Сборник статей и интервью 2006г. - Борис Кагарлицкий

Технически выход к морю и у новгородцев был. Но хорошей гавани на берегах Невы не было, места были гиблые, болотистые. Даже в XVIII веке, когда Петр Великий, пользуясь уже совершенно другими технологиями, построил здесь Петербург, наладить нормальную жизнь и торговлю долго не удавалось. А петербургский порт, несмотря на огромные усилия царей, проигрывал Риге.

Немцы и датчане стремительно заняли все удобные места, возведя там не только портовые сооружения, но и крепкие каменные крепости. Теперь самостоятельная торговля новгородцев на Балтике теряла всякий смысл. Можно было только вести товар речными ладьями до Ревеля, Нарвы, шведского Выборга или, в лучшем случае - Риги и сдавать немецким перекупщикам. Им доставались и основные прибыли от продажи товара на Западе.

Тем не менее остававшаяся в руках новгородцев территория в устье Невы сохраняла и для русских, и для немцев стратегическое значение. Тот, кто контролировал это место, мог контролировать и судоходство. Можно было бы брать пошлину с каждого проходящего русского или немецкого судна (о чем с гордостью сообщал своему парламенту Густав II Адольф, когда 400 лет спустя все-таки установил шведскую власть на этой территории).

Это прекрасно понимали и немцы, и русские. Любопытно, что Нестеренко буквально проходит мимо разгадки, когда восторженно рассказывает про то, что шведы обещали немцам сохранить свободную торговлю на Балтике. Только приводит он это в качестве доказательства шведского миролюбия. Хотя вся дальнейшая история шведской империи показывает, что дело обстояло совершенно наоборот. Если бы немецкие купцы не сознавали нависшей угрозы, они не стали бы требовать у шведских правителей гарантий.

Вот почему незначительные по масштабу стычки, которые здесь происходили неоднократно, заняли в летописях достойное место, не пропорционально масштабам боевых действий.

Невское “сражение” 1240 года произошло в тот момент, когда шведы высадили небольшой отряд, который либо строил на берегу Невы военно-торговый опорный пункт, либо всего лишь разведывал место для такого строительства. Это была привычная шведская тактика - построив замок, передвинуть на несколько километров фактическую границу и получить контроль над стратегически важной местностью. Точно так шведы, соорудив замок Саванлинна, вытеснили новгородцев в XV веке из Западной Карелии. Уже после Невской битвы шведы в тех же местах все-таки сумели построить форт - Ландскрону. Но его все равно срыли до основания новгородцы. В случае с Александром все произошло еще быстрее. Княжеская дружина напала на шведский отряд и прогнала его из лагеря еще до того, как он успел что-то построить.

Как справедливо замечает Нестеренко, позднейшие русские и советские историки не могли объяснить, почему шведы вместо того, чтобы идти на Новгород, стояли на месте. Но сам толком объяснить этого тоже не может, ограничиваясь замечанием, что здесь была стоянка шведских купцов. Напомним, однако, что аналогичная немецкая торговая стоянка незадолго до того превратилась в крепость и порт Ригу.

Шведы стояли на месте потому, что идти им было некуда и незачем. Никто не собирался завоевывать ни Новгород, ни тем более Русь. Но если бы Александр не проявил бдительность и дал шведам закрепиться, убытки как Новгорода, так и немецких купцов были бы значительными. Именно поэтому малозначительный в военном отношении эпизод на Неве воспринимается новгородской хроникой как важная победа. А это, в свою очередь, заставляет преувеличить и масштабы битвы. Средневековое сознание не могло признать Александра героем просто за зоркую охрану государственной границы. Требовалось что-то более весомое.

Не удивительно и молчание шведских хроник. Все-таки речь не идет о серьезном поражении. Никто из видных военачальников в стычке не участвовал. Да и завершилась она не разгромом, а организованным отступлением. Шведы прощупали русскую границу, обнаружили, что она хорошо охраняется, и отошли. Тактическая операция, не получившая стратегического развития.

Точно так же и в борьбе с немцами главная заслуга Александра состояла не в разгроме ордена во время Ледового побоища, а в том, что, вытеснив орденский гарнизон из Пскова и сменив администрацию княжества, он установил окончательную линию границы, которая, несмотря на все последующие столкновения, просуществовала вплоть до Смуты XVII века. Причем самым главным достижением было даже не освобождение Пскова, не слишком активно оборонявшегося, а уничтожение крепости Копорье на подступах к Неве. В XVII веке Копорье вошло в систему крепостей, прикрывавших все тот же выход из Невы в Балтику. Целью военных действий во всех случаях было обеспечение свободы для новгородского судоходства на Неве. В этой борьбе Новгород действительно защищался. Только не от захватчиков, а от конкурентов. И князь Александр оказал торговому городу очень важные услуги. Только отстоял он не независимость Руси, а доходы новгородского купечества.

Для воинов Средних веков, впрочем, причина войны была не так важна, как слава. А для завоевания славы масштабы выигранных им сражений были явно недостаточны, так что пришлось преувеличивать численность врагов и размах битв. Чем, впрочем, грешили все военные историки и репортеры от Античности до нашего времени. Для Нового времени с его национальной идеей воинской славы - добытой даже в крупном сражении - было уже недостаточно. Так пограничный торговый конфликт превратился в защиту страны от вражеского нашествия, борьба за свободу торговли - в битву за независимость родины. Хотя независимость к середине XIII века как раз и была утрачена. На Руси господствовали татары, а герой всех российских патриотов, святой князь Александр, был их верным слугой.

1 Вообще любопытно, что центры цивилизации гибнут от варварских набегов лишь в том случае, если уже до того находятся в упадке. В противном случае они либо успешно отбиваются от варваров (используя преимущество в технике и организации), либо быстро восстанавливаются, “побеждая победителей” за счет культурного превосходства. Точно так же печенеги, а затем половцы постепенно перешли от набегов к защите внешних рубежей Руси.

Опубликовано в журнале: «Критическая Масса» 2006, №4

ЕГЭ ВМЕСТО ИСТОРИИ

Как для кого, а для меня главной новостью прошлой недели стало решение об отмене вступительных экзаменов по истории в высших учебных заведениях страны. Причем особенно потрясло то, что серьезной общественной реакции не последовало.

Мы бурно обсуждаем выборы на Украине, спорим о политической сущности режима Лукашенко в Белоруссии, а важнейшего события, происходящего в собственной стране, просто не замечаем. Между тем речь идет о самом серьезном ударе по гуманитарному образованию со времен сталинских чисток.

Решение о замене для абитуриентов вузов экзамена тестом ЕГЭ было объявлено в четверг руководителем пресс-службы Департамента образования Москвы Александром Гавриловым. Отныне «предмет «история» будет приниматься только в форме ЕГЭ. В случае если поступающий пришел не сразу после школы или приехал из региона, где единый госэкзамен еще не внедрен, ему будут предоставлены специальные условия для сдачи ЕГЭ по истории».

Сопротивляется только Московский государственный университет. Его ректор Виктор Садовничий мрачно констатировал, что «результатов ЕГЭ недостаточно для поступления в главный вуз страны». Остальные, видимо, уже смирились.

«Cистема тестов, вводимая вместо традиционных экзаменационных вопросов, является совершенно губительной для образования»Между тем уже на протяжении нескольких лет и учителя, и университетские преподаватели безуспешно доказывают чиновникам, что система тестов, вводимая вместо традиционных экзаменационных вопросов, является совершенно губительной для образования.

Разумеется, система единого государственного экзамена, вошедшего в нашу жизнь под аббревиатурой «ЕГЭ», предложена чиновниками из самых лучших побуждений. Во всяком случае, они так говорят. Она должна выравнять шансы молодых людей из провинциальных школ с московскими учениками, стандартизировать требования и упростить процедуру поступления в университеты. Проблема лишь в том, что достигается это за счет резкого ухудшения качества образования по всей системе. Последние станут первыми не потому, что поднимутся до их уровня, а потому, что общий уровень опустится до неприличия.

Система тестирования, типичная для американских колледжей, давно является предметом насмешек в Европе и даже в США. Именно эту систему традиционно считают одной из причин того, что уровень американского массового образования оставляет желать лучшего (несколько элитных университетов не в счет). Именно его слабость является одной из причин того, что Соединенные Штаты постоянно нуждаются в притоке специалистов из других стран (от Западной Европы и бывших советских республик до Индии), где обучение студентов основано на иных принципах. В отличие от Америки, мы, обрушив собственную систему подготовки специалистов, вряд ли можем рассчитывать на массовый импорт мозгов. Да и экспортировать скоро станет некого.