Удел сироты - Роберт Бюттнер

Президент тоже откинулась на спинку и, встретившись со мной взглядом, спросила:

– Джейсон, вы выглядите много старше, чем я подозревала.

– Они говорят, что не годы всему виной, а расстояние.

Она улыбнулась и коснулась пальцем своей щеки, больше напоминающей лист пергамента. Если шесть сотен миль и одна война состарили меня, то дни, проведенные в Белом Доме, превратили ее в старуху.

– Вы счастливы от того, что вновь оказались дома, Джейсон?

– Этот мир не слишком похож на наш дом мадам.

Лимузин замедлил движение и остановился. Мы проехали всего несколько сотен ярдов.

– Понимаю ваши чувства. Я сама выросла в Вашингтоне. Мой отец служил швейцаром в Национальной галерее. Я всю жизнь проработала здесь, занимаясь то одним, то другим.

Она сказала, что никогда не ожидала, что станет сенатором, госсекретарем и вице-президентом.

На это я мог лишь печально пожать плечами.

– Сейчас, когда я выхожу вечером, я всегда сталкиваюсь с кем-то, кто потерял мужа в Питсбурге, сына в Новом Орлеане, и твердо уверена, что могла бы предотвратить все это.

– Госпожа президент, этого никто не мог предотвратить.

– А иногда я встречаю кого-то, кто уверен, что мы заплатили за победу слишком высокую цену.

– Глупости. Мы сражались.

Она вновь поежилась, когда агент Секретной службы, обойдя машину, открыл для нас дверцу.

Мы вышли в холодную тьму, и президент продолжала:

– Они говорят, что единственной вещью, которая хуже, чем сражение на такой войне, так это не сражаться вовсе.

Она повернулась к агенту-телохранителю и коснулась его локтя.

– Том, Сара там упаковала бутерброды и кофе. Их хватит для отделения пехоты, даже если Джейсон станет есть за троих. Мы пойдем, а вы залезайте сюда и сами за собой поухаживайте.

Агент поджал губы. Я знал, что точно так же повели бы себя мои собственные агенты безопасности. Вы не должны оставлять свой объект наблюдения. Несмотря ни на какие приказы.

Но агент кивнул.

– Да, мэм. Спасибо.

Маргарет Айронс выскользнула наружу, вздрогнула под первым ударом ветра, а потом замерла, словно выкованная из железа статуя. Перед нами поднимались ступени Мемориала Линкольна.

Мы прошли половину лестницы, прежде чем я почувствовал, как задрожали ее колени. Я едва успел поймать ее за локоть и поддержать ее. Наконец мы встали бок о бок в тусклом свете у самых ног Линкольна. Мы стояли минуты три, пока она не восстановила дыхание.

– Я прихожу сюда каждый вечер.

– Не понял, мэм?

Она внимательно посмотрела на упрямое каменное лицо Линкольна.

– Если бы кто-то провел опрос в 1863 году[58], то Линкольн набрал бы еще меньше голосов, чем я в самом конце. Думаю Эйб[59] – единственный человек в этом городе, с кем я могу еще говорить. Политики странное племя, не правда ли, Джейсон?

– Не могу сказать. Я ведь не политик, госпожа президент.

Она внимательно посмотрела на меня.

– Нет никого лучше солдат.

А я равнодушно взирал на мраморные стены, на которых были начертаны Геттисбергское послание[60] и речь Линкольна при второй инаугурации.

– Вы имеете в виду меня, мадам?

Она шагнула к стене и провела пальцами по холодному мрамору.

– Джейсон, вы хоть понимаете, к чему может привести ваше политиканство?

– Да, мэм. Общество должно вновь обрести уверенность в завтрашнем дне.

Бывшая президент покачала головой.

– Война закончилась. Народ уже знает об этом. Мы выиграли. При этом мы заплатили ужасную цену. Проблема в том, куда теперь катиться Америка и весь мир. Военные очень дороги, Джейсон.

Неожиданно передо мной стал образ кратера, который когда-то был Каиром. Род человеческий нуждался в каждом дестицентовике, чтобы возродить мир.

– Мы должны тратить деньги на гражданские нужды, мэм.

Она кивнула.

– Но для политиков это не слишком-то хорошо. Им будет лучше, если где-то будет плохо.

– Мэм? Хоть я и новичок в Вашингтоне, мне кажется это глупым.

– Однако, все именно так. Если дела пойдут плохо, им будет нужна мишень, которая станет несимпатична всему обществу. Они также нуждаются и в тех, кто не умеет отступать. В том, у кого в шкафу есть свои скелеты.

Я улыбнулся.

– Но я-то не такой. Я делал ошибки, но я не стыжусь их. И я считаю, что если я всегда говорю правду, то никогда не попаду в неприятность.

Она долго-долго разглядывала каменный пол, потом покачала головой и вздохнула.

– Вы новичок тут.

После этого мы покинули мемориал Линкольну. Бывший президент Соединенных Штатов провезла меня по городу, который она знала как никто другой. Мы поели сэндвичей. Потом лимузин покатил к моему отелю.

Когда я вылез из машины, Маргарет Айронс приподнялась со своего места.

– И последняя вещь, Джейсон. Если вы не захотите увидеть это на первой странице «Вашингтон Пост», то лучше никогда не говорите этого!

Глава двадцатая.

На следующее утро я долго лежал в кровати, наслаждаясь бледным светом, просачивавшимся через занавески моей спальни. Джиб поскребся под дверью, потом открыл ее одной из своих передних конечностей, выскочил в прихожую и вскоре вернулся со свежим номером «Вашингтон Пост».

Он бросил газету на пол рядом с кроватью, сел возле нее, и уставился на первую страницу. Следом за передовицей шел прогноз погоды, которая обещала быть холодной и сухой. Впрочем, как и во все остальные дни после начала войны.

– Нет, Джиб. Не сейчас. Я должен подумать.

Джиб поджал под себя свои шесть лап, вытянул антенну и со вздохом опустился на пол. Я заложил руки за голову и уставился в календарь.

Последние два дня Твай натаскивала меня. В после военном мире пехота уже не имела никакого значения. Люди вроде Брэйса и те проекты, которые он вел – вот все, что нужно от армии. Фактически вегетативная жизнь, которую я сейчас вел, получая жалование генерала, отбирало хлеб у египтян, жителей Айовы и Панамы, без всякой причины.

Сегодня был последний день, когда можно было уйти из армии в соответствии с приказом о демобилизации. Если я так сделаю, Твай не сможет таскать меня за собой, выставляя на показ, словно дрессированную собачонку. Мне дадут большую пенсию, и я смогу сидеть и спокойно писать автобиографию, причем, делая это так, как мне хочется. Если я не хотел ставить свое имя под голо Аарона Гродта, то я мог и не делать этого. Если я хотел говорить о том, что слизни затаились повсюду, я бы мог это делать. Я вздрогнул только об одной мысли об этом. Может мне не стоит идти на поводу у президента?

К тому же у меня возникло сильное желание присоединиться к Пигалица и Уди, когда те обоснуются на гражданке. Я кивнул сам себе. Опыт командира поможет мне принять правильное решение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});