверждал, что Черчилль дал согласие на публикацию его воспоминаний, связанных с состоянием здоровья Черчилля, он не смог подтвердить это документально. Семья Черчилля, тогда и позже, высказывала претензии Морану. Его рассказ о первых пяти годах после выхода в отставку изобилует сценами черчиллевского одиночества и уныния. Моран назвал период с 1954 по 1964 год «длинной хроникой отчаяния». Он написал, что в эти годы Черчилль забросил чтение: он взялся читать и не закончил «Войну и мир», «Тома Джонса», «Роба Роя» Вальтера Скотта и этюд Маколея о Мильтоне, как и многие другие книги. У Черчилля на прикроватном столике всегда лежала стопка книг, взятых в местной библиотеке.

Черчилль любил проводить время на свежем воздухе, за рисованием и кормлением своего зверинца, включая Тоби, волнистого попугайчика, которого Черчиллю подарили на 80-летие. Черчилль всюду брал Тоби с собой, даже на Ривьеру. Моран предложил Черчиллю обучить Тоби телефонному номеру Чартвелла на тот случай, если он улетит. Черчилль ответил, что он сам не знает этот номер. Увы, Тоби обрел свободу в 1960 году, обнаружив открытое окно в Hôtel de Paris. В последние годы в Чартвелле Старик регулярно смотрел фильмы, которые показывали в 21:15: «Мост через реку Квай», «Самый длинный день», «Пушки острова Наварон», мюзикл «Жижи» 1958 года и все фильмы Диснея. Моран написал, что в эти годы Старик проводил дни «глядя в огонь, ворошил палкой угли в камине, когда в комнате становилось холодно», пока рядом топталась «черная собака» депрессии. Это были «печальные годы дряхления», когда Черчилль стал «главным плакальщиком на собственных затянувшихся похоронах»[2444].

Это практически не соответствует тому, что было в первые пять-шесть лет после выхода в отставку, и только отчасти соответствует двум последним годам жизни Черчилля. Монтегю-Браун пишет, что за тринадцать лет службы у Черчилля он ни разу не слышал, чтобы Старик упоминал «черную собаку». Черчилль оплакивал закат Британской империи, вспоминал Монтегю-Браун, и был глубоко опечален опасным состоянием дел в мире. Черчилль выразил Монтегю-Брауну свое беспокойство, как мог выразить только он: «Я всегда боялся, что давление масс в Соединенных Штатах может заставить их применить водородные бомбы (Н-bombs), пока русские не создали свои. Но массам всегда было свойственно не произносить «H», там где это следует». Меланхолия Черчилля, написал Монтегю-Браун, была «объективной, отстраненной и, к сожалению, логичной»; ее причиной не были «личное настроение или глубокая депрессия»[2445].

Выйдя в отставку, Черчилль занялся публикацией своего четырехтомного сочинения «История англоговорящих народов». Он регулярно обедал в Другом клубе и по крайней мере раз в год посещал Харроу. В 1956 году Иден пригласил его на завтрак в «номер 10», на встречу с Булганиным и Хрущевым, кремлевскими лидерами, хотя на той неделе Черчилль сказал Морану, что, по его мнению, настоящим хозяином в Кремле вскоре будет Хрущев. Черчилль никогда не отказывал себе в удовольствии вкусно поесть и выпить и, выйдя в отставку, не изменил этой привычке: по-прежнему ел ростбифы, пил бренди и виски и курил сигары. Он написал десятки пейзажей, которые удостоились признания критиков. Выдающийся искусствовед и историк Эрнст Г. Гомбрих в журнале Atlantic Monthly, что в эссе Черчилля «Живопись как времяпрепровождение» содержатся идеи «настолько глубокие… что я не могу не включить их в свою книгу Art and Illusion («Искусство и иллюзия»)[2446].

Его страсть к путешествиям тоже осталась неизменной. После отставки он побывал на Сицилии, в Марокко, множество раз на Французской Ривьере, на Итальянской Ривьере, в Риме, Париже и Нью-Йорке. В 1959 году он прилетел в Нью-Йорк, оттуда отправился в Вашингтон, опять остановился в Белом доме, а затем вместе с президентом Эйзенхауром побывал на поле битвы при Геттисберге; неподалеку находился дом президента. Во время экскурсии, когда вертолет повис над полем сражения, Черчилль рассказал о битве при Геттисберге – подробно описал расположение войск, названия дивизий и имена командующих, точное время и результат каждой схватки. Он стал медленнее ходить, почти потерял слух, но продолжал ясно мыслить.