Патриот. Жестокий роман о национальной идее - Алексей Колышевский

Гера поставил точку и размял одеревеневшие от быстрого перемещения по клавишам пальцы.

— А зачем это? Хотите мне моими же руками компромат на шее затянуть?

— Дурень, какой компромат? Два последних предложения перечитай. Ну? А ты говоришь «компрома-ат». Это письмо — приманка для моих бывших заклятых друзей. Говорят, после того как я от них все-таки ушел, в ЦРУ большой был тарарам, и голов слетело много. Эх! — Генерал Петя блаженно прищурился. — Вот время-то было. Господи! Жизнь! Настоящая! Не то что это, — он презрительно кивнул почему-то в сторону окна, — говнокопание. М-да… Ну, ладно. Сохрани письмо. Теперь в строке браузера набери www.cia.gov, выбери «контакты». Видишь форму для онлайнового мыла? Скопируй в нее текст. Ни телефона, ни адреса не пиши. Ни к чему. Адрес своей почты укажи просто, и все. Сделал? Отправляй.

Гера с ужасом посмотрел на клавишу «SEND», чуть замешкался…

— Отправляй, не бзди, тебе говорят, — пророкотал над ухом генерал Петя, и Гера нажал на кнопку. Письмо ушло по назначению.

Генерал Петя, насвистывая себе под нос какой-то замшелый мотивчик, извлек из бара коньяк, два больших хрустальных стакана «сделано в СССР» и блюдечко, на котором сиротливо лежали три подсохших кружка лимона. Налил оба стакана до краев и придвинул один из них Гере. Тот даже не стал раздумывать и залпом выпил половину. Генерал Петя неодобрительно крякнул:

— Для чего, скажи ты мне, придумали тосты? Для того, чтобы красиво было, со смыслом, а ты лакаешь коньяк словно собака из лужи. Давай-ка за успех. Надерем американцам задницу!

Гера вылил в себя остатки коньяка и стал с нетерпением ждать, чтобы забрало. Забрало сразу и чуть сильнее, чем ему того хотелось бы. Речь стала вязкой, мысли же, наоборот, обострились, и от этого диссонанса, который и бывает-то только от хорошего коньяка, на лбу у Геры появилась испарина.

— А это… Я спросить хотел…

— Чего? Давай спрашивай.

— А как письмо попадет туда, куда нужно? Кто его переводить станет?

— Гера, ты, главное, не суетись. Ты все узнаешь в свое время. Я тебе сейчас говорить ничего не стану, а вот когда прилетишь в Нью-Йорк, к тебе в отель придет человек один. Зовут его Славой. Он тебе сам расскажет столько, сколько сочтет нужным. Ты пойми: мы же не официально действуем, мы никто, а вот Славик у нас человек государственный. На правительство работает.

— На наше?

— У нас, — назидательно покачал пальцем генерал Петя, — на правительство никто не работает. Оно у нас само на себя работает.

— О как… Тогда я чего-то не понимаю.

— Забудь. До Штатов забудь.

— Слушаюсь, товарищ генерал. Тогда у меня вопросик еще имеется кой-какой. Даже не вопросик, а просьба.

— Валяй.

— Тут мне Кира эта какого-то урюка советует напечатать. Помните, я вам рассказывал, что хочу еще издательским бизнесом заняться, ну, была у нас с Рогачевым такая мысль, помните?

— Помню, разумеется. У меня память стариковская — ничего мимо не пролетит. Ты нашел первого автора?

— Да не я нашел. Нашла его Кира. У меня задача поставлена: бороться с национальной нетерпимостью с помощью Рунета, вот я и пытаюсь как-то начать. Создать, так сказать, движение с помощью провокации. А чего с ней вообще-то бороться, с нетерпимостью этой?

— А тебе нужна вторая, третья, четвертая по счету Чечня? Или фюрер в президентском кресле? А насчет провокации мысль дельная. С провокацией в нашем деле нужно дружить. А провокатор-то есть?

— Так я же и говорю, что есть. Ник в сети Свин, а так зовут Альберт Бухиев.

Генерал Петя скривился и хотел было плюнуть на пол, но спохватился и вместо этого трубно высморкался:

— Ну, эта дрянь мне, положим, известна. Мне о нем Мишаня-Змей рассказывал как-то. Но ты знаешь, дрянь-то дрянью, но шуму наделает много, а это как раз то, что нужно. Так что права твоя Кира.

— Да теперь получается, что не моя…

— Ну, «ваша». — И генерал Петя обидно рассмеялся, отчего у Геры начал дергаться лицевой нерв, и казалось, что он ни с того ни с сего быстро-быстро подмигивает. — Ладно-ладно. Не буду больше, извини. Так что мое мнение тебе теперь известно.

— А вы знаете, что он сидел?

— Нет. Змей про это ничего не говорил. А за что сидел, не знаешь?

— Вроде за воровство…

— Ну, это несложно проверить. Я распоряжусь, чтобы запрос в ГУИН послали, завтра скажу тебе. И вот еще что, — генерал Петя остановил Геру этим «еще что» почти на самом выходе, сделал приглашающий жест, мол, «пойди-ка сюда, скажу кой-чего на ушко». Гера вернулся:

— Забыли что-нибудь, Петр?

— Да нет. У меня все отрепетировано заранее, ха-ха-ха. Ну, а теперь серьезно: если тебе Славик будет чего-нибудь предлагать…

— Что именно?

— Тьфу! Да что ж это за манера-то старших перебивать?! Рот на «цыц» и слушай: если он тебе ненароком чегой-то покажет, а потом предложит взять, ты бери и держи при себе — глядишь, сгодится…

…Уже после нескольких «перекладных», сидя в своем уютном автомобиле на заднем сиденье, Гера достал из кармана бумажник, а из бумажника фотографию Насти, ту самую, которую он сделал тогда, в самом начале своей новой карьеры. С чем же он остался в результате? Да ни с чем!!! Герман стиснул зубы, понимая, что сотворил несусветную глупость, променяв Настю на какую-то фантастического полета мегастерву. «Попал», одним словом. Но, как ни странно, чувства любви к собственной, еще официально не разошедшейся с ним жене у него не было. Все перегорело, и осталась лишь досада на себя, на собственный неправильный ход. «Поставил не на то поле. Надо было на «красное», а я, кретин, свалил все на «черное», а фифти-фифти — самый обидный результат вероятности на свете, когда твоя большая надежда вдруг оборачивается огромным разочарованием», — изъяснялся Гера сам с собою, при помощи рулеточных терминов. Коньяк требовал надрыва, и Герман набрал номер своей бывшей поднебесной квартиры. Но вместо голоса Насти он услышал голос какого-то мужика, который, видимо, учился говорить по-русски и с ужасным прононсом поинтересовался у Геры, кого ему, собственно, позвать.

— Да какого черта! — выругался Гера. — Что за день сегодня, куда ни плюнь, везде какие-то иностранные шпионы! — И, угадав по прононсу в незнакомце англичанина, перешел на английский: — Who’s the hell are you?

— Меня зовут Артур, — отозвался воспитанный англичанин.

— А какого ты черта делаешь в этом доме, Артур? — с издевкой продолжал Гера, убежденно не собираясь становиться на путь джентльменства.

— Я здесь живу, сэр, — все так же вежливо ответил Артур, для пущего эффекта затянув гласную в слове «сэр».

— Вот как? А где же в таком случае моя, э-ээ, где же тогда Настя? Она что, сдала тебе квартиру?

— Анастасия вместе с ребенком и няней на приеме у детского дантиста. У мальчика режутся зубы, он плохо спит, сэр.

— А ты тогда что делаешь один в чертовой квартире?

— Я уже сказал вам, сэр, что я здесь живу.

— В качестве кого?

— Я друг Анастасии. С кем имею честь?

— Друг… — Из Геры будто разом выкачали весь кислород и вместо него напустили сернистого газа. Дышать нет теперь решительно никакой возможности. — Вот как… Знаешь что, друг. Да пошел ты…

— Простите, сэр?

— Пошел на хуй, я сказал! — выпалил Гера и бросил трубку так, что она попала в голову шофера, тот от неожиданности «потерял руль», и они чуть было не ушли с дороги. «Водила» был опытный, сумел выровнять машину и вопросов задавать не стал: он слышал разговор и почти все понял.

Петя и Пронин

Биография Вячеслава, или просто Славы Пронина, до истечения первой половины жизни никакого интереса не представляет. Все как обычно: родился в Вологде, мать скромная учительница английского языка в средней школе, отец ушел из семьи, когда Славе исполнилось лет десять, точно он и сам уже не помнил. И с перспективой у Славика было небогато: либо остаться в родной Вологде и заниматься черт знает чем, либо попытать счастья в Москве, пристроившись в какой-нибудь институтишко, стать технарем, попасть под распределение в тмутаракань и, как это водится, обзавестись законной мегерой и двумя спиногрызами. Мрак, одним словом. Среднестатистический мрак.

Жизненные вероятия вологодского паренька круто изменились после того, как мать Славика, симпатичная, между прочим, и умная женщина, съездила в Москву на какой-то не то конгресс, не то слет учителей. И там, в Москве, совершенно немыслимым, космическим образом пересеклись пути ее и генерала Пети, который тогда еще ходил в майорах, но уже успешно отработал к тому моменту в трех странах: в одной — дружественного социализма и в двух капиталистических. Так вот, майор Петя вышел как-то раз «размяться на Бродвей», так называли в то время Тверскую, и в ресторане «Арагви», за столиком, четвертым от входа, слева, он увидел маму Славика, ужинающую в компании таких же скромных, но слегка потерявших это качество учительниц, выпивших вина и позволяющих себе иногда довольно громко посмеяться. Что, согласитесь, для женской компании не токмо нормально, но и необходимо. Оркестр «Арагви» тут же заиграл что-то медленное, танцевальное, не то «Сулико», не то «The Girl», и майор Петя, приосанившись и отставив в сторону пивную кружку свою, подошел к приглянувшейся ему женщине и пригласил ее на танец.