По ту сторону Рая (СИ) - Шагаева Наталья

— Успокойся и не ори! — отталкиваю Оксану и отхожу от кровати. Тру лицо руками, пытаясь успокоиться, еще немного и я вымещу все зло на ней. Но она сегодня решила перейти все границы моего терпения и неожиданно показать характер. Оксана соскакивает с кровати и бежит за мной в коридор.

— Она изменила тебя. Я хочу, чтобы она сдохла! — кричит она.

— Не ори! Ты разбудишь ребенка! — шиплю сквозь зубы, чувствуя, как начинает раскалываться голова. — И прекрати говорить о Стефании!

— Вот, ты защищаешь ее! Раньше я все терпела, потому что понимала, что они просто шлюхи, недостойные моего внимания. А эта хочет забрать тебя у меня! — продолжает кричать дрожащим голосом.

— Я, бл*ть, сказал заткнуться! — хватаю ее за халат и прижимаю к стене. — Напугаешь мне ребенка, я тебя придушу.

— Придуши! Потому что я устала так жить! — не унимается Оксана, продолжая истерить и лить слезы. Оттягиваю ее от стены и тащу в спальню. Хочу засунуть Оксану под холодный душ и остановить истерику. Хотя меня самого трясет от ее отвратительного поведения. Я выбрал ее в спутницы жизни за сдержанность и покорность. И это все нужно жестко пресекать.

— Мама! — слышу позади себя сонный голос сына, тихо матерюсь, сжимая предплечья Оксаны со всей силы. Димка никогда не слышал истерик и нашей ругани, потому что их не было.

— Зайди немедленно в комнату! — кричит на него Оксана, а мне хочется отхлестать ее по губам.

— Зайди, я сейчас приду, — мягко говорю я, оборачиваясь к сыну. Ребенок быстро моргает и уходит, а я вталкиваю Оксану в спальню.

— Добилась своего? Напугала ребенка?! — тащу ее в ванную, но она упирается.

— Это ты придаешь нас! — у меня уже звенит в ушах от ее визгов, а главное — теперь это слышит наш сын. Оксана теряет контроль и начинает бить меня кулаками куда попадёт. — Ты! Ты! Ты! — словно умалишенная кричит она, расцарапывая мне лицо.

Меня самого трясет от ярости, и я взрываюсь. Размахиваюсь и даю Оксане отрезвляющую пощечину. На эмоциях не рассчитываю силы и Оксана отлетает, падая на кровать. Она хватается за щеку и замолкает, смотря на меня глазами, полными ужаса. Делаю шаг к ней, сам не знаю зачем, и она зажмуривается от страха. Никогда, не при каких обстоятельствах не бил женщин, если это только не сексуальные игры. А сейчас мне сорвало крышу. Все наслоилось и смешалось. Стефания, опьянение, истерика Оксаны, сын за стенкой, который все это слышит, и внутреннее состояние полного раздрая. Все, что выстраивал годами, летит к черту. Словно мой привычный мир рушится, идет трещинами. Еще немного и все рухнет. И мне это совсем не нравится.

Разворачиваюсь и быстро иду в ванную. Умываюсь холодной водой, дышу глубоко, пытаясь прийти в себя и справиться с эмоциями. Ни хрена не выходит, меня выворачивает. Никогда не срывался дома. Это место было оплотом спокойствия. А сейчас меня выворачивает наизнанку. Размахиваюсь и со всей силы херачу в зеркало, стирая свое отражение, разбивая кулак, вонзая под кожу мелкие осколки стекла. Мне нужно избавиться от этого состояния, выплеснуть все наружу и принять ситуацию с холодной головой. Слишком много эмоций за последнее время, которые тянут меня на дно.

Мою руки от крови, вынимаю осколки кидая их в раковину. Промакиваю кровь полотенцем и выхожу в спальню, но Оксаны не нахожу. Иду в комнату сына, приоткрываю дверь и вижу, как Оксана обнимается с Димкой на кровати, прося у него прощение. Она опять тихо плачет, не показывая это сыну, утыкаясь лицом в его макушку.

— Тебя ругал папа? Он тебя обидел? — спрашивает Димка.

— Нет, мы просто ссорились, так бывает. Но никто не виноват. Все уже хорошо, — лжет она, а я чувствую себя мудаком. Впервые за всю нашу жизнь мне ее жалко. Раньше я считал, что достаточно ей даю…

— Вы помирились? — наивно спрашивает Димка, и Оксана кивает, зажмуривая глаза.

— У нас все хорошо, спи, — шепчет она.

Спускаюсь вниз и опять иду к бару, беру бутылку виски и закрываюсь в кабинете. Самое паршивое, что в этот момент я хочу видеть Стефанию, невыносимая тяга почувствовать ее. Но если это случится — я ее придушу. Сам себя ненавижу за эту слабость. Тысячу раз повторяю себе, что Стефания — обыкновенная шлюха. Умом понимаю, что все банально и нет в ней ничего особенного, как мне казалось, но внутренний голос постоянно шепчет, что все не так, как кажется. С чего, мать ее, она взяла, что это ребенок Демченко, если мы трахали Стефанию почти одновременного? Конечно, женщине видней и нет смысла лгать, но меня поедают сомнения. Кажется, я пытаюсь цепляться за воздух и от этого ощущаю себя ничтожеством. Эта женщина меня зацепила, въелась под кожу и болит, мучительно пульсирует, не давая покоя. Любит она его! Любит и хочет семью! Все банально просто! Демченко достанется моя женщина! А я мог так много ей дать! Все, что хочет, любой каприз за преданность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})* * *

Я провел ночь в кабинете. Глушил виски, пытаясь вытравить из себя Стефанию. Проснулся помятый, с адской головной болью. Надо брать себя в руки и решать более глобальные проблемы. Я так и не нашёл заказчика покушения. Нападавшая тварь сдохла так и не открыв правды, мой начальник безопасности переусердствовал, запугал настолько, что у твари не выдержало сердце.

Поднимаюсь наверх, прохожу в спальню и вижу Оксану за туалетным столиком, наносящую макияж. На щеке след от моего удара, и она усердно пытается его замаскировать. Молча прохожу ванную, где уже снято разбитое зеркало и убраны осколки. О моем вчерашнем срыве напоминает только пустое место на стене.

Принимаю прохладный душ, привожу себя в порядок, накидываю на бедра полотенце и иду в гардеробную. Слышу позади себя тихие шаги, оборачиваюсь и вижу Оксану со стаканом в руках, где уже растворяется таблетка. Она молча протягивает мне стакан и, как примерная жена, ждёт, когда я выпью. Отдаю ей стакан и начинаю одеваться, а она, словно преданная собачка, ждёт меня, наблюдая. Я ожидал обиды, игнора, очередной истерики, да чего угодно, только не вот этого чувства вины в ее глазах.

— Прости меня. Я просто… — начинает она. И у меня впервые возникает мысль ее отпустить. К черту репутация, положение в обществе. А вот Димка будет переживать…

— Тебе не за что просить прощения. Просто, будь добра, больше не истерить! — гоню от себя мысли о расставании. Все встанет на свои места.

— Я хочу навестить родителей.

— Хорошая идея. На какое число тебе взять билеты? — спрашиваю я, застегивая рубашку.

— Ты не понял. Я хочу взять Диму и остаться там примерно на месяц.

— Исключено! — отрезаю я. — Ты можешь гостить у родителей, сколько хочешь, тебе необходима смена обстановки. Но сын останется со мной!

— То есть, если я захочу уйти, ты не отдашь мне сына? — спрашивает она, не смотря в глаза.

— А ты хочешь уйти?! — выгибаю брови.

— Пока я просто хочу побыть одна, где-то очень далеко от тебя.

— Побудь, а у сына здесь школа и секции.

— Даже скучать не будешь? — усмехается она и выходит вместе со мной из спальни. — Можешь не отвечать. Я знаю ответ — не будешь. Правильно твоя любовница сказала — я для тебя всего лишь аксессуар, который не стыдно показать людям. Ты никогда меня не любил. Знаешь, кто-то мечтает о путешествиях, кто-то — о несметных богатствах или о здоровье, а я — о любви. Очень сильно хочу чувствовать себя любимой, — выдыхает она и выходит из спальни. Сжимаю переносицу, пытаясь переварить информацию. Я могу ее отпустить. Только вот сына и правда не отдам. И это не шантаж. Ребенок всегда должен быть рядом, я не собираюсь становиться воскресным папой. И Оксану могу понять. Я бы, наверное, больше осудил ее, если она оставила ребенка. Порочный круг какой-то! И все началось со Стефании. Она перевернула всю мою жизнь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

ГЛАВА 27

Полгода спустя