Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток - Александра Маринина

— Я нарисовала этим риэлторам полную картину, объяснила, что у вас двое сыновей и вам нужна квартира из трех комнат, не меньше, — обстоятельно излагала Бэлла Львовна. — Они сказали, что могут предложить нам две однокомнатные квартиры и одну трехкомнатную, а если вы согласитесь жить в отдаленном районе — то и четырехкомнатную.

— Четыре комнаты! Ты слышишь, Наташка? Четыре! Вместо нынешних двух.

Вадим с трудом справлялся с охватившим его возбуждением, ерзал на диване и радостно улыбался.

— У каждого из мальчиков будет своя комната, они уже большие, еще два-три года — и они не смогут жить вместе. У нас с тобой будет спальня и общая гостиная, никто никому не мешает! Блеск!

— Погоди, Вадим. — Наташа жестом остановила его и снова повернулась к соседке: — В каких районах они предлагают нам квартиры?

— Сказали, что будут подбирать разные варианты и предлагать нам. А эту квартиру они приведут в человеческий вид, отремонтируют и продадут состоятельным «новым русским». В нашем доме они уже три квартиры расселяют.

— Хорошо, — вздохнула Наташа, — давайте посмотрим в глаза реалиям. Мы имеем четырехкомнатную квартиру в историческом центре Москвы, в старом доме с просторной прихожей, высокими потолками и огромными окнами, внутри Садового кольца, в двух минутах ходьбы от метро. Здесь развитая инфраструктура, огромное количество магазинов, ресторанов и кафе, театров и прочих нужных заведений. Что нам могут предложить взамен? Еще одну четырехкомнатную квартиру плюс две однокомнатные. Это означает, что квартиры эти в любом случае будут маленькими и дешевыми и располагаться в районах дальних новостроек, где нет ни метро, ни магазинов, ни, кстати сказать, телефонов. Нельзя за четыре комнаты получить равноценные шесть плюс еще две кухни и два санузла. Мы со своей четырехкомнатной можем оказаться где-нибудь в Митине, чуть ли не за Кольцевой автодорогой, откуда до ближайшего метро нужно долго добираться автобусом, который еще и ходит нерегулярно. А вы, Бэлла Львовна, будете жить на другом конце города и тоже далеко от метро, магазинов и поликлиники. Телефон вам поставят лет через пять, если не больше, и вы даже не сможете вызвать врача, когда заболеете. Как вы все это себе представляете?

— Не сгущай краски, — заявил Вадим. — Ты забыла о том, что Ире квартира больше не нужна, она выходит замуж и переезжает к мужу. Риэлторы должны будут подыскать нам не три разные квартиры, а только две, стало быть, одна из них может оказаться и подороже за счет приближения к транспортным магистралям. И потом, можно поставить им условие, чтобы они поселили нас с Бэллой Львовной в одном доме. Или хотя бы на одной улице. Правда, Бэлла Львовна?

— Нет, — старая соседка отрицательно покачала головой, — мы не можем лишать Иру жилплощади. Мало ли как сложится ее семейная жизнь? Ей даже уйти будет некуда. И потом, нам никто не позволит продавать квартиру, если один из прописанных в ней жильцов не имеет новой площади, куда может переехать. За этим следят очень строго. Новых квартир должно быть три, иначе нельзя.

— Ну хорошо, — Вадим легко уступил одну из позиций, — но все равно можно потребовать, чтобы две квартиры из трех были в одном доме. Я считаю, что это будет прекрасным решением проблемы.

— Вадик, милый, ты неисправимый оптимист, — Наташа присела рядом с мужем, ласково положила руку на его плечо, — как ты себе представляешь нашу жизнь на окраине и без телефона? Сейчас, когда мы находимся в двух шагах от метро, я ухожу из дома в половине девятого и возвращаюсь не раньше десяти, а что будет, когда метро окажется в получасе езды на автобусе? Ты меня вообще дома не увидишь. А мне нужно будет еще продукты покупать и готовить. На что ты хочешь меня обречь? На каторгу?

— Пожалуйста, бери машину и езди.

— Ты прекрасно знаешь, что я не могу водить машину.

— Глупости! — оборвал ее Вадим. — Это тебе только так кажется. Подумаешь, взяла всего несколько уроков — и уже выводы сделала. Найди хорошего инструктора, он тебя в два счета научит.

Наташа действительно пыталась научиться водить машину и получить права, но очень скоро поняла, что это занятие не для нее. На площадке все получалось просто замечательно, но как только она оказывалась на проезжей части, ее охватывала такая паника, что хоть бросай руль и выскакивай из салона. Она безумно боялась машин и покрывалась холодным потом даже тогда, когда ехала в качестве пассажира. Никакие уговоры инструктора, что, дескать, рядом едут нормальные люди, которые ее видят и тоже не хотят попадать в аварии, Наташу не успокаивали. Она хорошо знала, как много сидит за рулем пьяных, обколотых или наглотавшихся таблеток водителей, а также тех, кто купил права за деньги без надлежащего обучения. Нет, ни при каких условиях она не сможет преодолеть свой страх и вести машину. Ее нервная система к этому не приспособлена. К тому же у нее есть еще один врожденный дефект — плохое ощущение правой и левой стороны, а вернее, полное отсутствие такового. Она даже цепочку на шее не может застегнуть и расстегнуть на ощупь, заведя руки назад, обязательно переворачивает ее замочком вперед, чтобы видеть. Однажды Вадим подарил ей коротенькую, под горло, красивую витую цепь, замочка которой Наташа никак не могла видеть, даже перевернув. Расстегивать ее на ощупь она еще кое-как могла, а вот застегивать, глядя в зеркало, никак не удавалось, она мучилась, пыхтела и не могла сообразить, почему ей кажется, что она двигает рукой назад, а оказывается — вперед. Во время движения такая же ситуация, только во много раз более опасная, складывалась с зеркалами заднего вида. Наташа хронически ошибалась, не понимая, сокращается расстояние между ней и идущим сзади автомобилем или, наоборот, увеличивается, и справа этот автомобиль или слева. В конце концов она оставила затею с получением прав, разумно решив, что лучше ездить на метро, чем тратить бесконечные деньги на ремонт своей и чужих машин, при этом с риском оставить сыновей сиротами, а мужа — вдовцом.

— Вадим, я не буду водить машину, это даже не обсуждается. Давай исходить из того, что есть. К слову замечу, что сейчас мы живем рядом с Киевским вокзалом, с которого ты каждый день ездишь на работу в Обнинск. И даже при этом ты встаешь в пять тридцать, а выходишь из дому в шесть утра. Ты готов вставать в четыре?

— Встану, — коротко ответил Вадим. — Во сколько нужно, во столько и встану.

— И на чем ты будешь добираться до вокзала? Автобусы в четыре утра еще не ходят, — заметила Наташа.

— На машине поеду.

— И оставишь ее на целый день на площади перед вокзалом? Вадик, это несерьезно. Если поставить ее на платную охраняемую стоянку, то это выйдет слишком дорого, мы за неделю истратим всю твою зарплату. А если оставить просто так, то рано или поздно ее угонят. Я понимаю твое желание переехать в отдельную квартиру, но ты должен понимать, что издержки могут оказаться неизмеримо больше, чем выгоды. И еще одно: мы с тобой оба очень много работаем, рано уходим и поздно приходим. Сейчас за мальчиками присматривает Бэлла Львовна, и накормит, и проследит, чтобы уроки сделали. Когда мы останемся одни, Сашка и Алеша останутся полностью безнадзорными. Не забывай, сколько им лет. Одному двенадцать, другому — тринадцать, они еще не настолько взрослые, чтобы вести себя разумно и ответственно, а возраст опасный и через пару лет станет еще опаснее.

— Но если Бэлла Львовна будет жить с нами в одном доме, она сможет каждый день приходить, сидеть у нас и присматривать за ребятами. Ведь так, Бэлла Львовна? И вообще, я не понимаю, что мы обсуждаем, перспективу получить отдельное новое жилье или причины, по которым мы должны отказаться от этого? У меня складывается впечатление, что не первое, а именно второе.

Конечно, второе, а не первое, подумала Наташа. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Невозможно улучшить ситуацию, ничем за это не заплатив. А плата в данном случае может оказаться слишком высокой. К такой плате Наташа не готова.

— А почему молчит уважаемый Марк Аркадьевич?

Вадим внезапно повернулся к Марику и уставился на него сердитыми глазами.

— Я бы хотел услышать и ваше мнение, ведь речь идет и о вашей матушке тоже, а не только о моей семье.

Наташин слух больно резануло это разделение «вашей матери» и «моей семьи», она давно уже не воспринимала Бэллу Львовну как нечто отдельное. Бэлла Львовна оставлена была Мариком на ее попечение так же, как и Иринка, и Наташа немедленно зачислила ее в члены своей семьи, в круг тех, о ком она должна заботиться, за кем должна ухаживать.

Марик на протяжении всего разговора сидел молча, ни единым словом не давая понять, чью сторону принимает в этом споре. Справедливости ради надо заметить, что и Бэллочка своего мнения не высказывала. Получалось, что спорили только Наташа с Вадимом, а точка зрения соседки в расчет не принималась.