Коридор - Сергей Каледин

Разросся Вовка так в отца, не в того, который "погиб под Сталинградом", а в настоящего - дзюдоиста из Минска, как уверял теперь Вовка и чему Ромка верил до тех пор, пока Татьяна Ивановна в сердцах, хлопая сына по бесчувственной наглой морде, не вскрыла тайну: "Такой же идиот вырос, борона пустая, как батя твой. Всю жизнь и будешь, как он, в дерьме ковыряться!" предрекая будущую Вовкину специальность сантехника.

Любимое занятие Вовки дома было читать разваливающиеся приключения, которые он выискивал в районных библиотеках. Он сидел в своем подвале в трусах, запивая холодным жидким чаем огромный мягкий батон за двадцать восемь копеек. Перед ним всегда стояла книга. И сам он был огромный, как батон за двадцать восемь: не то чтобы мускулистый или, наоборот, жирноватый, как Ромка; он был какой-то весь белый, литой, с длинными толстыми ровными руками и ногами, без выпуклостей, и очень тяжелый, чуть ли не сто килограммов.

...Пока ободранный о крыжовник Ромка добрел в позоре до Вовкиного подвала, его стошнило еще раз и он очухался.

Вовка, не отрываясь от книги, без энтузиазма выслушал печаль друга. Юлю он, в отличие от Ромки, не любил, так как она его обидела.

Когда Юля впервые появилась, в конце восьмого класса, Вовка кивнул другу: "Такие люди - и без охраны!" - и выставил подальше ногу, чтобы Юля споткнулась. Юля не споткнулась, перешагнула через его копыто в драном тапке и с сожалением поглядела на Вовку, взглядом объясняя ему, какой он идиот. Вовка от удивления склонил башку набок. Юля тем временем дочитала стихотворение "Есть женщины в русских селеньях" красивым, чуть-чуть, правда, гнусавым голосом и выжидательно стояла у стола, изящно облокотившись на него обеими руками, пока Клара выводила ей в дневнике пятерку. Прозвенел звонок. Вовка сорвался с места и мимоходом, как бы нехотя прихватил в свою грязную лапищу маленькую аккуратную грудку новенькой, треугольничком выглядывающую из-под руки. Юля, не поворачивая головы и не меняя позы, звонко шлепнула Вовку по морде, так что у того лязгнули зубы.

- Так тебе и надо, козел,- сказал Ромка в уборной, где они курили.

- Пощупать, что ль, нельзя? - пожал плечами Вовка.- Было бы чего: доска, два соска.- И прогнусил, скорчив морду: - "Есть женщины в русских селеньях..."! А ты чего, Жирный, гулять с ней хочешь? Гуляй, кто тебе мешает, добра-то.

Насчет "доска, два соска" Вовка врал от неудачи. На уроке физкультуры это стало очевидным -у Вовки от изумления вытянулась морда. У Юли кроме фигуры, оказывается, был еще первый разряд по художественной гимнастике. Правда, Вовка не хотел сдаваться без боя и уверял, что у нее разряд получен в Чехословакии, а значит, нашему первому не соответствует...

...Вовка оторвался наконец от книги, морщась повернулся к несчастному другу:

- Ну и чего? Может, у нее кто-нибудь еще кроме тебя есть- он сказал это таким обыденным голосом, что Ромки от тоски заныли внутренности. Он вдруг вспомнил, что - есть: Юля сама рассказывала ему про Сашу Травникова, десятиборца из одиннадцатого класса соседней школы.

- Есть,- кивнул он, неожиданно осознав весь ужас.- Но она говорила, что я тоже ей нравлюсь. Она просто не знает, кого из нас выбрать. Она будет решать, она еще не решила...

- А чего решать-то, кильки будешь? - Вовка сосредоточенно ел каспийскую кильку, обдирая с нее кожу.- Сто вторая, пункт "Д": с садизмом,бормотал он, выуживая из кильки нежный скелет.- Травников?..

Ромка молча кивнул. Сейчас он лихорадочно вспоминал, что в таких случаях делают герои Ремарка, но мысли путались. Сейчас он думал, как будет жить дальше, если Юля все-таки предпочтет Травникова. Юля была красавица. У нее никогда не сбивались швы на чулках - всегда строго по центру длинных стройных ножек с играющими при ходьбе тренированными икрами; у нее красивый голос, прозрачная перепонка между передними зубами, которую Вовка по злобе называл "переносицей во рту", маленькие сильные руки, усеянные от кисти до локтя нежными девичьими цыпками. Даже когда она потела, очень приятно пахла. Уступить такую красавицу Травникову?

- Вован, чего делать-то? - проблеял Ромка.

- Дыню отбить - и дело с концом. Чтоб больше к ней не лез. Только ты слышь, Жирный, ты сам к нему надерись первый, а то я надираться не умею совсем. Слышь! А ты Пимену напиши за меня, у него день рождения, поздравить надо, а чего писать - не знаю... Напишешь? Только ты первый надерись, ага?

- А он при чем? - мучаясь от собственной совестливости, пробубнил Ромка.- Он-то при чем? Ты дурак, что ль!

- Ему помочь хочешь, а он корячится еще!..- обиделся Вовка, утыкаясь в книгу.- Пимену напишешь?

Вовка хотел работать в уголовном розыске. Большей частью он хотел сам ловить бандитов, но иногда планы его вдруг менялись - и он, с завистью вспоминая сидящего в колонии усиленного режима Пимена, решал идти по его пути и ускользать от уголовного розыска. Пока Вовка читал книги и выбирал будущее.

За несколько дней до отъезда на Кавказ Ромка шел к Синяку в подвал обговаривать детали. В последнее время Юля была к Ромке благосклонна. В разговорах ее часто проскальзывала фамилия Травникова, но произносила она ее без удовольствия. Ромка, хоть и изнывал от желания узнать, какие у нее в настоящее время отношения со вторым ухажером, по-мужски пересиливал себя, молчал. Время от времени Юля разрешала себя целовать, только недолго и аккуратно, чтобы не помять высокую прическу. Но все время чувствовалось, что думает она о чем-то постороннем, о другом. Ромка уже окончательно решил настичь ее на Кавказе, но Юле об этом не говорил.

...Ромка шел к Синяку. И метрах в десяти от подвала Синяка он обомлел: навстречу ему шел Травников с товарищем, таким же высоким и здоровым, как и сам Травников. А между ними шла... не Юля, а совсем другая девушка, очень красивая. Это значит, что Травников изменял Юле, и поэтому Юля была последнее время такой грустной.

У Ромки от жалости к Юле сжалось сердце, он не мог оторвать глаз от двигающейся на него измены. Трое прошли мимо, ушли вниз по Басманному, потом остановились. Девушка так и осталась стоять, а Травников с товарищем, не торопясь, подошли к остолбеневшему Ромке, и Травников, а затем и второй по разу ударили его по физиономии: с одной стороны и с другой. Ударили лениво, как бы нехотя, без слов и возбуждения, даже немножко с улыбкой, и медленно пошли вниз к девушке. Ромка щупал физиономию, удерживая трясучку в ногах.

И тут из подвала вылетело огромное усатое существо в просторном халате Татьяны Ивановны. Халат распахнулся: Вовка был в длинных синих трусах. Он летел, шаркая по мокрому асфальту спадающими тапочками.

Вовка подбежал к Ромке, похлопал его по плечу и побежал дальше вниз. Один тапок по дороге слетел, и к Травникову он подбежал уже наполовину босой, на ходу прихватив халат поясом, чтоб не мешал.

- Этот? - весело крикнул он Ромйе, положив бревно-подобную руку на плечо Травникова.

- Ага! - визгливым голосом откликнулся Ромка. Травников упал.

- Следующий, кричит заведующий! - заорал весело Вовка, придерживая второго парня.- Этого мочить?

Пока Ромка кивал и кричал, что "да", перекрикивая верещанье девушки, второй парень красиво ударил Вовку под дых. Вовка опешил, немного накренился вперед, парень так же красиво вторым ударом по зубам, как в кино, выпрямил его в исходное положение.

Вовка затряс башкой, продыхнул задержавшийся от удара воздух, разбрызгивая кровавые сопли, еще дыхнул, поймал парня за ускользающие уши двумя руками и, придерживая, чтобы не дрыгался, боднул его патлатой башкой в окаменевшее от ужаса лицо. Затем громко высморкался, нагнулся к чистой луже в выбоине мостовой и помыл физиономию.

Травников, поддерживаемый девушкой, спотыкаясь, брел по Басманному, второй помыкивал на тротуаре. Вовка озирался по сторонам - искал потерянный тапок. Ромка поднял тапок, запрудивший возле бордюра ручеек от недавнего дождя, подал другу.

Вовка вбил ногу в тапок, на секунду задумался, все ли в порядке.

- Бубен выпишу! Бабаху отоварю!..- запоздало заорал он вслед недобитому Травникову.- Макитру раздолблю!..

- Да хватит тебе,- с завистью вздохнул Ромка.

Накануне отъезда Ромка, превозмогая стыд, пошел на улицу Горького в косметический кабинет, где ему сделали чистку лица, то есть, распарив физиономию в трубе с горячим паром, выдавили все угри, мешающие свиданию. В конце процедуры очищенное лицо намазали белым застывающим месивом, которое через двадцать минут косметичка соскребла специальным скребком. "Ну что ж, сегодня у нас значительно лучше",- сказала косметичка, хотя Ромка был здесь впервые. В последнюю ночь Ромка спал с сеточкой на голове, чтобы волосы завтра загибались назад, как у недавно погибшего польского киноактера Збигнева Цибульского в фильме "Поезд", который Ромка недавно смотрел вместе с Юлей. Цибульский очень нравился Юле, хотя и был немного полноват, что успокаивало Ромку. Темные очки, как у Цибульского, Ромка купил в табачном ларьке, рубашку с погонами и карманами на груди, как у Цибульского, недавно прислала с Сахалина мать.