Свободное падение - Сергей Кишларь

ладони. – Лады?

«У-гу!» – согласилась кукушка дверного звонка.

Ларисе не осталось ничего другого как вместе со вздохом вхолостую выпустить справедливое возмущение:

– Иди, открывай.

Чупа вошёл, пожимая Стаху руку и шутливо раскланиваясь с Ларисой: стрижка почти под ноль, добродушная улыбка, комплекция переставшего следить за собой качка.

Лариса посидела в компании недолго: расспросила Чупу о жизни, о старых друзьях, потом извинилась, ушла к себе.

– Сколько лет ты с ней? – Кивая подбородком вслед Ларисе, Чупа постучал горлышком бутылки по краю рюмашки ёмкостью в «три слезинки». – Нормальная посуда есть?

Стах достал из навесного шкафа две стограммовых стопки, пожал плечами.

– Давно.

– Для семейной жизни не созрел ещё? Смотрю, пора уже. – Чупа многозначительно очертил ладонью живот, принялся разливать по стопкам водку.

– Кто? – Стах сдвинул брови как нерадивый ученик, делающий вид, что пытается разобраться в изначально безнадёжной задаче, оглянулся на кухонную дверь.

– Ну не я же. – Чупа тронул донышком стопарик Стаха. – Давай.

Опрокинул стопку в рот, а Стах всё ещё озадачено смотрел на рифлёное стекло кухонной двери, густо засеянное искрами преломлённого электрического света.

– Ты тормозной какой-то стал, – скривившись от водки, Чупа кинул в рот маслину.

– В норме я. – Стах выпил и, не закусывая, отодвинул от себя тарелку, глянул вопросительно. – Ну?

Чупа достал из заднего кармана джинсов сфальцованную в буклет карту города. Начал разворачивать её, взглядом примеряясь к заставленному снедью столу. Стах отобрал карту, прикрепил её двумя красными сердечками-магнитами к дверке холодильника, придвинул табуретку. Чупа присел на корточки ткнул зубцом вилки.

– Лавешник получают здесь. Маршрут всегда одинаковый, – обсасывая косточку маслины, повёл вилкой по паутине городских улиц. – Московский проспект, Ломоносовская, Парижской Коммуны. Тут не дело, – тусня постоянная, пробки, магазины, а вот здесь сворачивают в Кузнечный.

Постучал вилкой по карте, выплюнул на ладонь косточку.

– Тихий такой переулочек: с одной стороны глухая стена стадиона, с другой – запущенный парк. Самое место. В машине будут водила и инкассатор. Если грамотно прижать их к обочине, они стволы даже достать не успеют. Пацаны молодые, спецподготовки нет. Оба семейные: детишки малые, жёны, то да сё, – на рожон лезть не станут. Возьмём легко, а сумма там нарисовывается серьёзная. Обычно они мелочёвку возят, но в тот день будет около шестидесяти лимонов в разной валюте: и деревянные, и баксы, и евры.

– Так просто? – Не отрывая взгляда от карты, Стах ощупью искал на краю стола пачку сигарет. – А что за тачка у них?

– Газелька с закосом под броневичок. Фуфло! На вид солидняк, а на деле жестянка с обычными стёклами и раскраской под спецавтомобиль. Раньше у них контракт с охранным агентством был – месяц назад расторгли, теперь своими силами перевозят.

– Чего так? – Стах кивнул подбородком в сторону газовой плиты. – Спички дай.

– Стах, ты чё? Совсем от жизни оторвался? – Чупа поднялся с корточек, шагнул к плите. – Мировой кризис думаешь стороной их обошёл? Вот они экономию и врубили на полную. Там немножко прикрутили, здесь чуть-чуть. Говорю тебе: дело – верняк.

Дал прикурить Стаху, выжидающе молчал, пока тот придирчиво рассматривал карту. Вынул спичку, сунул в рот. С полгода назад бросил курить и теперь, когда кто-то в его присутствии зажигал сигарету, чувствовал потребность чем-то занять рот, – жвачкой, леденцом, или хотя бы спичкой. Наконец не выдержал:

– Ну? – Нетерпеливо гонял во рту спичку. – Чего замер?

– Много вопросов.

– Ну, так сыпь.

И Стах «сыпанул»: «Пацаны надёжные?.. Наводка откуда?.. Через наводчика на нас не выйдут?»

Чупа вдумчиво и спокойно развевал сомнения Стаха. Вынимал изо рта спичку, водил её искусанным концом по карте, но Стах был дотошен, как никогда, – пускал в карту дым и сам с головой нырял в табачное облако: «Та-ак… Ближайшая ментовка у нас здесь… Тут одностороннее движение. До выезда из города минут пять, если какая-нибудь блондинка на перекрёстке не застрянет». Щуря от дыма один глаз, переводил взгляд на неоновую рекламу за окном, что-то соображал.

Наконец затолкал в пепельницу очередной окурок, обдул от пепла пальцы:

– Ладно, знакомь с пацанами – я в деле.

Чупа бросил измочаленную спичку на стол, потянулся за бутылкой.

– Не думал, что ты на это дело подпишешься. Ты под боком у Тимура к сытой жизни привык.

– Вспомнил, – вздохнул Стах, со скрежетом возвращая табурет к столу. – Семь лет.

Чупа примерился горлышком бутылки к стопарику, на секунду замер, исподлобья изучая собеседника.

– Слышь? С деньгами что делать будешь?

Стах удивлённо вскинул брови:

– За тобой раньше не водилось тупые вопросы задавать. Не знаешь, что с деньгами делают? Буду жить-поживать, да добра наживать.

– Что-то ты задумал, или я тебя не знаю совсем. Ты бы на это дело не подписался, если бы у тебя не было серьёзных планов. Бизнес? Колись.

– Есть задумка… – Стах чуть было не проговорился, но вовремя смял сорвавшееся с языка слово. – Слушай, а не пошёл бы ты? Я сам со своей долей разберусь. Наливай, чего тормозишь?

Чупа ушёл далеко за полночь. Лампа дневного света на площадке «сдохла», и только два сиреневых неоновых мотылька отчаянно бились в стекло по краям тёмной трубки, едва освещая путь хмельным ногам гостя. Стаха в тот вечер хмель не брал.

Лариса уже спала, демонстративно постелив ему в другой комнате на диване, послав таким образом сигнал, или как сейчас говорят – месседж: «Всё, ты доигрался». Стах скривился, мысленно проблеяв: «мэ-эседж». Иногда ловил себя на том, что где-нибудь в кафе, слыша, как молодёжь красуется чужими словечками, ему хочется подойти, взять «пипла» за затылок и воткнуть его носом в пиццу или вазочку с мороженным.

Он присел на край кровати. Лариса спала лицом вниз в обнимку с подушкой, одна нога подогнута к животу, лёгкий плед сбился на бок. Раньше она часто сетовала: «От такой позы во время сна морщины образуются», даже Стаха просила: «Ты меня разбуди, если буду лицом вниз». Ему было жалко будить, да и мифические морщины не пугали.

Впрочем, в последние годы, возвращаясь из своих скитаний, он находил в Ларисе перемены: то неожиданную складочку у рта, то припухлости под глазами. И что? Лариса пахла все так же, как много лет назад, всё так же манило тепло её тела, и голос оставался таким же проникновенным и мелодичным, как в тот день, когда они познакомились.

Он тогда ошибся телефонным номером. Голос девчонки на том конце провода так запал в душу, что через день Стах решил позвонить ещё раз. Долго подбирал телефонные номера, пытаясь найти фальшивую цифру, которую набрал в прошлый раз и, наконец, услышал долгожданный голос…

Стах криво усмехнулся, прижимая указательным и большим пальцами переносицу.

Двадцать лет, блин.

Если бы кто-то дал возможность выбора, – вернулся бы в девяностые, не раздумывая. Теперь все скрывают своё бандитское прошлое: в бизнесмены подались, в чиновники, в политики, а Стах не стеснялся прошлого, хотя и не афишировал его, – время было такое: одна