Совсем того! - Жиль Легардинье

— Я сумею его уговорить.

— Нам надо приготовить настоящий пир, я надеюсь на вас с Одиль. Я уже давно не устраивала больших приемов. И кто знает, стану ли устраивать?

Блейк опять стоял у окна на лестничной площадке и наблюдал за главными воротами.

— Зря силы тратите, — сказала ему Одиль, выйдя из своей комнаты. — Сегодня дождя не будет.

Эндрю, не выпуская бинокля из рук, ответил:

— Я никогда не трачу силы зря, особенно когда дело касается таких людей, как мадам Берлинер.

По ту сторону решетки из-за деревьев наконец-то показалось такси.

— Надо признать за ней по крайней мере одно хорошее качество, — сказал Блейк, быстро спускаясь к видеофону, — она пунктуальна.

Одиль стало любопытно, и она последовала за Блейком.

— Что вы приготовили ей на этот раз? Призрака на велосипеде, чтобы ее напугать?

— Слишком рискованно, Филипп не умеет вовремя остановиться.

— А вы сами — воплощенная сдержанность и чувство меры?

Мадам Берлинер позвонила. Ее шарообразное лицо появилось на экране. Блейк рассмеялся, точно озорной мальчишка, нажал кнопку на видеофоне и не отпускал.

— Иногда вы меня прямо пугаете, — сказала Одиль, заинтригованная и вместе с тем обеспокоенная.

Мадам Берлинер взялась за решетку, чтобы открыть калитку. Едва ее рука коснулась металла, как мадам Берлинер начала биться в конвульсиях, отчего у нее даже слетела с головы модная шляпка. Из полуоткрытого рта вырвался странный звук, хорошо слышимый по домофону, похожий отчасти на звук лопнувшей шины, отчасти на хрип просыпающегося весной медведя.

— Вы ненормальный! — воскликнула Одиль. — Сейчас же прекратите!

— Это вы подали мне идею.

— Эндрю, я заявлю на вас!

— Вы думаете, кто-нибудь поверит женщине с черными зубами?

Мадам Берлинер покинула поместье вечером, забрав с собой кое-какие украшения. Подойдя к воротам, она наотрез отказалась дотрагиваться до решетки. Эндрю, проводив ее, поднялся к себе отдохнуть. Когда он проходил мимо двери Манон, ему показалось, что он слышит рыдания. Он постучал.

— Это Эндрю. Все в порядке? Ответа не последовало.

— Пожалуйста, скажи мне, — настаивал Блейк.

Дверь открылась. Девушка уже вытерла слезы, но заплаканные глаза выдавали ее состояние.

— Какие-то проблемы? С беременностью?

— С этим все в порядке. Ребеночек лакомится печеньем на чистом сливочном масле и конфетами…

— Есть новости от Жюстена?

— Сегодня ночью мне приснилось, что он не вернется.

— Это просто дурной сон.

Манон сделала шаг назад и прислонилась спиной к шкафу.

— Этот сон снится мне каждую ночь. Он должен вернуться через одиннадцать дней. Иногда я представляю себе, что он придет в тот же вечер, а иногда теряю всякую надежду. Меня поминутно бросает то в жар то в холод… И по маме я тоже скучаю. А тут еще куда-то пропал вязаный жилет, который мне Жюстен подарил на годовщину нашего знакомства…

Блейк обнял девушку.

— Вот слушай, сейчас я стану говорить как персонаж книги: решай проблемы по мере их поступления. Как у тебя дела с подготовкой? У тебя же экзамен на носу…

— Через две недели. Одиль считает, что я готова, кроме вопросов по педагогике. Но в любом случае…

Манон замолчала.

— Что в любом случае?

— Через две недели либо Жюстен вернется и у меня будет шанс, либо не вернется, и потому не стоит даже и пробовать.

— А пока тебе надо готовиться.

— Могу я задать вам один вопрос?

— Пожалуйста.

— Вы помните то время, когда вам было двадцать лет?

— Франция и Англия находились в состоянии войны. Мы жили в глинобитных домах. Нищие ели какие-то корешки, а мы спали вместе со свиньями, чтобы не было холодно. Видишь, я помню. Чем я могу тебе помочь?

— Вы тоже во всем сомневались, как и я?

— Жизнь во многом была другой. У нас не было электронных гаджетов, не было такой одежды, развлечений, но сомнения, страхи, плохо скрываемые под маской бывалого всезнайки, — все это было. Я помню надпись на фронтоне римских катакомб, которые я осматривал с родителями. Над грудой черепов и костей было написано: «Я был таким, как ты. Ты будешь таким, как я». Я вышел оттуда в ужасе и на всю жизнь запомнил эту надпись. С тех пор я всегда смотрю на стариков как на прежних детей, а на детей как на будущих взрослых. У каждого свой путь, но все мы проходим через несколько этапов.

— Мне трудно поверить, что вы чего-то боялись…

— Боялся плохо сыграть в футбол, тогда ребята не взяли бы меня в свою команду, боялся, что я некрасив и девочки не станут со мной танцевать, боялся оказаться не таким смелым, как мой отец, чтобы пойти по его стопам, боялся, что женщина, которую я люблю, увлечется другим, боялся не дать людям то, чего они от меня ждут. Я и сейчас боюсь многого…

— Вау… Выходит, это я вас должна утешать?

— Мне достаточно смотреть на тебя. У тебя есть сила и душа. Ты несешь в себе жизнь. Тебе принадлежит будущее. Настал твой черед. Все, чем старик может помочь молодому, это быть честным и говорить ему то немногое, что знает, даже если это уязвляет его гордость. Не забывай, что взрослый — это просто состарившийся ребенок.

55

Воспользовавшись вилкой, Филипп почесал себе голову под широкой марлевой повязкой.

— Как дела с «Графом Монте-Кристо»? — тихо спросил его Блейк.

— Есть трудности, — так же тихо ответил Манье. — Не в смысле чтения, тут он справляется все лучше, а вот с персонажами… Чтобы его заинтересовать, я заменил Бертуччо, слугу, на Юплу.

— У тебя пес — сообщник Эдмона Дантеса? — поперхнулся Блейк.

— Ну да, и теперь ребенок не может понять, как это графу помогает в его мести говорящая собака… И потом, до него с трудом доходит, что его возлюбленная Мерседес — это вовсе не крутая немецкая тачка, и тут, клянусь тебе, некоторые куски становятся прямо-таки чистым сюром, потому что говорящая собака, которая должна передать тайное послание автомобилю в двести лошадиных сил, — это тебе не хухры-мухры…

Янис поднял глаза от листка с примерами, над которыми он корпел. Паренек сидел за столом управляющего, Юпла лежала у его ног. Строгим голосом он сказал двум заговорщикам:

— А в школе, знаете, что делает директор с теми, кто болтает и мешает другим заниматься?

— Просит выйти? — предположил Блейк.

И двое мужчин продолжили разговор на улице, на ветру. На Филиппе был свитер, который ему подарили в складчину на день рождения.

— Ты, я вижу, его не снимаешь, — сказал Блейк, кивнув на свитер.

— Я всегда так. Надевать свитер — это ж целое дело, не подумай чего другого.

— Однако же я видел, когда Одиль протянула тебе пакет…

— Она сама сказала, что это подарок от вас всех.

— И вы оба покраснели. А ты чмокнул ее…

— В ее лице я чмокнул всех, даже тебя и Мадам.

— Ты был в таком состоянии, что и кота бы чмокнул, попадись он тогда тебе под руку. Вы все больше ладите с Одиль.

— Это правда. Но я не строю никаких иллюзий. Я мужлан. Рядом с такой женщиной, как она… Вот ты — со всем другое дело.

И, слегка копируя английский акцент Эндрю, Манье проговорил:

— «Ничто не помешает нам насладиться вкусом»; «После вас, милая леди»; «Вот уж нет, я не стану этого делать»; «Ваша кислая капуста восхитительна»…

— Ты смеешься надо мной?

— По части догадливости ты не уступишь своему соотечественнику Шерлоку…

— Я отношу это на счет твоей контузии.

— Отнеси это на счет моей никчемности. Мне нечем заинтересовать Одиль.

— Значит, ты хотел бы ее заинтересовать?

Манье отвернулся. Блейк не стал допытываться. Мужчины еще немного прошлись, а потом отправились посмотреть, как дела у Яниса. Они не обменялись больше ни словом, только занимались с мальчиком. Филипп пару раз неловко взмахнул руками — такое стало с ним случаться после пресловутой «контузии». Вечером Блейк пришел его проведать. Филипп сидел перед телевизором и глупо смеялся, хотя показывали документальный фильм об угрожающем подъеме уровня моря в Полинезии. Блейк отправил его спать. Филипп покорно пошел. Тем вечером, в отличие от вечера Хэллоуина, Эндрю не пришлось петь ему колыбельную, чтобы он уснул.

56

— Одиль, ну будьте же благоразумны, пожалуйста.

— Бесполезно настаивать. Нет — значит, нет.

Блейк не сдавался:

— Ну не будем же мы подавать блюда без вина, а я не могу его выбрать. Я спускался, но там так всего много!

— Возьмите любое красное. Прекрасно подойдет.

— Я вас не понимаю: вы так тщательно готовите блюда и совершенно пренебрегаете вином.

— Я не вином пренебрегаю, а подвалом.

— Если хотите, я спущусь вместе с вами. Я буду охранять вас от…

— Очень любезно с вашей стороны, но вам не совладать с моими фобиями.