Божий молот - Грег Бир

— Понятное дело.

— Настоящие патриоты, знаете ли, не то что вы или я.

На лице Шварца проступила обида и, одновременно, выражение согласия с собеседником. Он то ли кивнул, то ли покачал головой и встал.

— Ладно, Дэвид. Но мы в какой-то степени несём ответственность за Белый Дом. Где альтернатива? Кто займёт его место? Вице-президент?

Роттерджек иронично фыркнул.

— Вот-вот, — заметил Шварц. — Артур, если я добьюсь для вас приёма, если я вцеплюсь в президента — сможете ли вы вытащить сюда Файнмана, чтобы вы все постарались… Ну, вы понимаете… Сделать то, что не смогли мы?

— Только в том случае, если Крокермен примет Файнмана сразу и если медики не будут против.

— Он так плох? — спросил Роттерджек.

— Он проходит курс лечения. Cложный курс.

— Почему вы не нашли… Впрочем, неважно, — замялся Роттерджек.

— Файнман лучше всех, — ответил Артур на этот полувопрос.

Роттерджек мрачно кивнул.

— Мы попытаемся, — сказал Гордон.

Артур пробирался в Даллесе сквозь толпу, засунув руки в карманы пиджака, висевшего на нём, как на вешалке. Он отлично понимал, что похож на пугало. За последние две недели он похудел на десять фунтов. Гордон не мог себе этого позволить, но беда в том, что он почти перестал ощущать голод.

На табло с расписанием полётов он выяснил, что до приземления самолёта Харри осталось полчаса. У него появился выбор: заставить себя съесть бутерброд или позвонить домой.

Артур всё ещё пытался вспомнить лицо жены. Он мог бы нарисовать её нос, глаза, губы, лоб, руки, он видел её шею, мягкий тёплый белый живот и грудь цвета утреннего тумана, нити чёрных густых волос. Он не забыл нежный неповторимый аромат её кожи, напоминающий запах хлеба. Но он утратил воспоминание о лице.

Поэтому его не покидало ощущение одиночества. Поэтому его так мучала разлука. Артуру уже стало казаться, что он провёл в конторах и на заседаниях многие годы. Нереальными представлялись ему кабинеты, нереальной — группа людей, толкующих о судьбах Земли. И конечно, малореальным он находил окружение президента.

Настоящая жизнь осталась в прошлом — у реки, в спальне и кухне их дома, но, прежде всего, под кронами деревьев, шелестящими в порывах ветра, и в мелодичном журчании воды. Там, в этом месте, он всегда ощущал связь с семьёй, мог чувствовать себя в уединении, но не в одиночестве, вне поля зрения жены и сына, но вблизи от них. Если смерть неизбежна, не случится ли так, что Артур не сможет разделить с семьёй последние часы и окажется вдалеке от неё, выполняя особые поручения?..

Аэропорт, как всегда, был переполнен. Большая группа японцев, старавшихся держаться вместе, миновала Артура. Он испытывал к японцам особенную любовь — большую, чем к индоевропейцам. Японцы отличались неистребимым стремлением к добрым взаимоотношениям. Он обошёл группу и чуть не столкнулся с немецкой семьёй — женой, мужем и двумя дочерьми, изучающими посадочные талоны.

И лицо Харри он тоже не мог вспомнить.

Открытая телефонная кабинка, местами покрытая вздувшимся пластиком, отвлекла его от размышлений. Аппарат принял кредитную карточку и поблагодарил немолодым приветливым женским голосом, говорящим менторским, но не слишком суровым тоном. Искусственный голос.

В трубке раздалось шесть гудков, пока Артур не припомнил, что Франсин предупреждала его накануне о том, что поведёт Марти к дантисту.

Артур повесил трубку и пересёк зал, направляясь в буфет. Он заказал бутерброд с копчёной индейкой и колу. Двадцать пять минут. Усевшись на высокий табурет за небольшим столиком, он запихнул в себя всю порцию.

Хлеб. Майонез. Вкус дичи под запёкшейся коркой. Сытно, но не то, что надо. Он скривился и отправил в рот последний кусочек хлеба.

На миг — не дольше — он ощутил слабый приступ отчаяния, и его воля дрогнула. Просто сдаться, отказаться от действия, раскрыть объятия мраку, забыть о долге перед страной, женой и сыном, перед собой, закончить партию — что ещё оставалось делать в этой игре? Убрать свои фигуры с шахматной доски или наблюдать за тем, как противник сметает их? Потом можно будет начать новую битву. А пока надо отдохнуть. Но — странное дело — отчаяние отступило, а мужество и сила вернулись, как только он понял, что если и впрямь у него не останется ни пешки, то уже ничто не помешает отдыху; тогда-то и наступит конец. Забавно устроен мозг.

В четверть второго он уже стоял бок о бок с другими встречающими. Двустворчатая раскрытая дверь выплеснула в зал группу бизнесменов в элегантных костюмах строгих тонов, отливавших необычным голубым оттенком, который был в моде и который напоминал Франсин павлиний глаз; троих детей, державших друг друга за руки, за ними женщину в чёрной юбке, закрывавшей колени, и белоснежной блузке, а потом Харри с кожаным чемоданом в руке. Друг выглядел похудевшим, постаревшим и усталым.

— Хорошо, — сказал Харри после того, как они обнялись. — В твоём распоряжении сорок восемь часов, а потом доктор будет ждать, чтобы всадить в меня ещё множество иголок. Боже! Ты выглядишь не лучше меня.

Выезжая из гаража в небольшом правительственном автомобиле, Артур успел изложить Файнману обстоятельства предстоящей встречи с президентом.

— Шварц урвал полчаса из расписания Крокермена. Оно составлено чрезвычайно плотно. Президент, как предполагается, будет сегодня вечером в Нью-Хэмпшире — последний виток предвыборной кампании. Тридцать минут Хикс и я проведём с ним в Овальном кабинете, и никто нам не помешает. Мы должны сделать всё возможное, чтобы убедить его в том, что он ошибается.

— А если все безуспешно? — спросил Харри. Его глаза уже не были карими, как прежде, скорее — почти бесцветными.

Артур пожал плечами.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не так плохо, как можно предположить, глядя на меня.

— Я рад, — сказал Артур, стараясь проглотить подступивший к горлу ком. Он чуть улыбнулся Харри. — Сколько ты весишь?

Машина выехала на шоссе. Сквозь тучи пробивались солнечные лучи. Начинался снегопад.

— Я снова в полной боевой готовности и вешу столько, сколько в Университете в день выпуска.

— Каковы медицинские прогнозы?

Харри скрестил руки на груди.

— Врачи не потеряли надежду.

Артур оглядел друга со всех сторон.

— На тебе парик?

— Правильно, — подтвердил Файнман. — Ну, хватит обсуждать всякую дрянь. Расскажи об Орманди.

Широкие двери Овального кабинета распахнулись. На пороге стояли трое. Шварц кивнул им. Артур узнал председателей комиссий по ценным бумагам и биржевой деятельности, а также министра финансов.

— Срочное совещание, — пробормотал Шварц, когда те вышли.

Хикс вопросительно взглянул на него.

— Они решают проблемы применения части I Банковского законодательства на случай чрезвычайного положения и части 19 а акта о госбезопасности и биржевой деятельности.

— А точнее?

— Временное закрытие банков и бирж, — пояснил Шварц. — Если президент сделает заявление о пришельцах.

К дверям подошла секретарша президента Нэнси Конгдон и улыбнулась ожидающим в приёмной.

— Ещё пару минут, Ирвин, — сказала она, тихо закрывая за собой дверные створки.

— Не хотите сесть? — спросил Шварц Файнмана.

Тот спокойно покачал головой, успев привыкнуть к заботливому вниманию. Он принимает это не просто с достоинством — с апломбом, подумал Шварц.

Нэнси открыла дверь и пригласила всех войти.

Миссис Хемптон изменила убранство президентского кабинета, завесив три окна позади витиевато инкрустированного большого стола белыми шторами и украсив одну из стен новым овальным ковром. Комната показалась вошедшим светлой, наполненной свежей зеленью и атмосферой весны, вопреки серым зимним облакам, видневшимся снаружи. За окном Артур заметил розовый сад, кое-где покрытый снегом. В последний раз он был в Овальном кабинете полтора года назад.

Крокермен сидел за викторианским столом, просматривая бумаги в коричневых папках. Некоторые из папок, помеченные аббревиатурой ДИРНСА — Директор, Управление Национальной Безопасности, — Артур узнал. Другие, видимо, поступили от министра финансов и из комиссии по ценным бумагам и биржевой деятельности.

Он не похож на человека, зажатого в угол. Он работает и знает, что делает. Он остался президентом.

— Привет, Ирвин, Артур. — Крокермен встал и протянул им руку через стол. — Тревор, Харри. — Он показал на четыре стула с кожаными сиденьями и плетёными спинками, расставленные перед столом. Обращаясь к Хиксу, он добавил. — Сара предупреждала о вашем визите.

— Я думаю, мы все в одной упряжке, господин президент, — сказал Шварц.

— Вы чувствуете себя в состоянии присоединиться к нам, Харри? — заботливо спросил Крокермен.

— Да, господин президент, — вежливо ответил Файнман. — Я превращусь в подопытного кролика только послезавтра.

— Вы нужны нам здесь, Харри, — искренне сказал президент. — Мы не можем потерять вас.