Уравнение Куфу - Раиль Шариф

– Что происходит? – Бред был белее бумаги.

Прежде чем ответить, Слайкер яростно пробил в стене штукатурку. Однако телесная боль не смогла приглушить душевные муки. Она лишь обострила положение безвыходности.

– Вызови своих парней и медслужбу. Расскажу все в машине.

…Спускаясь по лестнице, Слайкер вспомнил, что подобную душевную боль испытывал четыре года назад, когда погибла жена.

Кажется, Мишель Монтень в своих «Опытах» утверждал, что человек, способный кинуться в брешь, ни разу не посмеет выжать слезу. Лжец. И болтун…

Слайкер вытер широкой ладонью набежавшие слезы и до крови прикусил нижнюю губу.

Я должен быть сильным, я должен верить! С Джефом все будет в порядке. Только потерпи немного, Джеф. Я спасу тебя, мой мальчик!

На каждом этаже в проходах стояли люди Скотта Брауна, а толпы возмущенных туристов не могли понять, почему их не пускают.

Слайкер спустился на первый этаж и прошел в ресторан. На полукруге невысокой сцены выступала блюзовая певица. Казалось, что жизнь в ресторане замерла. Официанты застыли между столами, устремив все внимание на сцену. Даже огонь свечей в темноте залы был одномерным и неподвижным. Здесь все превратилось в слух и зрение, потому что там – на полукруге сцены в голубых огнях рампы пела Бриджит Нильсен. В облегающем бархате черного платья она покачивала перед микрофоном аппетитными бедрами, вздымала сквозь откровенное до визга декольте холмы страсти и, в неге прикрыв глаза, ворожила голосом публику.

Слайкер заметил, что его взор был зафиксирован на движении ее губ, в то время как слух фиксировался на звучании слов. И как только он это понял, концентрация нарушилась. У Слайкера закружилась голова, но он нашел в себе силы повернуться и выйти. И даже у самого выхода до него докатилась волна нарастающего шквала оваций и криков на «бис».

Глава 24

Серая полевая мышь в этот вечер проснулась от странных звуков. В ее просторной, устланной свежей травой норке, свернувшись в клубочек, спали мышата, слепые и беспомощные. Им еще предстояло подрасти, как следует окрепнуть и занять в эволюции этого враждебного мира свою нишу. Но до этого им следовало выполнить одну из главных в этой вселенной задач – выжить и не стать пищей. Врожденные инстинкты сохранения рода заставили серую полевую мышь кинуться к выходу. Внезапно остановившись, она понюхала воздух. Своего главного врага – желтоголового ужа, сожравшего отца ее детей, она могла бы почуять за десятки метров. Только сейчас в воздухе она почувствовала капельки человеческого пота. Человек. Эта эволюционная ниша не доставляла ей хлопот, но опасаться ее все же следовало.

Гонимая любопытством, серая мышь вышла из норки и очутилась во внутреннем пространстве старого заброшенного сарая. Его она выбрала не случайно. Люди не разбрасывали здесь отраву и не пугали своим присутствием.

Мышь увидела, как из щелей крыши, в полумрак просачивается лунный свет. Разрезанный на тонкие полосы, он стелился вдоль всего помещения и где-то в самом его углу неестественно странно преломлялся, обволакивал нечто большое и шевелящееся.

Со стороны странного объекта мышь не ощутила ни страха, ни агрессии. Тихо, очень тихо, чтобы не привлекать внимания, она подкралась к нему и встала на задние лапки. В лунном свете она увидела человеческого детеныша, привязанного к столбу. Их глаза встретились, и на этот раз она ощутила волну нарастающей Силы. Сердце ее учащенно забилось, а через секунду страх уже гнал ее прочь, в норку, к мышатам, которым еще предстояло выжить и занять в этом мире свою эволюционную нишу.

Струйки соленого пота застилали Джефу глаза и стекали по лицу, орошая землю. Его рот, дабы исключить крики о помощи, был повязан плотной тряпицей. Шпагат, врезавшийся в его онемевшие жилы, проходил сквозь сложную систему хитросплетений, удерживая у столба в сидячем положении.

Пытаясь ослабить узлы, первые два часа заточения Джеф тщетно напрягал мышцы, однако кроме физических мук это ничего не принесло. Внезапное чувство паники было мгновенно подавлено мыслью о том, что это всего лишь игра. Сорванец не помнил того, что произошло, и не подвергал прошлое глубокому анализу. В данный момент его интересовало лишь настоящее. Он здесь, сейчас! И ему нужно выбраться на свободу.

«Если невозможно проломить стену, найди ее слабое место, – говорил ему отец. – Вода точит камень».

Усилием воли Джеф заставил свое тело отключить боль и максимально расслабить мышцы. Время, лунным светом, струившимся сквозь крышу, перестало быть чем-то важным. Оно не решало его проблем. Вдыхая животом воздух, Джеф заставил свое сердце биться реже, пока не вошел в резонанс с окружающим его миром.

Проникая в пористые мембраны границы миров, его сознание ломало устоявшееся восприятие, впитывало в себя информацию и неслось по светящимся тоннелям.

В одно мгновение ему показалось, что каждая клетка его тела живет своей отдельной жизнью, он мог быть отдельно каждой из них и единым целым одновременно. Внезапно его внимание привлекло приближение светящегося потока энергии, и остановить столкновение не представлялось возможным. Столкновение остановило энергии двух встречных потоков, вовлекая в огненный смерч. Понимание того, что постулаты: время линейно, пространство эвклидово, а принцип причинности несомненен – в корне не верны, повергло Джефа в некоторый шок.

Странный глухой звук заставил вернуться Джефа в свое тело. Сорванец ощутил, что он лежит на земле, живой и свободный от пут. Еще некоторое время, прислушиваясь к своему организму, он лежал без движения. Застоявшаяся кровь неслась по сосудам, восстанавливая баланс и возвращая телу гибкость.

Прикасаясь щекою к земле, сквозь застилавший глаза пот Джеф посмотрел на лунный свет.

Я свободен.

Затем движением руки он сорвал со рта тряпицу, вытер от пота глаза и вдохнул полной грудью запах земли. Перевернулся на спину и еще лежал без движения минут пять. После чего поднялся и, поборов головокружение, побрел к выходу.

Дверь, небольшая и криво сколоченная, открылась внезапно. На пороге в отблеске сочной луны стояла красивая женщина. Но ни лунное серебро, упавшее на бархат ее черного платья, ни аппетитные формы ее тела не привлекли внимание Джефа, потому что он был опьянен взглядом ее глаз – глаз, по-кошачьи сверкнувших в темноте ядовито-дьявольской зеленью.

Глава 25

23:05 вечера

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});