Судьбы местного значения - Владислав Валентинович Стрелков

открыть обзор, чуть не сверзился.

— Ветку придержи, — сказал капитан сержанту, привстал и поднес бинокль к глазам.

На крыльце стоял мужик. К кепке набекрень, пиджак накинутый на плечи. Стоит, зевая и почесывая выпирающий живот. Хоть кто-то живой. И не один. Мужик кому-то что-то говорит. Значит, кто-то перед крыльцом присутствует. Причем давно, так как улица в этом месте просматривается, но никто по ней не проходил.

Мужик достает из кармана коробочку, вынимает папиросу. Хлопает по карманам штанов, снимает пиджак, шарит там. Затем жестом кого-то подзывает. Подходит другой мужик. На плече винтовка. Часовой? Тогда почему в гражданском? Тот чиркает спичками, дает прикурить, поворачивается. И Лукин замечает повязку на рукаве. Белую. Тут по плечу постучал Тамарин.

— Командир, ветер поднялся.

Лукин и сам ощущал дуновение и поднял бинокль выше. Флаг на коньке затрепыхался. Красный флаг. Неужели в Матвеево наши? — подумал Лукин. И тут полотнище развернуло ветром — в центре стяга в белом круге трепыхалась кракозябра свастики.

Тамарин смачно выругался. Флаг он разглядел. Повязку вряд ли, но белый круг со свастикой в центре заметил.

— Выходит, в Матвеево немцы?

Но Лукин не ответил. Ни одного солдата противника за время наблюдения не замечено, но это не значит, что немцев в селении нет. Раз на карте имеется обозначение саперного батальона, значит так и есть. И не важно, что противника не заметили.

— Спускаемся.

Лукин собрал группу и поведал результаты наблюдения.

— Вопросы или предложения имеются?

Бойцы переглянулись.

— Жетон… — тихо сказал Чичерин.

— Жетон, — кивнул Лукин, и пояснил бойцам:

— Каски немецкие наденем, плащи поверх и в наглую проедем через Матвеево и до наших…

— Стоит использовать прихваченные немецкие кителя, — добавил лейтенант.

— Нужно будет использовать, — кивнул Лукин и задумался, припоминая габариты обер-лейтенанта. При всей своей стати, немец был ниже капитана и плечами поуже, хотя немца вблизи он видел уже мертвым. Но размер явно не его, а лейтенанту-то как раз будет.

— Юрий Яковлевич, как у тебя с немецким? — спросил Лукин Чичерина.

— Читаю и говорю свободно.

— Произношение?

— Марта Карловна хвалила мой баварский акцент.

— Отлично! — кивнул капитан. — Все, возвращаемся.

К выходу еще надо было подготовится. По лесам группа бродит уже продолжительное время. Следовало привести себя в должный вид. Лица у всех порядком заросли. Кроме того трофейную форму тоже надо в порядок привести. Форму рядового и фельдфебеля только почистить. А у обер-лейтенантского кителя весь ворот, благодаря лейтенанту, заляпан кровью. Просто стрельнул бы в голову, а не ножом по горлу. Теперь надо как-то отстирать эту кровь.

Вернулись к месту стоянки. Абадиев был уже в сознании.

— Как дела, Умар?

— Хорошо, командыр! — бодро ответил боец.

Хорошо-то хорошо, но именно из-за Абадиева пришлось встать на ночь. Свернули в лес, нашли родничок. Тамарин с Карасевым ушли в разведку. Красина выставили в охранение. Запалили костер, поставили кипятиться воду в котелке, мальчишку с Голубевым озадачили поддержанием костра…

После ранения Абадиева просто перевязали. Всю дорогу он виду не показывал, что ему больно. Весело скалился и шутил, с мальчишкой в водителя играл. И никто не заметил, как Умар отключился. Стало понятно, что надо бойцу помощь оказывать, пока не поздно. Плохо, что из медикаментов только бинты, что нашлись у немцев и пузырек с йодом на донышке.

Осмотр раны показал — пуля, пробив тонкую броню ганомага, попала в плечо, прошила мышцы, прошла вдоль лопатки и застряла под кожей. Её пощупали пальцами, прикинули длину раневого канала, задумались. Хотя, думали в основном трое, кто имел хоть каплю медподготовки — Степаненко, Лукин и Кузнецова. Сержант умел первую помощь при ранениях оказать. Капитан, благодаря супруге, знал кое-что. Маша в госпитале санитаркой недолгое время проработала. И теперь эта медбригада совещалась.

— Пулю проще вырезать, — сказал капитан.

— А как рану будем чистить? — спросила Кузнецова.

— Рану обязательно чистить?

— Обязательно, сержант, — ответил Лукин. — Пулю-то достанем, но она занесла внутрь грязь и обрывки ткани.

— Если не почистить, начнется сепсис, — добавили Маша. — Только вот чем раневой канал чистить?

— Слово-то какое — сепсис. Скажите просто — антонов огонь. А чистить… — задумался Степаненко. — Канал можно шомполом чистить!

В момент из маузера достали шомпол.

— Бинт через ушко, намочить самогоном, и протолкнуть насквозь, — осматривая шомпол, резюмировал Лукин. — Юрий Яковлевич, ты вроде крови не боишься. Будешь Умара держать.

Подправили остроту НР-40 и вместе с шомполом сунули в кипяток. Нарезали кусочков бинта для тампонов и замочили в самогоне. Привели в чувство Абадиева.

— Умар, надо пулю вытаскивать и рану чистить. Будет больно…

Абадиев оскалился в улыбке:

— Дэлай, командыр!

— Вот, выпей, — сунули ему фляжку с самогоном. Затем капитан дал свой ремень с портупеи. — В зубах зажми.

Операцию проводили внутри бронетранспортера. Степаненко, Лукин и Чичерин на всякий случай прижали бойца, а вырезать пулю вызвалась Мария. Кузнецова, закусив губу, сделала разрез. Убрала тампоном выступившую кровь и сразу увидела пулю. Подковырнула её острием и выпихнула. Прижала тампон к ране. Абадиев даже не дернулся. Не напрягся. Звука не издал.

— Молодец, Умар. И ты Маша, тоже молодец — похвалил Лукин. — Теперь маленький тампон на шомпол и чистить.

Начав проталкивать шомпол, Кузнецова не сдержала слезы. Она видела, как напрягся Умар. Но ни стона, ни малейшего звука, только тяжелое дыхание выдавало, что ему больно. Очень больно. Тампон проталкивался с трудом. Казалось, что ничего не выйдет, но вдруг из входного хлынула кровь, вперемешку с гноем, затем вывалилось что-то красно-черное, и показался металл шомпола.

— Вынимай и повтори, — сказал Лукин.

Маша вздрогнула. Еще раз чувствовать этот ужас?

— Умарчик? — сквозь слезы произнесла она.

— Д-делай, Машэнка!

Повторно тампон прошел легче. Как только Кузнецова вынула шомпол, Умар расслабился.

— Сознание потерял, — сказал сержант.

Он поднял вывалившуюся ремень с четкими отметинами зубов.

— За малым не перекусил… — покачал головой Степаненко.

Абадиева перевязали и устроили на боковой лавке ганомага. Как начались сумерки, вернулись Тамарин с Карасевым. Выяснилось, что до Матвеево немного не доехали. Наблюдали час. Немцев не видели. И Лукин решил самому выдвинуться к селению перед рассветом…

Глава 11

Из-за бронетранспортера, вышел обер-лейтенант Эрих Шумберг по документам, а на самом деле Юрий Яковлевич Чичерин, лейтенант госбезопасности. Он привалился плечом к броне и принялся рассматривать фуражку в руках. Следом появился Степаненко, застегивая мундир и недовольно бурча, мол — приходится всякую дрянь на себя напяливать. Вышел Голубев, уже застегнут и подпоясан. Пилотка на ремне. Три «немца» выстроились практически вряд. Тихо прыснула Кузнецова в кулачек. Бойцы сдержали улыбку. Лукин прищурился.

— Маскарад, йоп… — ругнулся капитан и подошел ближе.

Голубев в форме рядового и «фельдфебель» Степаненко показушно вытянулись. Лукин критически их осмотрел, поправил ремни, и распорядился рукава закатать. Шагнул к «Шумбергу».

Как и предполагалось, мундир обер-лейтенанта на Чичерина сел, будто на него шитый. Но вид портили пятна. Оттереть кровь не получилось. А стирать попросту не где и не чем. Не стирать же маленьким обмылоком для бритья?

Капитан задумался. Вид у всех троих не бравый, клоунский какой-то, хоть кинокомедию снимай.

— У дзядзьки юшка носам пайшла? — спросил Миша.

Мальчишка, увидев вышедшего в немецкой форме Чичерина, сначала за Кузнецову испуганно спрятался, но затем, узнав дядю в форме, успокоился.

— Ага, голову напекло, — хмыкнул Степаненко, и бойцы тихо хихикнули.

— А малец-то дело говорит, — хмыкнул Тамарин.

Лукин задумчиво посмотрел на нос Чичерина, затем на ворот, опять на нос. Лейтенант инстинктивно прикрыл его. А капитан повернулся к мальчишке.

— Боец Михаил, объявляю вам благодарность!

Миша вытянулся.

— Служу працоунаму народу! — пискнул он. И красноармейцы заулыбались.

— Молодец какой! Настоящий боец! Джигит! — хвалили его наперебой.

— Кузнецова, ты бинты отстирала? — спросил Лукин.

— Нет, не успела. Я кителем занималась.

— Давай бинт сюда, и покровавей там выбери. Не будем обер-лейтенанта в нос бить, будет у нас обер-лейтенант в шею раненый.

Марлевую кровавую кучу расправили, выбрали один бинт и скатали для удобства в рулон. Затем сделали повязку на шею. Пока Кузнецова накладывала бинт, Чичерин морщился. Неприятно, стягивает, но что поделаешь — надо. Лучше бы я пристрелил немца — подумал он.

— Вот так, — кивнул капитан, рассматривая дело рук девушки. — Даже пятна