Гладиатор Гора - Джон Норман

— Избейте его кнутом, — приказала она. — Потом вымойте, приведите в надлежащий вид и пришлите в мою комнату.

Меня поставили на ноги и, подхватив, поволокли прочь от нее.

— На колени, — приказал мужчина, указывая место перед тяжелой железной дверью в темном коридоре.

— Когда мы уйдем, обозначь свое присутствие.

— Да, господин, — ответил я горестно.

Я не пробыл в доме Таймы и нескольких часов, как уже был подвешен на кольце для наказаний и хорошенько избит кнутом. Затем меня привели в маленькую клетку с низким потолком, где заперли. Полагаю, я пролежал там полчаса. Затем человек принес мне сосуд с водой и миску жидкой каши для рабов. Я не был голоден, но мне приказали есть, и, встав на колени, я выполнил приказ под наблюдением. Когда он посчитал, что я насытился, то заставил меня пройти с ним в теплую, влажную комнату. Там оказались встроенная ванна, цистерны с водой и сосуды с кипятком. Также там были полотенца и масла. Человек снял с меня ошейник и приказал опуститься в ванну.

Вода была слишком горячей, но я не осмелился возражать. Горианские хозяева не имеют привычки прислушиваться к чувствам рабов. Порабощенный мужчина с Земли, я был настолько глуп, что даже не знал, как принимать ванну. Смеясь, надсмотрщик объяснил мне предназначения полосканий и масел. Несмотря на испуг, мне понравился длительный процесс принятия ванны, который для горианцев является приятной процедурой. Весьма часто она происходит в публичных ваннах и служит способом общения.

Я избавился от запаха тюрьмы. Затем надушился туалетной водой и духами, которые считались подходящими для определенного типа мужчин-рабов. После этого мне дали белую шелковую тунику.

— Встань на колени, — приказал мне надсмотрщик. Я подчинился, и он надел на меня ошейник. Мы покинули комнату.

Меня провели по залам дома Таймы к входу в длинный темный коридор. Он охранялся двумя стражами, вооруженными пиками и мечами.

— Проходи вперед, раб, — приказал надсмотрщик.

— Да, господин, — ответил я.

Два стражника пошли за нами, не говоря ни слова. Коридор был длинный, с ответвлениями. Я ощущал босыми ногами ковровое покрытие.

— Поверни налево, — скомандовал человек, сопровождавший меня.

Я чувствовал стальной ошейник, застегнутый на шее, и шелк на моем теле.

— Теперь направо, — сказал человек.

Мы продолжали идти еще довольно долго.

— Остановись здесь, — наконец приказал надсмотрщик.

Мы замерли перед тяжелой железной дверью.

— Нам подождать? — спросил один из стражников.

— Необязательно, — ответил тот, что был со мной. — Этот человек — землянин.

Стражники понимающе кивнули.

— Встань на колени, — сказал человек, указывая место перед тяжелой, сделанной из железа дверью в коридоре.

— Когда мы уйдем, обозначь свое присутствие.

— Да, господин, — проговорил я с отчаянием.

Надсмотрщик повернулся и пошел налево, сопровождаемый двумя стражниками. Они не оборачивались.

Я печально стоял на коленях, затем поднял руку, чтобы постучать в дверь, но рука опустилась. Я боялся стучать.

Пока я был заперт в камере, практически только один человек контролировал меня. Он следил за моим кормлением, надзирал за принятием ванны и за приготовлениями к тому, что должно было сейчас произойти. Он снимал мой ошейник, а потом заставлял меня встать на колени, застегивая его снова. Я знал, что он не вооружен, но все равно боялся и слушался его. Свободные люди были для меня хозяевами, свободные женщины — хозяйками.

Сначала четверо или пятеро человек надзирали за мной грубо и жестоко. Затем меня избили.

Они видели, как я кричал под хлыстом, умоляя о пощаде. Я полагаю, тогда они поняли — работорговцы понимают такие вещи, — больше одного человека не понадобится, чтобы присматривать за мной. Я был всего лишь землянин.

Испугавшись собственного бездействия, я слегка стукнул в дверь и сам с трудом услышал свой стук. Дрожа, опустил голову.

Потом я взглянул в коридор. Надсмотрщик и стражники уже исчезли. Он, конечно, вернулся к своим обязанностям, а стражники снова заняли свой пост. Я мог видеть их далеко в конце коридора. Они не боялись оставить меня одного у двери. В сущности, я был отконвоирован одним человеком. С таким же успехом я мог бы быть женщиной. Они оказывали мне не больше уважения, чем делали бы это в отношении беспомощной, слабой рабыни. Мне было стыдно. Но разве они не были правы? Разве мы, земляне, не приручаемся хорошо?

Дверь все еще не открывалась. Я был напуган. Мне ведь приказали обозначить свое присутствие.

Объятый ужасом, тяжело дыша, с колотящимся сердцем, я снова постучал в дверь, надеясь, что за ней никого нет.

— Кто там? — произнес рассеянный женский голос.

— Э-э, раб, — заикаясь проговорил я.

Госпожа открыла дверь и посмотрела на меня. В руке у нее были какие-то длинные желтые бумаги.

— Это Джейсон, не так ли? — произнесла она.

— Если госпоже угодно, — сказал я.

— Это то, что нужно, — молвила она, рассматривая меня.

Казалось, госпожа не замечала, что я был один в зале. Очевидно, она не видела в этом ничего необычного.

— Тебя должны были прислать ко мне в комнату сегодня вечером, так ведь?

— Да, госпожа.

— Входи, — приказала женщина. — Сними тунику и встань на колени около кушетки. Закрой дверь за собой.

— Да, госпожа, — ответил я.

На ней были позолоченные сандалии и длинное красное одеяние с высоким, богато украшенным воротом, застегнутым серебряной пряжкой.

Я вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Снял шелковую тунику, которую мне выдали, и, сложив ее, положил на пол. Затем, нагой, в ошейнике, встал на колени поблизости от кушетки.

Госпожа нагнулась над низким столом, спиной ко мне, и занялась бумагами. В правой руке она держала перо.

— Я разбираюсь в деталях завтрашних вечерних торгов, — сказала она.

— Да, госпожа.

Леди Тайма работала спокойно, вдумчиво. Иногда забирала одну бумагу из стопки и добавляла к ней другую. Время от времени делала какие-то пометки пером.

Прошло несколько часов. Я не беспокоил ее. Я знал, что госпожа работает. Она была деловой женщиной. Мне было интересно, не относится ли что-то в этих бумагах ко мне? Спросить, конечно, не осмеливался, так как хорошо усвоил: любопытство не подобает рабу. Если меня собираются продать завтра, я узнаю об этом, когда хозяева или хозяйки сочтут нужным, возможно лишь в последний момент, когда бирка для продажи уже будет привязана к моему ошейнику.

— Налей мне вина, Джейсон, — рассеянно сказала она. — Как рабыня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});