Судьбе вопрек (СИ) - Романова Екатерина Ивановна

— Я не сбегу, папа. Я не смогу.

— Не сможешь? — изумился он. — Что значит, не сможешь? Насколько знаю, завтра девятый дистрикт перейдет под владычество тор-ана. Это злой и беспощадный человек, Ланни. Мы должны бежать. Членов семьи правящих выпустят. Пока коридор открыт мы…

— Я не сбегу из-за Харви.

— Что?

— Я люблю Харви Хартмана и не оставлю его одного.

Отец перевел потрясенный взгляд на Марка Гая, который, видимо, не был в курсе моих чувств и наших с фетроем личных отношений.

— И… Это взаимно?

— Он жениться на мне хочет!

Фетрой усмехнулся и вновь повернулся к окну.

— Правда хочет!

— Да кто ему позволит?

— А кто запретит? — я поднялась, не в силах сидеть.

Откуда-то из глубины поднималось немыслимое раздражение. Нет, чудесное воскрешение отца — это удивительно и невероятно, но я не могу отказаться от Харви! Не могу бросить все и сбежать. Не могла, когда это предлагал фет Сайонелл, и сейчас ничего не изменилось. Точнее, все изменилось и поэтому не могу.

— Нашу семью тор-ан в любом случае не тронет, Антуан. Александрин вся в тебя — гордая и упрямая. Тебе не удастся переубедить ее.

— Правда? — отец с надеждой посмотрел в мои глаза и даже сжал мои ладони, подзывая подойти. Шагнула ближе, обняла его, прижав отцовскую голову к своему животу и, поглаживая белоснежные волосы, прошептала:

— Не поступай с нами так же, как отец поступил с тобой. Пожалуйста.

Отец затих, а затем сильный мужчина заплакал. Никогда в жизни я не видела, чтобы он плакал. Мой папа всегда был для меня чем-то совершенным, сильным, гарантом безопасности и стабильности. До того, как бросил нас и исчез. Но в детстве мне казалось, что он может все и сами аркхи с пустынными мертвоедами бросятся прочь, увидев моего папу. Жизнь показала, что он обычный человек, который не смог защитить себя и собственные чувства.

Я присела на корточки и заглянула в его глаза, стерла скатившиеся по щекам капли и произнесла:

— Я. Его. Люблю. Так же, как ты любил маму.

— Ланни, его сегодня убьют, ты это понимаешь?

— Значит, мы погибнем вместе. Потому что я не позволю ему находиться там в одиночку!

— Я не могу потерять тебя, дорогая. Не могу, когда только обрел вновь!

— Если ты помешаешь мне, я тебя никогда не прощу!

Мы молчали, глядя друг другу в глаза. И оба мы смотрели с мольбой. Он умолял меня оставить любимого, я умоляла не повторять ошибки фета Сайонелла. Ошибки, разрушившей столько жизней. Ведь не заставь Оуэн вернуться моего папу в пятый дистрикт, возможно, он не стал бы жертвой этого чудовищного преступления с кровью!

- Ты умеешь выставлять щит?

— Что? — не поняла, о чем он говорит.

— Щит, Ланни! Поединок строится из ударов и нападений. Своим телом ты Хартмана не защитишь. Но вот щитом, учитывая твою искру… Возможно.

И он принял мой выбор, хотя я видела, как ему больно было учить меня защищаться. Учить, зная, что отпускает на верную гибель. Фетрой и папа помогали мне, подсказывали, и очень скоро мне удалось создать вокруг себя плотную мерцающую золотом пленку, которая легко выдержала удар фетроя Сайонелла. Правда, он разгромил при этом палату, но, думаю, Лоби не станет сильно ругаться…

А потом мы с папой просто разговаривали. Обо всем. О нас, о детстве, об искре, о том, что в семье у нас их множество и дети получают, как правило, несколько. О том, что когда я воссияла золотом — пробудилась моя искра поглотителя. Искра, доминирующая у фетроя Марка Гая. А еще я узнала, что могу запросто использовать силу искры любого великородного. Это у меня от дедушки. В такие моменты начинаешь понимать, почему великородные так берегут чистоту крови. При смешивании великородного с пустышкой — теряется сила, бесследно исчезают искры. А сейчас количество разнообразных и настолько потрясающих возможностей во мне давали слабую, но надежду, что я смогу помочь Харви. Вот если бы папа появился раньше! Смог бы меня подготовить. Но времени нет. Поединок состоится через несколько часов.

А еще фетрой меня обрадовал, что после поединка в любом случае состоится разбирательство с фетессой Лоуренс. Это разбирательство не зависит от поединка и девятого дистрикта в принципе, поскольку это дело между пятым и четырнадцатым дистриктами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Использование приказа без правомерных оснований, шантаж, угроза убийством и применение особо опасных веществ… Зейде Лоуренс грозит страшное наказание, несмотря на статус фетессы. Точнее, из-за статуса фетессы ее будет судить трибунал из одиннадцати фетроев.

— Отелепатеть. А нельзя это сделать как-то по-тихому?

— Учитывая, кто ты? Нет, Александрин. Нельзя. Это удар по пятому дистрикту, это удар по мне. Это дело чести. Иначе каждый будет думать, словно имеет возможность не уважать международные соглашения, не подчиняться и нарушать запреты. Такое не прощают. Сейчас у тебя возьмут кровь на наличие в ней антидота к зарину, и я свяжусь со службой контроля и зачистки, чтобы проверили здание национального театра. Если яд все еще там — его нужно ликвидировать. Если нет — зафиксировать следы его присутствия. А тебе, дорогая, придется дать показания на суде. Ты к этому готова?

— Готова ли я наказать эту сца… эм… да. Готова. Очень готова.

У меня давно руки чесались поучить эту феточку манерам. А, если это можно сделать легально — вообще замечательно! Не нужна девятому дистрикту такая фетесса! Ни как невеста Сэймира, ни как ничья невеста. Не нужна и все тут!

Мы еще немного пообщались с отцом, а потом фетрой Сайонелл увел его куда-то, объяснив, что так нужно для его же безопасности. Я понимала, хотя хотелось побыть с ним подольше. Дольше чувствовать то самое ощущение, как в детстве: тепла, радости и спокойствия. Как же я могла ненавидеть его? Как только могла допустить мысль о том, что не нужна ему?

Я позвонила ребятам, узнать, как они себя чувствуют. Только обрели деда и сразу его потеряли, а теперь еще приходится скрывать, что папа жив. Мне не нравилось чувство вины, не нравилось скрытничать, но так было нужно…

— Эй, как вы? — слабо улыбнулась, глядя в грустные глаза ребят. Альби обнимала Пугало, который тоже почему-то грустил, пару раз тяжело вздохнул, а затем спрыгнул с колен сестренки и убежал куда-то.

— Хотели тебя о том же спросить.

— Фет Григорий доктор от Бога. Чувствую себя как новенькая!

Хотя, как оказалось, это так и есть. Я теперь процентов на тридцать Харви Хартман и только на семьдесят Ландрин Флер Аллевойская.

— Мы тоже… нормально, — вздохнула сестренка, бросив взгляд на брата. — Из-за поединка занятия и факультативы в школе отменили, а рейгверды довезли нас до дома и теперь не выпускают. Я хотела Пугало выгулять, но мне не дали…

— Потерпи, дорогая. Скоро все изменится. Обещаю, — на этот раз улыбнулась искренне. Жаль, что нельзя рассказать про отца. И… откуда рейгверды? — Тан…

— Вот только не начинай! Как ты могла его простить, а? На деньги повелась?

— Тан! — воскликнули мы с сестренкой.

— Да ну вас к аркху в зад, — выругался он и ушел, а Альби как всегда стала его оправдывать.

Это и хорошо. Мы семья, а значит должны стоять друг за друга, верить, любить и поддерживать. Даже когда невыносимо трудно, даже когда непередаваемо горько. В такие моменты — особенно. Терпение и прощение — вот основа семьи, вот женская доля и участь, ведь именно женщина, как всегда учила мама, держит семью. Именно она тот клей, что соединяет разные элементы в единый механизм.

На потухший экран я смотрела с горечью. Ни один ребенок не заслужил повзрослеть раньше времени, но судьба не выбирает. Кому-то она благоволит, отсыпая всех благ из золотой ложечки в тарелочку из костяного фарфора, а других засовывает туда, куда Тан нас послал, и даже без карты и фонарика. Видимо любопытно наблюдать, как мы оттуда выбираться будем. Но разве это жизнь? Блуждание во тьме без света и надежды?

Я стиснула зубы. Сейчас меня будто подвесили в воздухе и неизвестно, что произойдет в следующий миг. Возможно, головокружительный взлет, либо падение в кучу дерьма пустынных мертвоедов. Как бы то ни было, пора разгребать завалы и начать следует с разрушенных надежд. Балет. Фет Ронхарский…