Жорж Милославский. Конец эпохи (СИ) - Ра Юрий

Достаю из кармана нож-выкидуху, протираю лезвие на всякий случай, мне чистое нужно, ну и рукоятку заодно. Теперь его пальчики шлепаем, беру тряпочкой: рубашка хррр, чуть он мне грудь не располосовал! По левому предплечью вскользь — достал-таки ирод! Нож в строну, руки ремешком фиксирую сзади. Номер я помню наизусть — 02. Алло, милиция! Вооруженное нападение, проспект Ленина восемьдесят семь дробь семь, преступник задержан, ждем наряд. Инструктор обкома ВЛКСМ Милославский. Ранение несерьезное, здоровью не угрожает.

Глава 21 Штурм базы

— Развяжи, сука! Хуже будет! — Очнулся душегуб, пойду пообщаюсь, может что интересное скажет в плане своей групповой принадлежности.

— Чего шумишь, работать мешаешь. Лежи, отдыхай!

— Руки развяжи, пока не убил нахрен!

— Не, посмотрю, как убивать будешь в позе червяка. Когда еще в цирк попаду.

— Ты чего, не понял? Сейчас придут и тебя на ленты порежут кореша мои. Ты понял!

— Сейчас наряд приедет, потом следак. Протокольчик осмотра места преступления составят, потом тебя увезут, колоть начнут. А ты пока опухать будешь и на стенку лезть от боли. Терпи уже, терпила.

— Меня через сутки отпустят, тебе тогда не жить, везде найдем!

— Дурашка, ты хоть знаешь, на кого напал? У тебя уже покушение на убийство в кармане, теперь только один вопрос — сто вторая или сто третья? Ты, когда меня резал, знал, что я в обкоме комсомола работаю?

— Что ты мне шьешь, пацан! Кто тебя резал?

— Да вот смотри, кровища кругом, на ноже твои пальчики.

— Ах ты падла-а-а-а! Больно ка-ак!

Конечно больно, у него как минимум пара переломов. И ведь ничего не поделать, с такими не договариваются, таких изолируют. Кто там топает? Моя милиция, которая меня бережет. «Здравствуйте, товарищи! Это я вас вызвал» В нашей стране все равны, но некоторые ровнее. Поэтому по телефону я назвал свою должность. Нападения на советских, партийных и комсомольских работников на особом контроле. Даже если кто и попытался бы вытащить этого ромала, теперь не получится. Скорая с нарядом не приехала, мне сделали перевязку в медпункте стадиона. Пока перевязывали меня, цыгана перепаковали в наручники под его крики, дождались следователя. Он скоренько опросил меня и незадачливого злодея, осмотрел место преступления. Изъял нож и палку, всё со следами крови. Наши рассказы не совпали ни по одному пункту. По его версии, дядя зашел попросить воды, вот как предчувствовал этот момент, а я на него вдруг напал с кистенем. Он упал и потерял сознание, очнулся — гипс. По моим словам, он с порога напал на меня с ножом, а я отбивался палкой как мог. Кистеня не видел, зато вызвал милицию. Потом следователь осмотрел оружейку, почитал мои документы, и вся компания отбыла. А меня пригласили на допрос уже завтра. С родителями.

Прискакавший Саенко внимательно послушал мою версию событий, велел на допросе обязательно рассказать про цыганок, которых я не пустил в здание. «И вообще, там разберутся, рассказывай всё как было!» В адвокаты я бы Мишу никому не рекомендовал. Со следователем ясно, непонятно, как с отцом быть. Рассказывать ему версию или всю правду? Решил, что пусть знает и молчит. Он поймет мои мотивы и не будет удивляться возможным реакциям со стороны подозреваемого и его шоблы. У меня правильный отец, для него семья превыше закона. И ночевать пока буду у родителей, им так спокойнее.

Спал на старом диване, в этой квартире у меня нет своей комнаты, я здесь даже не прописан. До этого часа три проговорили на кухне о деле и о жизни вообще. Маме в это дело лезть запретили категорически: «Не твоё дело, мать. Сказано не лезь, значит так надо» Мама в первый раз прониклась и ушла в комнату. Взрослеющие дети приносят взрослые проблемы, куда деваться от закона жизни «маленькие детки — маленькие бедки». С другой стороны, без моего посыла они бы так и жили в Мухосранске.

На допросе волновался только отец, и тот вида не подавал. Следователю, похоже, вообще было неинтересно, он уже составил в уме всю картину и просто подкладывал под неё нужные бумажки. Следак — это сплошные бумажки и бумажки. Раз я потерпевший, мне адвокат не нужен, про него и не вспомнил никто, кроме меня, а я промолчал. Цыганок сыщик искать не собирался, суду всё и так ясно. Тунеядец и рецидивист на почве личной ненависти напал с ножом на комсомольского работника, находящегося при исполнении своего общественного долга. Шикарная статья, контрреволюционное подполье разгромлено — шутка. А я внезапно обезвредил опасного преступника, мне еще и грамота полагается небось. А потом скажут, что Милославский влезает во всякие истории. А Милославский просто сначала кинул палку в цыганок, а потом стукнул их бригадира по башке. Я подписал протокол с чистым сердцем, отец подписал как опекун несовершеннолетнего балбеса, и мы ушли из отдела самоотверженных борцов за наше спокойствие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А кто волновался по-настоящему, так это Михаил. У него не очень укладывалось в голове: где его комсомольцы, и где преступный мир. Это же непересекающиеся миры. А тут взяли и пересеклись на Милославском. И что самое странное, выходит, что Милославский и не виноват ни в чем. Какое виноват, Жора герой, выходит. Как в таких случаях пишут в газетах: один на один смелый комсомолец вступил в схватку с матерым вооруженным преступником и вышел победителем. В газетах все преступники матерые, а комсомольцы смелые. А в жизни… а в жизни Жорка уделал того цыгана как бог черепаху. Говорят, тот чуть сознание от боли не терял, когда уводили. Может, это матерый Милославский напал на смелого преступника? Какая хрень в голову лезет! Так надо публиковать в газете статью или не надо? Схожу-ка к второму секретарю, посоветуюсь, как быть.

Через неделю я уже и думать забыл про ту ерунду, рука почти зажила, наложенные швы не беспокоили. Естественно, на тренировках я много говорил и ничего не показывал. Ну разве что самую малость правой рукой. Но прошлое порой настигает самым неожиданным способом. А потом снова настигает, и опять в свойственной ему извращенной манере.

— Нафига! Один только вопрос, нафига? И кто? Знаю, это уже второй вопрос. Михаил, кто мне кинул такую подлянку?

— Жора, успокойся уже, сядь! Оглянись вокруг, наверх посмотри. Кругом люди, мало того, наверху тоже люди. Умные люди, добавлю. И если там (пальцем в потолок) решили, что так надо, то так надо. Еще вопросы есть?

— Вопросов больше не имею. Был неправ, вспылил. Реально, чего-то вдруг перемкнуло. Просто стараюсь не отсвечивать, не привлекать излишнее внимание, а тут вот.

— Ну что сказать, Милославский, хреновенько у тебя получается не отсвечивать. Не обучен ты, видимо, этому искусству. Знаешь, есть такой вид разведки на войне — разведка боем. Вот такой разведчик из тебя еще может получиться. А классическим способом, ползком за кустами, не выкрикивая лозунгов и не размахивая знаменем, у тебя не задается. Ничего, Родине нужны герои! И это не я так издеваюсь, это сама Родина изрекла в лице нашего Второго. Кстати, ты в курсе, что прошлого второго секретаря в Кимовск ушли? У нас уже новый есть, изучай. А то с тебя станется, где-нибудь ляпнешь не то.

Вот так, оказывается, сама Родина надо мной издевается. Ладно бы в Коммунаре нашем напечатали, там какую только муть не пишут. Проскочил бы между гастролями цирка и вспашкой зяби, никто бы и не заметил. А «Комсомольскую правду» читают гораздо подробнее. Даже нет смысла повторять все штампы и «авторские находки», которыми пестрела статья. Но тем не менее, в архив её к Пионерке, буклету с фотовыставки и грамоте обкома. Спросит кто меня, мол не зря ли ты живешь, товарищ Милославский? А я ему папочку под нос, полюбуйтесь! Глупость несусветная, но меня так жизнь приучила: чем больше бумажек, тем чище попа. Улыбку твою забудут, помощь забудут, что выпивали вместе на крутом утесе — и то забудут. А папочка в архиве будет лежать. Негероическая получается жизнь, меч не всегда помогает, мифриловая кольчуга не от всякого защитит. Выльют на персонажа бак помоев, и всё, суши мифрил.