Хан с лицом странника - Вячеслав Софронов

— Говори, — кивнул он головой, — только про отвары свои забудь.

— Хану молодой отвар нужен. Правильно хан вчера сказал, что не дите. Мужчина! Ох, какой мужчина! Была бы Бибига молодой девкой, то смогла бы ему помочь, — глаза старухи неожиданно блеснули при этих словах и все лицо озарилось мечтательной улыбкой, — а так, хан сам может любую выбрать. Вон их, сколько кругом! И всякая рада будет к нему в шатер войти, до утра остаться с таким мужчиной. Ай, какой красавец мужчина!

— Пошла вон, старая, — крикнул Кучум и запустил в нее сапогом, пытаясь скрыть смущение, которое вызвали у него слова знахарки.

— Пусть хан помнит слова старой Бибиги, — стремительно выскакивая из шатра, крикнула она, — то лучшее лекарство… — И отвратительно захихикала, оказавшись снаружи.

Старухины слова он вспомнил после обеда, когда зашел в шатер Самбулы, носившей в себе уже третьего ребенка. Она сидела на подушках в окружении женщин, занятых шитьем. Увидев вошедшего мужа, попробовала встать, но застонала, придерживая руками выступающий из-под халата живот. Капельки пота поблескивали на бледном круглом лице, и Кучум подбежал, чтоб помочь, испытывая острую жалость к ее страданиям.

— Скоро уже? — спросил шепотом, глянув на сидевших вокруг женщин.

Самбула сделала знак, чтобы женщины вышли, и только после этого тихо заговорила:

— Видно, скоро. Сам наружу просится. Послушай… — И потянула его левую руку к животу.

Но Кучум отдернул руку, словно испугался чего и отошел, присев на подушку.

— Ты ведь знаешь, не люблю я этого. Вот родишь, тогда возьму на руки. А сейчас зачем ему мешать, беспокоить? Сын будет?

— Сын… — Самбула как-то сжалась, опустив низко голову.

— Чего же в том, году дочку родила? Мне много сыновей нужно, чтобы было кому все оставить. Поняла? А то придется еще одну жену взять. Если и на этот раз девочку родишь, то точно, возьму молодую девку.

— Бери, — покорно отозвалась Самбула, не поднимая головы, — тебе видней. Видно, я плохая жена…

— Хватит плакаться. Вон, какого богатыря родила. А? Знаешь, как я рад был? Но мне десятерых таких надо, как наш сын Алей.

— Эта девочка будет, — неожиданно уверенно проговорила Самбула. — Женись. Но и та, другая, десятерых не родит. Мальчики реже родятся. Я не виновата… — И она тихонько, почти беззвучно заплакала, торопливо вытирая слезинки краешком платка.

— Тьфу, на вас! — Кучум резко поднялся. — Только выть и умеете! — И торопливо пошел из шатра.

Женщины никуда не уходили, они стояли тут же у входа, опустив глаза в землю. Широко шагая, он промчался мимо со злостью посмотрев на них, опять не понимая, почему он злится, почему не по душе слова Самбулы. Ведь на то воля Аллаха, что дочь родилась после Алея. На все воля Аллаха…

Навстречу ему попалась привезенная послами пленница, о которой он совсем забыл за ежедневными хлопотами. Девушка несла воду с реки, придерживая двумя руками кувшин. Ее босые ноги мягко ступали в белесую пыль на мгновение показываясь из-под длинного грубой работы платья. Кучум остановился, ожидая пока девушка подойдет, ждал, что она остановится и поклонится, как это делали женщины городка при встрече с ним. Но она, опустив глаза и делая вид, будто не заметила хана, не спеша и не сбавляя шага прошествовала мимо. Ее плавная походка и едва заметно покачивающиеся бедра, длинная, чуть тронутая загаром шея, делали девушку похожей на журавля, что столь же неторопливо вышагивает по болоту.

— Эй, — крикнул он, вспоминая ее имя, — почему не приветствуешь своего хозяина? — но слова его повисли в воздухе. Девушка не остановилась, то ли не расслышав, то ли не поняв его слов.

"Как же ее зовут?" — подумал он, но так и не припомнив, пошел дальше. Хан наткнулся на улыбчивого Тураша, который еще издали начал улыбаться и кланяться, увидев хана.

— Когда на охоту едем? — спросил, почтительно отступая и не переставая кланяться, Тураш.

— Скоро, скоро, — ответил Кучум, продолжая думать о чем-то своем, — а ты, случаем, не знаешь, как русскую девку зовут?

— Как не знать? Тураш все должен знать. На то и охотник. Хан сам говорил: смотри, слушай, запоминай…

— Так говори, — Кучум недобро посмотрел на него, выставив вперед подбородок, пощелкивая пальцами, — чего тянешь?!

— Сейчас, хан, сейчас, — Тураш запустил грязную пятерню под шапку, сдвинув ее на ухо, — очень трудное имя у девки. Как всех лошадей у хана зовут — помню, как соколов моих зовут — тоже помню, а как девку ту зовут — тоже помнил, но имя такое… Да и зачем мне помнить, как ханскую невольницу зовут? — неожиданно закончил он, лукаво улыбаясь. — Хан проверить решил, верно, да? А потом скажет: "Почему Тураш знает, как имя моей девки? Надо последить за ним!" Точно говорю? Угадал? Турашу других девок хватает. Зачем ему ханская девка…

— Дурак! — и Кучум сгоряча двинул в улыбчивое лицо, сбив шапку на землю. — Пойди и узнай, как ее зовут.

— Раз надо — узнаю, — испуганно залепетал Тураш, и подхватив с земли шапку, со всех ног кинулся за невольницей, которая уже скрылась из вида.

Кучум в очередной раз, не находя причины выпиравшей из него злости, направился к своему шатру, думая, что действительно неплохо бы отправиться вечером на утиную охоту. Благо молодая птица уже встает на крыло и ловчим соколам не придется долго искать добычу, и твердо решил сегодня же, не мешкая, отправиться на ближайшее озеро и там заночевать.

У шатра его дожидался брадобрей Халик, который являлся к нему каждое утро. Но сегодня Кучум совсем забыл о нем, еще не придя в себя после тяжелого сна. Коротышка держал на коленях медный тазик, поблескивающий на солнце, и о чем-то беседовал со стражниками. Увидев приближающегося хана, он захлопал в пухлые ладоши и громко закричал:

— О, мой хан! Как я скучал без тебя! И солнце не так ярко светит для бедного Халика. Почему хан не улыбается и не зовет его к себе? Или я обидел чем моего хана? Пусть тогда хан возьмет мою острую бритву и отрежет мне ухо, но только простит меня и снова начнет улыбаться.

— Я твой длинный язык отрежу! Болтаешь, как баба, — раздраженно проворчал Кучум, проходя в шатер.

Халик вкатился следом за ним, не переставая щебетать.

— Что пользы хану от моего непутевого языка? Кто тогда скажет ему правду? Кто утешит в тяжелый день? А что я болтаю как баба, так тут он опять прав. Мужчина тот, кто имеет жену и детей. А у бедного Халика нет жены и, верно, никогда не будет. Кому я нужен такой? — не переставая сыпать словами, брадобрей меж тем суетился вокруг усевшегося на подушки Кучума. Помог снять ему сапоги, халат и, разложив свои инструменты, юркнул вон из шатра. Через несколько секунд он вернулся, бережно неся в тазике горячую воду. Не успел Халик приступить к бритью, как в шатер просунулась голова улыбающегося Тураша, и он громко прошептал:

— Ана! — выразительно вращая при этом глазами.

— Что? — не понял Кучум.

— Ана, — повторил тот. И произнес по складам — Ана. Девку так зовут.

— А-а-а, — равнодушно протянул Кучум, уже забыв данное тому поручение, — иди, готовься к охоте. Прямо сейчас и поедем. Сам реши, на какое озеро ехать.

— Ага! — глаза Тураша радостно сверкнули, и он исчез.

— Дурак он, твой Тураш, неожиданно спокойно и без обычных своих ужимок произнес Халик, — неправильно сказал имя русской девки.

— Что? — удивился Кучум не столько тому, что коротышка знает имя невольницы, а скорее серьезности его тона. — Как, говоришь, имя ее?

— Анна, — так же спокойно ответил брадобрей, орудуя маленькими щипчиками над ханской головой, — нас же с ней вместе везли, вот и узнал ее имя. Она хорошая девушка.

— А ты, случаем, не влюбился в нее? — усмехнулся Кучум и внимательно поглядел в глаза Халику.

— Разве я могу любить такую девушку? — с горечью произнес брадобрей. — К тому же она твоя невольница.

— Хочешь, подарю?

— Зачем хан так шутит?

— А…вот ты и выдал себя. Ладно. Прикажу поместить вас в один шатер с этой… как ее… Анной. То-то потеха будет!

— Хан не сделает этого, а то… а то…

— Что? Что ты можешь сделать? Сбежишь вместе с ней? Отвечай! Отвечай, когда тебя спрашивает твой хан!

— Я убью… себя, — с трудом выговаривая слова, ответил тот.

— Вот так-то. Помни о своих словах. И если дальше будешь досаждать мне своими шуточками, то жить тебе с ней в одном шатре. Иди. — Кучум оттолкнул от себя сникшего, униженного Халика и, тяжело переводя дыхание, крикнул ему вслед:

— И готовься ехать сегодня на охоту. Будешь у меня вместо пса уток таскать.

Немного успокоившись, он велел охраннику позвать юз-башу. Когда тот вошел, коротко сообщил о предстоящей охоте и приказал отрядить с ним не более десятка человек и, помедлив, добавил:

— Подготовь лошадей: одну для Халика-коротышки, а вторую… для женщины. Иди.