В западне - Лия Рой

он еще не видел, уже не было, и возня с Димой в планы Есениной точно не входила.

– Мааааш… – Ковалев протянул руку, нелепо выбил из ее ладони мобильный, что, тихо звякнув, опустился на пол в коридоре. – Брось его… он тебя не заслуживает…

– Ну конечно… – Есенина хмыкнула и грустно улыбнулась, скрестила руки на груди. – Ты меня заслуживаешь, да? Преследуешь, проходу не даешь и все это стоило мне только стать хоть немного счастливой…

– Это он-то тебя счастливой делает? – На удивление, говорил Дима связано, в голосе сквозила ни то обида, ни то боль, которая отчетлива была слышна в каждом слове. – Ты должна быть со мной… я знаю это…

– Ты пьян, Дим, езжай домой, – раздраженно произнесла Маша. Нагнувшись, чтобы поднять телефон, она никак не ожидала подлого хода со стороны Ковалева – тот дернул ее на себя, ухватив за талию и заставил приземлиться едва ли ни к себе на колени. В нос тут же ударил запах алкоголя, их лица соприкоснулись, жесткая щетина неприятно оцарапала нежную кожу. При всем при этом, Маша ударилась локтем о твердый паркет. Задержать девушку в своих объятиях Диме удалось лишь на пару мгновений. – Придурок ненормальный, а ну отпусти меня! – Есенина смогла вырваться из рук злодея, но совсем ненадолго, в конечном итоге Ковалев вцепился в нее мёртвой хваткой и прижал спиной к своей груди, оплел руками талию, словно проклятая лиана.

– Не пущу…

– Ты больной, Ковалев! Я полицию вызову к чертовой матери! А ну пусти! – Маша в очередной раз дернулась, сидеть на полу в скрученной позе было неудобно, чужие руки причиняли боль, потому что сжимали ее слишком сильно. – Ну же!

– Я люблю тебя… – это прозвучало почти шепотом, но Есенина услышала. И замерла. Перестала вырываться.

Она никому и никогда не признавалась, наверное, даже самой себе, но она ждала этих слов. Много лет. С самой первой их встречи с Димой. И даже после истории с абортом. Она перестала ждать их совсем недавно, потому что сердце, разбитое коллегой с такой легкостью, наконец, начало оттаивать и биться быстрее рядом с другим.

– Дим… уходи. – Он больше не держал ее, руки Ковалева просто лежали на ее талии, она чувствовала их тепло, но силы, удерживавшей ее ранее, больше не было.

– Мне жаль, слышишь? – Дима прижался к ней, уткнулся носом куда-то в изгиб шеи. – Мне жаль, что так вышло, если бы я мог повернуть время вспять, все было бы по-другому, ты была бы моей женой и матерью моего ребенка. Маш… не отвергай меня, я без тебя не могу…

Мария не заметила, как слезы прочертили дорожки на ее щеках. Слышать такое было не радостно, не грустно, а только чертовски больно. Лучше бы Дима никогда не произносил этих горьких слов.

Руки Ковалева принялись гладить ее по голове, волосам, в конце концов Дима снова прижал ее к себе и крепко обнял, пытаясь успокоить, потому что слезы уже застилали ей глаза.

Дима еще много говорил, о том, как сожалеет, о том, что очень хочет от нее ребенка, что готов женится на Маше хоть сегодня, что никогда не простит себе того, что натворил в прошлом. Есенина сидела рядом с ним на холодном полу, тихо и внимательно слушала, пытаясь понять, что чувствует. А когда Ковалев, наконец, ушел, взяв с нее клятвенное обещание ответить на следующий его звонок, Маша свернулась на своей кровати в калачик и проплакала до самого вечера.

Она не понимала, почему ей по сей день было так больно. Прошло много времени, Мария должна была отпустить эти чувства. Но они все еще были. Сердце все еще оживало рядом с человеком, который в прошлом заставил ее совершить ужасный поступок.

А затем Есенина вдруг представила себе, что у них могло бы быть… если бы тогда все сложилось, сейчас они были бы парой, у них рос бы сын или дочь, они бы дружили семьями с Громовым… Сложилась бы так удачно ее карьера? Любила бы она Диму до сих пор? Каким был бы их брак?

Маша так и не поняла, что чувствует, но встречу с Томом отменила, позвонив ему и сославшись на то, что плохо себя чувствует. Барнс ей безоговорочно поверил, но Мария заверила, что все будет хорошо уже завтра, и это просто легкое недомогание. Волновать Тома напрасно не хотелось. В конце концов, они решили, что все перенесут на воскресенье.

Маша рассказала обо всем случившемся подруге, ничего не утаила, потому что сейчас ей было нужно выговориться полностью, а Лия внимательно выслушала ее, ни разу не перебив.

– Я не знаю, что мне делать… – прошептала Есенина, борясь с порцией слез, которые грозились снова политься с новой силой. – Я не знаю, что чувствую к Диме, не понимаю, что чувствую к Тому, я боюсь, что совсем скоро он уедет и наша сказка закончится, боюсь совершить ошибку, которую нельзя будет исправить, я… ничего не знаю… – Маша все-таки всхлипнула, а Лия только притянула ее к себе. Уложила голову подругу на колени и принялась мягко гладить по спутавшимся волосам.

– Я не могу сказать тебе, что делать, – тихо начала Леонова. – Не могу сказать, что правильно чувствовать, что будет лучше для твоего будущего, я могу с уверенностью сказать лишь две вещи. Первая – чтобы ты не предприняла, на данный момент – это будет правильным решением…

– А вторая?

– А вторая… – Лия замялась. Она не была уверена, что может говорить об этом, считала, что не имеет права давить на подругу, но это действительно было ее мнением и скрывать его было бы также неправильно. – Том кажется мне хорошим. Ты рядом с ним светишься. За последние две недели просто расцвела, я тебя такую ни разу не видела. Вы – прекрасная пара и мне кажется, что он из тех мужчин, что делают для своей второй половинки все, чтобы та была счастлива. Но если ты ничего к нему не чувствуешь… если тебя просто подкупает красота этих отношений и манеры Барнса… то это не выход.

– Я не знаю, что мне делать, Лия…

– Дай себе немного времени. Побудь одна.

– Не хочу одна…