Я возьму твою дочь - Сабина Тислер

Это был ее первый в жизни танец, самый прекрасный. И она восприняла это как знак того, что если она позволит Йонатану вести себя по жизни и будет полностью доверять ему, то с ней ничего не случится.

После последнего такта он развернул ее и крепко прижал к себе. Они стояли обнявшись, а гости аплодировали им.

Был час ночи, когда София и Йонатан наконец смогли уйти к себе.

Аманда спала под старым дубом в ржавом шезлонге с матерчатым, потрепанным и вылинявшим сиденьем. Его собирались выбросить еще два года назад, но до сих пор этого не сделали.

Риккардо нигде не было видно. Наверное, он еще несколько часов назад незаметно покинул праздник и ушел в свою комнату. Никто не жалел об его отсутствии.

Йонатан в этот вечер перезнакомился с половиной села и с облегчением понял, что он здесь желанный гость. К нему относились с уважением, а то, что он женился на слепой Софии, еще больше укрепило его авторитет.

И только сейчас, когда они открыли дверь в свои апартаменты, до Йонатана дошло, что в этот вечер он практически не заботился о Софии. Его невеста была той, с кем он общался меньше всего, и ему стало стыдно.

В комнате он не стал включать свет, а зажег пару свечей.

— Прости меня, пожалуйста, — тихо сказал он, — у меня было так мало времени для тебя.

— Да, мне так тебя не хватало!

— Извини, но все хотели поговорить со мной, познакомиться, узнать, собираюсь ли я остаться здесь, на какие средства мы будем жить… Люди ужасно любопытны, но это тоже можно понять.

— И что? Что ты им сказал?

— Я сказал, что останусь. Я не хочу возвращаться в Германию. Никогда. Но как все будет здесь, я еще не знаю. У меня есть немного денег, София. Мы должны будем подумать вместе. Может быть, кое-что перестроить, чтобы стало больше места для жилья. А потом, возможно, придется переделать capanna,[50] чтобы сдавать ее постояльцам. И мы будем жить на эти деньги — ты, твои родители и я.

София поцеловала его. Жизнь вдруг показалась ей такой простой. Этот мужчина как-то сразу сумел взять на себя все заботы и решить все проблемы.

Йонатан взял ее руку и покрутил кольцо на ее пальце.

— Я буду тебя любить, уважать и почитать, буду хранить тебе верность и буду всегда с тобой, в болезни и здравии, ныне и все дни до конца нашей жизни.

— Voglio amarti, rispettarti e onorarti, saro fedele e sempre di te, in salute e malattia, ora e tutti і giorni fino alia fine della nostra vita,[51] — ответила София на своем родном языке.

Портрет в мерцании свечей казался расплывчатым, дрожащая тень упала на лицо Жизель. У Йонатана возникло ощущение, что она улыбается.

София, прижавшаяся к его плечу, чувствовала себя счастливой и легкой.

Она медленно расстегнула молнию на своем белом свадебном платье, и оно соскользнуло с ее плеч. Потом сняла белье и оставила его на полу. Обнаженная София стояла перед Йонатаном и улыбалась.

— Иди сюда, — сказала она и протянула ему руки.

Еще никогда он так ясно не осознавал, как она прекрасна. Все было хорошо, все было все равно, этой ночью она будет принадлежать ему!

Он тоже разделся, прижал ее к себе, и она почувствовала, как сильно он ее желает.

Он хотел поднять ее на руки и отнести в постель, когда услышал тот голос в первый раз.

«ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЭТОГО СДЕЛАТЬ, — прошептала она. — НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО, ПАПА!»

Он застыл. Это однозначно был ее голос.

«Где ты, Жизель?» — подумал он и посмотрел на портрет».

«Я С ТОБОЙ».

София выскользнула из его объятий, подошла к кровати и легла на нее.

— Пожалуйста, иди сюда! — повторила она.

«ТЫ ХОЧЕШЬ ПЕРЕСПАТЬ СО СВОЕЙ ДОЧЕРЬЮ!»

Он направился к кровати.

«Я ЗАПРЕЩАЮ ТЕБЕ ЭТО!»

Йонатан проигнорировал голос и закрыл глаза.

София чувствовала себя самой прекрасной женщиной на свете. Его руки, казалось, были везде и сразу. Они касались ее, электризовали каждый сантиметр ее тела, проникали туда, где не бывал еще никто. Это было как пожар и доводило ее просто до сумасшествия. Благодаря Йонатану она узнавала себя. Она рвалась ему навстречу, желая достичь полноты счастья, и одновременно надеялась, что это никогда не закончится.

Происходящее было так незнакомо для нее, так непривычно, и она наслаждалась всем в полной мере. Казалось, она коснулась двери в рай, которая теперь постоянно будет для нее открыта. Йонатан всегда будет с ней! Начиналась совершенно новая жизнь, и София была вне себя от счастья.

Ее ногти царапали кожу Йонатана, ее ноги обхватили его. Она не хотела больше никогда его отпускать!

«ТОЛЬКО ПОСМЕЙ!»

Голос звучал пронзительно, и Йонатану не удалось проигнорировать его.

Он сделал ошибку и открыл глаза. Ее взгляд поразил его, как стрела.

И все закончилось.

Йонатан почувствовал, как София разочарованно сжалась в комочек, и потерял над собой контроль. Он спрыгнул с постели и бросился в кухню за ножом, который был таким острым, что мог разрезать лист бумаги в воздухе.

— Что ты делаешь? — испуганно прошептала София, услышав, что он роется в столе.

Йонатан не ответил. Он разъярился настолько, что готов был взорваться. Он чувствовал, как пульсирует в голове кровь. Казалось, его череп вот-вот лопнет.

Словно в трансе, как безумный, он схватил нож и выколол глаза на портрете.

Энгельберт

17

Тоскана, 2007 год

Йонатан посмотрел на часы, было без четверти семь. Вполне достаточно времени для того, чтобы перед ужином просмотреть электронную почту и ответить на письма.

Женившись на Софии, Йонатан все свои деньги вложил в то, чтобы модернизировать одну из двух квартир для постояльцев и полностью заменить там мебель. Позже он распорядился снести старый сарай для овец, а на этом месте построить маленькую, но роскошную виллу, в которой было бы все, чего только можно пожелать. Там был бассейн и две прекрасные террасы, с которых открывался великолепный вид от Вальдарно до Сиены.

Вилла Casa Gioia[52] стала настоящей мечтой для семейных пар пожилого возраста, которые хотели провести отпуск в уединении, где бы им никто не мешал, в достойных апартаментах, но все же не в полном одиночестве, поскольку главный дом — Ла Пассерелла, в котором жили Риккардо, Аманда, София и Йонатан и где было еще две квартиры, находился всего лишь в шестидесяти метрах.

С тех пор как Йонатан начал рассылать объявления в газеты и открыл собственную страницу в Интернете, и квартиры, и Casa Gioia были постоянно заказаны с начала лета и до поздней осени. Дохода от сдачи квартир в аренду вполне хватало на всю семью, и София и Йонатан вели хотя и скромную, но счастливую жизнь.

Йонатан включил компьютер, зашел в Интернет и открыл свой почтовый ящик. Там оказалось два новых входящих письма.

Первое было рекламой дешевой авиалинии. Он стер его, не открывая.

Второе было похоже на заказ квартиры, и он тут же его прочитал.

Глубокоуважаемая семья Валентини!

Мы прочитали объявление в газете «Zeit» и с большим интересом посмотрели вашу домашнюю страницу в Интернете. Поместье в Тоскане действительно очень красивое, и мы хотели бы со всем уважением спросить, свободна ли вилла Casa Gioia на период с восьмого по двадцать второе июня.

С надеждой на положительный ответ и с наилучшими пожеланиями остаюсь Ингрид Кернер.

«Это же прекрасно», — подумал Йонатан. Он точно знал, что вилла на это время будет свободна, но на всякий случай еще раз посмотрел в календарь. Потом ответил на электронное письмо:

Глубокоуважаемая фрау Кернер!

Как чудесно, что вам нравится Casa Gioia и вы хотите провести отпуск у нас.

Я зарезервировал для вас виллу с восьмого по двадцать второе июня. Пожалуйста, в ближайшие дни внесите предоплату в размере восьмисот евро. Как только деньги поступят на счет, вилла будет для вас забронирована.

Мы рады тому, что вы будете нашими гостями, и желаем вам прекрасно провести время до начала отпуска.

С наилучшими пожеланиями София и Йонатан Валентини.

Он уже привык подписываться фамилией Валентини. Его старой фамилии нечего было делать здесь, в Тоскане, да он и сам уже почти забыл ее.

Довольный, он выключил компьютер. Сезон начинался хорошо, и теперь только в сентябре оставались две недели, когда вилла не будет занята.

18

Донато Нери никогда бы не поверил, если бы ему сказали, что однажды настанет время, когда он будет с удовольствием ходить на работу. Служебное помещение карабинеров с выкрашенными желтой краской стенами, уродливым черным шкафом для документов и светло-коричневым безвкусным письменным столом с темно-зеленым синтетическим покрытием, чтобы не соскальзывали бумаги, вдруг стало казаться ему солнечным и радостным, а карта местности на стене — пестрой и интересной, и когда он смотрел на нее, то открывал для себя все новые и новые деревеньки, где еще не был. Даже скуку рабочих дней, наводившую тоску, было легче переносить, чем тот сумасшедший дом, в который превратилась его квартира.