Книга мечей - Ричард Бёртон

В число строго хелидонских клинков я не включал раздвоенное лезвие. Наглядный пример последнего — Орисский меч: две почти овальные формы исходят из одной рукояти, но они разделены по всей длине. На Золотом Берегу обнаружена и еще одна форма: клинки расположены как знак Овна; их единственное предназначение — отрубать носы и уши [239]. Отрубаемый член помещается на место соединения лезвий, и состригающее движение вверх производит увечье. Для следующей страницы я приберегу «расщепленные мечи» — два клинка в одних ножнах, какие использовались в средневековой Европе и до сих пор сохранились в Китае.

Подведем итог этой длинной технической главы: меч должен быть крепко закреплен и хорошо свинчен спереди и сзади, так, чтобы не оставалось промежутка между рукоятью и клинком. Захват должен быть прочным, а хвостовик — закреплен либо заклепками, либо, что еще лучше, завинчивающейся головкой; если этого не сделать, у оружия не будет толкового лезвия. Испытывая оружие, им следует несколько раз подряд с силой ударить по деревянной подставке. Если ручка не ослабевает, а клинок издает правильный звон, это признак удовлетворительности крепления: если же клинок дребезжит или удар причиняет боль руке, то, значит, крепление неправильно, и удар таким мечом будет неэффективен.

Примечание: тип и модель прямого лезвия — это форма рапиры, которую мы называем толедской. Она, возможно, происходит от спаты, или длинного меча римских кавалеристов; но свою современную совершенную форму он получил во время правления Карла V (1493–1519 гг.). Примером кривого клинка является так называемая дамасская сабля, датируемая, наверное, эпохой раннего ислама (VII веком), когда восточные армии по большей части состояли из всадников-бедуинов.

Глава 8

МЕЧ В ДРЕВНЕМ ЕГИПТЕ И СОВРЕМЕННОЙ АФРИКЕ

На текущий момент история знает цивилизации — со своим языком, литературой, наукой, искусствами и оружием — древнее египетской. Надо изменить и модернизировать устаревшую пословицу «Ех Oriente lux» — «свет исходит с Востока», — представляющую, будто это освещение исходит из Индии; истина прямо противоположна. Заря знания зародилась и взошла не на востоке, а на юге, на Черном континенте, который является также и Высоким континентом [240]. Не можем мы больше соглашаться и с тем, что

Путь империи лежит на запад.

Как учит нас профессор Лепсиус, «в древнейшие времена на человеческой памяти мы знали только одну продвинутую культуру, только один способ письма и только одно литературное искусство — египетское». Карл Фогт, человек, имеющий смелость говорить то, что думает, режет напрямик: «Наша цивилизация произошла не из Азии, а из Африки». В поисках нашего происхождения мы должны вернуться к

Великой владычице мира в египетской долине.

Современные египтологи пересматривают ложные и односторонние теории, основанные на скудных исследованиях антропологической литературы на греческом, латыни и иврите. В долине Нила мы все еще находимся на пороге изучения — топографического, лингвистического и научного. О протоегиптянах и их первоначальном ремесле мы знаем все еще очень мало; а ведь абсурдно было бы предполагать, что человек начал свой путь к цивилизации с постройки пирамид, высекания обелисков и вырезания иероглифов. «Кушитская» школа, основанная на азиатских эфиопах или епископе Евсебии и неудачно представленная Бансеном, Масперо, Уилкинсоном, Мариэттом, Бругшем и еще множеством менее значительных имен, определила, что древние жители окрестностей Нила «несомненно прибыли из Азии». Этой теории сильно не хватает доказательств; и то же самое можно сказать и о популярных представлениях, основанных на библейских сказаниях, — «первые колонисты Египта пришли из Месопотамии». Кажется, мы читаем сказку, когда видим (у Уильяма Осбурна), что «искусство этих первобытных египетских художников было частью той цивилизации, которую принесли с собой первые поселенцы, прибывшие в долину Нила».

Я убежден в том, что древние египтяне были африканцами, и чистыми африканцами; что жители долины Нила — это и сейчас негроиды, «подбеленные» большим вливанием сирийской, арабской и других азиатских кровей, и что колыбель этого народа — Эфиопия. Эсхил уже покрыл их черные тела белыми одеждами, когда Геродот сделал их чернокожими по сравнению с арабами [241] и североафриканцами. Каждый путешественник считает свое описание хорошим для своих дней. Блюменбух объявил, что древние египтяне имели берберское происхождение (народ Псаметика, или сына Солнца). Хартманн выражал мнение, что они были не азиаты, а африканцы; доктор Мортон изменил свое изначальное мнение, обнаружив, что у них черепа негроидов. Я надеюсь подтвердить их правоту, создав большое собрание черепов мумий. Совершенно точно, что волосы — эта великая характеристика любого народа — у современных египтян не мягкие, как

утверждает профессор Хаксли, а наподобие проволоки, как и у их предков. Более того, их тип, как отчетливо показывает пример Сфинкса — меланохроитовый негроидный. В конце концов, есть и другие признаки, которые нет необходимости отмечать здесь, отделяющие как людей, так и лошадей африканского происхождения от арабского.

Есть история Древнего Египта, в которую мы еще не углублялись. Геродот освещает ее, когда считает, что жрец Пта в Мемфисе претендует на древность в 11 340 лет, за каковой период правило 341 поколение царей и жрецов. То же самое делает Платон, когда говорит о гимнах, которым 10 тысяч лет, и Мела, когда насчитывает 330 царей перед Амасисом, которые правили более 30 тысяч лет.

Размеры «Кеми» [242] произвольно приписывались речной долине до Первого порога, или 700 миль в длину и семь — в ширину, которые в районе дельты расширялись до 81 мили. Мы справедливо можем ожидать, что современный Маср — только кусок восточной части древнего Мизраима. Греки считали границы Азии раскинувшимися за Суэцкий перешеек и Нил и простирающимися до Ливии [243]. Этот «Великий Египет» все еще предлагается системой Бар-Била-Ма, обширной Фиумаре, ныне сухой, как кость, и линией оазисов в диких землях к западу от Речной долины с их гигантскими развалинами протоисторического Прошлого, которые могут датироваться еще теми временами, когда бассейн Бар-эль-Газала — озера, подобного Танганьике и Виктория-Ньянза, — начал свой ежегодный слив воды на север по каналам, параллельным «реке Египетской». Бассейн озера заилился бы в ходе естественных процессов, и избыток воды, который больше не мог стекать на север, проложил бы себе путь на восток, в Нил. Более легкое стекание превратило бы озеро в речной бассейн и систему, а более неорошаемые земли могли превратиться в пустыню, покрытую пятнами, как леопардовая шкура, в виде оазисов или имеющих воду долин.

Обилие популярной литературы ознакомило публику со внешними аспектами Древнего Египта, но мир все еще далек от того, чтобы прочитать то послание, которое Египет оставил человечеству. Мы должны вернуться к «Чудесам на берегах могучего Нила» в поисках происхождения всего, что интересует нас больше всего. Эта страна — колыбель языка. Ее язык содержит все элементы так называемых «арийской», семитской и аллофилийской, или туранской, языковых семей и датируется задолго до дней их теперешнего распространения. В «Египте» Бунсена впервые отмечен этот факт, на некоторой дистанции, впрочем, и без указания его важности. «Все семитские местоимения и суффиксы», утверждает М.К. Бертин, «можно проследить вплоть до их египетских прототипов, особенно времен ранних династий»; он мог многое добавить и о других формах. Бругш повествует нам, что примитивные корни и основные элементы египетской грамматики указывают на тесную связь с индогерманскими (!) и семитскими языками [244]. Аллофилийский, или агглютинативный туранский, язык [245], третий, не являющийся ни арийским, ни семитским, тоже прослеживается в древнекоптском.

Что же позволяют предположить эти факты? Лишь то, что элементы, существовавшие в египетском языке, переместились с берегов Нила и эволюционировали, разделялись и дифференцировались во многих центрах. Словосоставная, или иранская, схема находит свой дом в Восточной Европе (Греция, Италия и славянская, или полуазиатская ее часть); в Малой Азии — особенно во Фригии, в Месопотамии, в Персии и, в конце концов, в Индии, где он установился сравнительно недавно. Это объясняет, как филолог может вывести санскрит из литовского языка, уберегает нас от «арийской ереси» [246], отменяет «индоевропейский язык», или, что еще хуже, «индогерманский» — этот современный пример национальной скромности. Оба термина содержат в себе теорию — и теорию недоказанную. Опять же словоразвивающая, или арабская, схема, абсурдно именуемая «семитской» (от имени Сим!) возрастала, умножалась и совершенствовалась в Северной Африке и Аравии, в то время как туранская становилась все более независимой и, выделяясь из аккадского, распространилась по Китаю и землям татар.