Мартин Борман - Джемс Макговерн

Одна из трех дверей кабинета Бормана вела в кабинет доктора Геббельса. Теперь Борман мог присматривать за министром пропаганды, ведь совсем недавно он добился больших успехов в ограничении общения Геббельса с Гитлером. Теперь же он был вынужден заключить с ним непростой для себя союз.

Другая дверь соединяла кабинет Бормана с центром коммуникаций и телефонной связи, что позволяло ему просматривать все донесения, поступавшие в бункер. Третья дверь вела в зал заседаний, где проходили все совещания Гитлера. И теперь, когда его кабинет в пятидесяти футах под землей был ненамного больше камеры, в которой он отбывал заключение за участие в убийстве Кадова двадцать лет назад, секретарь фюрера и руководитель партийной канцелярии, тем не менее, был в центре власти третьего рейха. То, что эта власть ограничивалась тем, чтобы управлять из подземной дыры, было нелепой иронией, которую Борман, казалось, не замечал: он работал как обычно.

Борман продолжал внимательно наблюдать за людьми, которые имели дела с фюрером. Большинство из них были незначительными персонами, которые входили и выходили из бункера скорее по велению судьбы, чем повинуясь собственному выбору. Это были два личных пилота Гитлера, его шофер и камердинер; детективы, защищавшие его от попыток покушения; секретари, несколько офицеров, поддерживавших связь Гитлера с министерством иностранных дел и различными отделами командования армии.

Гитлер предоставил право общения с этими людьми Борману. Единственное, что занимало теперь фюрера, были военные действия. В узком коридоре, разделявшем бункер, постоянно толпились «военные посетители». Ими были пережившие вспышки гнева и ярости Гитлера генералы, его постоянные руководители спецподразделений, уцелевшие после чисток, последовавших за анти-нацистским восстанием 20 июля. Среди них были генерал Вильгельм Бургдорф, глава военного кадрового ведомства и военный адъютант Гитлера; генерал-полковник Готтхард Гейнрики, командующий группой армий «Висла», отвечавший за оборону восточной части Берлина; генерал Ганс Кребс, последний из многочисленной команды генерального штаба армии; генерал Гельмут Вейдлинг, последний комендант Берлина.

Эти офицеры обсуждали положение дел в армии и ее отношение к «своему фюреру», который постепенно терял рассудок. 29 апреля Гитлер оправился от нервного срыва, пережитого накануне. Ему сообщили, что восточный и западный фронты разгромлены и три четверти Большого Берлина окружены войсками Красной Армии.

Постоянно находясь с Гитлером, Борман слышал сообщения, которые означали только одно — конец нацистской Германии. Тем не менее он казался еще более заинтересованным в том, в чем всегда был абсолютно уверен: защищать Гитлера от тех, кто может занять его место фюрера, что может разрушить положение Бормана и нарушить его амбициозные планы.

Официальным преемником Гитлера был Геринг. После полудня 23 апреля из мирного Берхтесгадена Геринг отправил телеграмму в осажденный Берлин:

«Мой фюрер! Так как Вы настояли на том, чтобы оставаться на посту в крепости Берлина, согласны ли Вы, если я, как Ваш заместитель согласно Вашего указа от 29 июня 1941 года, немедленно приму полное руководство рейхом с полной свободой действий на родине и заграницей? Если не последует ответа до десяти часов вечера, я расценю это как то, что Вы лишены свободы действий. Я возложу на себя все полномочия, перечисленные в Вашем указе, и буду действовать на благо народа и Родины. Вы должны представлять, что я чувствую по отношению к Вам в эти тяжелые часы моей жизни и не могу подобрать слов, чтобы выразить это. Благослови Вас Бог и пусть дарует он Вам возможность приехать сюда как можно скорее. Верный Вам Герман Геринг».

Без сомнения, Геринг полагал, что поступает абсолютно правильно, посылая эту телеграмму. Он понимал, что Гитлер истощен физически и морально, и Берлин будет взят не более чем через неделю. В тот же день 23 апреля из Берлина с донесением для Геринга вылетел генерал Карл Коллер, главнокомандующий люфтваффе. Коллер доложил о нервном припадке, произошедшем с Гитлером 22 апреля, и его твердом решении оставаться в Берлине и застрелиться, если город падет. Он передал слова, сказанные фюрером в этот день: «Нет смысла сражаться сейчас, сейчас нечем сражаться. Если дело за переговорами, то Геринг сделает это лучше меня».

Геринг, удивленный этим докладом, не стал действовать необдуманно. Он провел совещание с несколькими должностными лицами, находившимися в Берхтесгадене, среди которых был рейхс-министр Ганс Ламмерс, официальный эксперт, способный определить, находится ли в силе указ Гитлера от 29 июня 1941 года о назначении Геринга преемником. Геринг боялся, что Гитлер изменил указ и назначил своим преемником Бормана. Это было не так, однако его опасения относительно Бормана заставили Геринга отсрочить переход к необходимым действиям. «Он мой кровный враг, — сказал Геринг. — Он только и ждет случая, чтобы расправиться со мной. Если я начну действовать сейчас, они назовут меня предателем. А если я не стану действовать, меня упрекнут в том, что я сдался в самый решающий момент». В конце концов, Геринг перешел к действиям.

Как и все самые важные донесения, адресованные Гитлеру, телеграмма рейхсмаршала вначале попала в руки Бормана. Борман начал действовать так, как будто у нацизма было будущее и существовала реальная власть, которую можно было бы унаследовать в случае смерти Гитлера. Кроме того, Борман был уверен, что эта власть не должна быть передана Герингу. В качестве меры предосторожности, рейхсмаршал послал еще одну телеграмму адъютанту Гитлера — люфтваффе полковнику Николаусу фон Белову. Помимо вышеуказанного, Геринг просил фон Белова проконтролировать, чтобы телеграмма была передана Гитлеру лично в руки, а также просил убедить его срочно вылететь в Берхтесгаден, если это возможно. Борман освободил фон Белова от необходимости общения с Гитлером, и тот никогда не увидел этой телеграммы.

Борман с гримасой праведного негодования отнес Гитлеру телеграмму Геринга. Прежде чем Гитлер смог хорошенько разобраться и прокомментировать прочитанное, Борман указал ему на следующий параграф: «Если до десяти часов вечера ответа не последует, я расценю это как то, что Вы лишены свободы действий…» Несомненно, Геринг указал точное время, так как чувствовал, что Берлин может быть взят, а Гитлер убит в любой момент, и хотел получить указание лично от Гитлера до того, как это произойдет.

Тем не менее, Борман, как обычно спекулируя на подозрительности фюрера, преподнес ограничение во времени как ультиматум. И кроме того, разве рейхсмаршал не подозревался в попытке начать мирные переговоры шесть месяцев назад? Теперь он посмел посылать ультиматум фюреру, видимо, с целью захвата верховной власти и капитулировать в то время, когда Гитлер все еще жив. Рейхсмаршал, сказал Борман, должен быть казнен.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});