Миры Роджера Желязны. Том 24 - Роджер Желязны

А теперь, теперь… я плыл. Я кружился. Иногда я застревал. Тело мое было снаружи, но Преграды не стали от этого более проницаемыми. После каждой я чувствовал себя выжатым, словно пробежал милю с олимпийским результатом. На одном уровне я сознавал, что держу в руке Камень, в котором прохожу посвящение, на другом — чувствовал, как колотится мое сердце, на третьем — припоминал отрывки из лекции по антропологии, читанной нам Джоан Галифакс многие годы назад. Пространство вращалось, как «Гейзер Пик» урожая 1985 года в бокале — а кто сидел тогда напротив меня? Неважно… Вверх, назад, вспять. Кроваво-алый прилив ослабевал.

В моей душе запечатлелся образ. Вначале было слово — мне не произнесть… Ярче, ярче. Быстрее, быстрее. Меня несет к рубиновой стене, ударяет со всего размаху… Ну что же, Шопенгауэр, померяемся волей, чья возьмет. Прошли год или два, и вдруг преграда исчезла. Меня влекло, меня несло в сияние взорвавшейся звезды. Алое, алое, алое, и я в нем, как моя «Звездная вспышка» — лечу, расправив паруса, к цели…

Я рухнул на пол. Я находился в сознании, но при этом в очень странном состоянии души. То был гипноз, из которого я мог выйти когда и куда угодно. Но зачем? На мою долю редко перепадала такая порция эйфории. Я чувствовал, что заслужил ее, и потому парил прямо здесь долгое-долгое время.

Когда эйфория спала до того уровня, когда уже не жалко было с ней расстаться, я поднялся, пошатываясь, по стеночке дошел до кладовой и выпил еще воды. Есть хотелось зверски, но консервы и замороженные продукты меня не прельщали, тем более что так просто было добраться до чего-нибудь свеженького.

Итак, совет Дворкина исполнен. Жаль, что я отвернулся раньше, чем вспомнил длинный перечень вопросов, которые хотел задать. Когда я повернул назад, Дворкин уже исчез.

Я выбрался из пещеры и встал на голубом мысу, в котором помещался единственный известный мне вход. Стояло свежее, солнечное весеннее утро, на западе плыли редкие белые облачка. Я глубоко и с удовольствием вдохнул. Потом нагнулся и завалил вход голубым валуном. Не хватало только в следующий раз обнаружить в своем убежище хищника.

Я снял Судный Камень, повесил на выступ валуна и отошел шагов на десять.

— Привет, папа.

Призрачное Колесо сияющим атлетическим диском летел с запада.

— Доброе утро, Призрак.

— Зачем ты его бросаешь? Это мощнейшее орудие.

— Я его не бросаю, просто хочу призвать Знак Логруса и боюсь, они не поладят. Я немного беспокоюсь, как пойдет у меня с Логрусом теперь, когда я настроен на Путь более высокого порядка.

— Мне, наверное, стоит убраться подальше, а к тебе вернуться позднее.

— Нет, останься. Если что пойдет не так, попробуй меня выручить.

Я призвал знак Логруса. Он повис передо мной. Ничего дурного не произошло. Я частично переключил внимание на Камень и увидел сквозь него Логрус под несколько иным углом. Чудно. Однако вполне безболезненно.

Я мысленно вернулся в свои глазницы, просунул руки в отростки Логруса, пошарил…

Меньше чем через минуту передо мной стояли тарелка с оладьями, порция сосисок, чашка кофе и стакан апельсинового сока.

— Я бы все доставил куда быстрее, — заметил Призрак.

— Не сомневаюсь. Просто проверяю, работает ли.

Я жевал и думал, что в каком порядке делать. Доел, отправил тарелки обратно, снял с валуна Камень, повесил на шею и встал.

— Ладно, Призрак. Пора возвращаться в Амбер, — сказал я.

Он увеличился, открылся и снизился, чтобы я мог пройти в золотую арку. Я шагнул вперед…

…и в комнату.

— Спасибо.

— Не за что, папа. Слушай, у меня вопрос: когда ты потребовал завтрак, не заметил ли ты чего-нибудь странного в поведении Логруса?

— То есть? — спросил я, подходя к рукомойнику.

— Начнем с телесных ощущений. Как он, по-твоему… упирался?

— Я бы такого слова не употребил, — сказал я, — но вообще-то, когда я его отпустил, он исчез не сразу. А что?

— Так, возникли некоторые соображения. Ты ведь можешь колдовать и с помощью Пути?

— Да, но с Логрусом мне сподручнее.

— Попробуй при случае испытать обоих и сравнить.

— Зачем?

— У меня возникли кое-какие предчувствия. Расскажу, как только проверю.

Призрак исчез.

Я выругался и умыл лицо.

Когда я выглянул в окно, там кружился снег. Я выдвинул ящик стола, нашел ключ. Кое-что надо было сделать незамедлительно.

Я вышел в коридор, но после первых же нескольких шагов меня остановил звук. Я постоял, потом двинулся мимо лестницы. Звук нарастал. К тому времени как я добрался до длинного коридора, идущего мимо библиотеки, стало ясно, что вернулся Рэндом. Никто другой не умеет так барабанить — да никто и не посмел бы коснуться королевских барабанов, даже если б умел.

Я миновал приоткрытую дверь в конце коридора и повернул направо. Моим первым движением было войти, отдать Судный Камень и объяснить, что произошло. Однако я вспомнил слова Флоры: честность, прямота и открытость тут до добра не доведут. Мне не хотелось верить, что это — общее правило, однако сейчас честность и прямота вынудили бы меня долго и нудно объясняться, в то время как я хотел бы заняться совсем иным; мало того, очень может быть, что Рэндом запретил бы мне этим заниматься.

Я дошел до дальнего входа в столовую, заглянул внутрь. Пусто. Справа, насколько я помнил, панель отодвигается. Стена между библиотекой и столовой полая, а на ней — не то веревочная лестница, не то крючки, по которым можно добраться до потайного входа на библиотечную галерею. Если мне память не изменяет, там же можно спуститься по винтовой лестнице в пещеру. Я надеялся, что эти сведения мне не понадобятся, но уже достаточно проникся семейным духом, чтобы меня потянуло подслушивать и подглядывать, тем более что, судя по приглушенным голосам из полуоткрытой двери, Рэндом был в библиотеке не один. Если знание и вправду сила, то лишним оно не окажется, особенно в моем уязвимом положении.

Панель легко отодвинулась, я посветил внутрь волшебным светом и одним махом запрыгнул сам. Довольно быстро вскарабкался по стене, медленно и тихо отодвинул следующую панель — спасибо, кто-то поставил перед нею большое кресло. Я мог, оставаясь невидимым, смотреть из-за правого подлокотника в северный угол комнаты.

Играл действительно Рэндом, а Мартин, весь в коже и металлических цепочках, сидел перед ним и слушал.

Рэндом вытворял нечто невиданное. Он играл пятью палочками — держал по одной в руках, под мышками и в зубах. По ходу игры он перекладывал их — изо рта — под мышку, из-под мышки — в правую руку, из нее — в левую, из левой руки — под мышку, а оттуда — в зубы. И ни разу не сбился с ритма.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});