Конан-варвар. Час Дракона - Роберт Ирвин Говард

в один прекрасный день он смог бы стать таким же могучим, как и я.

Он снова рассмеялся.

— А ты, глупое создание, строила козни, желая послать волосатого вождя горцев на покорение Имша! Милая шутка, если бы мне пришло это в голову раньше, я и сам постарался бы, чтобы ты попала к нему в руки. Даже тогда, когда он схватил тебя, ты не отказалась от мысли сделать его своим орудием, намереваясь использовать свои женские чары. Но если не брать во внимание твою глупость, все же ты — женщина, на которую приятно посмотреть. Я намерен держать тебя здесь своей невольницей.

Услышав такие слова, наследница гордых императоров крикнула со стыдом и злостью:

— Не посмеешь!

Издевательский смех стегнул ее, как кнут.

— Король не посмеет растоптать червяка на своей дороге? Глупая, твоя гордость для меня не более чем стебелек на ветру. Я целовал царицу тьмы. Ты видела, как я расправляюсь с теми, кто мне сопротивляется?

Съежившись от страха, девушка стояла на коленях на бархатном покрывале. Свет померк, в комнате потемнело. Лицо колдуна Имша стало ужасным. В его голосе появились повелительные нотки.

— Никогда тебе не покорюсь! — произнесла она с дрожью, но решительно.

— Покоришься, — ответил колдун с жесткой уверенностью. — Страх и боль приучат тебя к покорности. Я буду стегать тебя ужасом и кошмаром до предела твоей выносливости, пока ты не станешь в моих руках словно воск, мягкой и податливой на каждое пожелание. Ты изведаешь страдания, которых не довелось перенести ни одной смертной, пока каждый мой приказ не станет для тебя волей богов. Вначале ты вернешься в свое забытое далекое прошлое, в свои предыдущие воплощения.

При этих словах все вокруг замельтешило перед глазами испуганной Жазмины, волосы на голове встали дыбом, язык примерз к нёбу. Откуда-то долетел глубокий, зловещий удар гонга. Драконы на гобеленах, извергнув голубое пламя, исчезли. Сидящий на подиуме властелин превратился в бесформенную тень. Серый полумрак сменился густой, мягкой, почти осязаемой темнотой, пульсируя странным светом. Жазмина не могла уже разглядеть властелина. Она ничего не видела. Только неясно ощущала, что стены и потолок отдаляются от нее, исчезают.

Потом где-то в темноте появилось пламя, оно то зажигалось, то гасло, как светлячок. Затем увеличилось, посветлело, стало ослепительно белым. Потом вдруг разлетелось дождем искр, которые тем не менее не рассеивали мглы. В комнате все же остался слабый отблеск, позволяющий заметить растущий из каменного пола черный гибкий стебель. На глазах у ошеломленной Жазмины растение распустило широкие листья, и огромные черные одурманивающие цветы склонились над сжавшейся на подиуме девушкой. Черный лотос в мгновение ока вырос из каменной плиты так, как он вырастал в таинственных джунглях Кхитая.

Широкие листья колыхались со зловещим шелестом. Цветы склонялись над Жазминой, словно разумные создания, танцуя на бледных стеблях. Еле различимые на фоне густой, непроницаемой тьмы, они порхали над ней, как гигантские бабочки, непонятным способом давая ощутить свое присутствие. Их одуряющий запах кружил голову, и Жазмина попробовала сползти с подиума, но тут же судорожно прильнула к нему, когда пол наклонился под невероятным углом. Деви с ужасом вскрикнула и судорожно сжала руки, но неведомая сила разжала ее пальцы. Ей казалось, что рассудок помутился, а весь мир рассыпался в прах. В черной ледяной пустыне она была лишь дрожащей былинкой разума, уносимой ветром, который грозил задуть слабое пламя жизни, как дыхание бури гасит горящую свечу.

Потом она ощутила внезапное движение, когда былинка, в которую она превратилась, смешалась с мириадами других, рождая жизнь в болоте первобытной жизни. В созидающих руках Природы она вновь превратилась в мыслящую единицу, медленно кружась по бесконечной спирали своего существования.

Охваченная ужасом, увидела и узнала свои предыдущие воплощения и вновь переживала их. Снова шла по длинной, изнурительной дороге жизни, увлекаемая в забытое прошлое. Вновь, дрожа, сжималась в первобытных джунглях перед началом Времен, догоняемая кровожадными существами. Одетая в шкуры, брела по колено в воде через топкое рисовое поле, сражаясь за драгоценные зерна с птицами. Разрыхляла заостренным колышком неподатливую землю и бесконечно наклонялась над ткацким станком в хижине.

Она видела пылающие города и с криком убегала от убийц. Бежала, нагая и окровавленная, по горячему песку, ее тащили на аркане ловцы рабов, она узнала жгучие прикосновения грубых рук к ее телу, стыд и муку внезапного желания. Она кричала под ударами кнута, стонала, посаженная на кол; сойдя с ума от ужаса, вырывалась от палача, клонящего ее голову на плаху.

Она узнала родовые муки и горечь преданной любви. Перенесла все мучения, обиды и несчастья, которые мужчина причинял женщине на протяжении тысячелетий, перенесла презрение и злобу, которыми женщина может отплатить мужчине. И все время осознавала, кем является, хотя это сознание жгло, как удары кнута. Будучи всеми созданиями, которыми она была в прошлом, она вместе с тем зная, что она — Жазмина. Ни на секунду Деви не забывала, кто она. Являлась одновременно нагой рабыней, согнувшейся под ударами бича, и гордой владычицей Вендии. И страдала она не только как рабыня, но и как Деви Жазмина, чей гордый характер ощущал удары бича, словно прикосновения раскаленного железа.

Одна жизнь срослась с другой в бурлящем хаосе перевоплощений, а каждая следующая несла свое бремя несчастий, стыда и страданий, и так было, пока она не услышала, словно издалека, свой пронзительный крик, словно один долгий крик боли, эхом несущийся сквозь века. Тогда она проснулась на покрытой бархатом постели в темной комнате.

В кошмарной полумгле она вновь увидела подиум и сидящую на нем фигуру в черных одеяниях. Слегка склоненную голову сидящего прикрывал капюшон, а его узкие плечи едва вырисовывались в царящем сумраке. Жазмина не различала деталей, но вид капюшона вместо бархатной шапочки пробудил в ней неясную тревогу. Она напрягла зрение и ощутила странный, перехватывающий дыхание страх: у нее появилось ощущение, что не властитель Имша спокойно сидит поодаль…

Вдруг фигура шевельнулась и встала, поглядывая на нее сверху. Наклонилась и обняла длинными руками, скрытыми широкими рукавами черной тоги. Жазмина с молчаливой яростью сопротивлялась, изумленная и испуганная худобой обнимающих рук. Голова в капюшоне наклонилась к повернутому лицу девушки. Жазмина пронзительно вскрикнула, охваченная ужасом и отвращением. Ее обнимали костлявые руки, а под капюшоном она увидела воплощение смерти и разложения — череп, обтянутый истлевшей, как древний пергамент, кожей.

Жазмина вскрикнула еще раз, потом, когда лязгающие, ощеренные челюсти приблизились к ее устам, потеряла сознание.

9. Замок чернокнижников

Над белыми вершинами Химелии взошло солнце. Группа всадников приостановилась